Кирпичи 2.0 - Сугралинов Данияр - Страница 46

• Предыдущая
• 46/62
• Следующая

В такие моменты спорить с ним бесполезно, потому что он не слушал, а только орал все громче. Лицо багровое, глаза навыкате. Я свернул бумаги, спрятал в карман, дождался, пока он выговорится, припоминая мне все мои «залеты», и встал из-за стола:

– Развели любимчиков, Михаил Степанович. Смотрите: сегодня меня подставляют, завтра вас подсидят. Вы бы аккуратнее, Михаил Степанович, креслице-то уже шатается.

Степаныч схватился за сердце, стал шуровать рукой в ящике стола, нашел таблетки и закинул в рот. Некоторое время собирался с силами, а потом проревел:

– Вон! Чтобы духу…

Я вышел, спиной ощущая грохот, вибрации стен и негативные эманации.

Об увольнении Степаныч не сказал ни слова, а значит, уже успел обсудить этот вопрос с главным, и тот наложил вето. Может, временно, до сдачи проектов, а пока решили не говорить мне, чтобы я не запорол им отношения с заказчиками?

Идея поездки с Ксюшей в Европу накрывалась медным тазом. Надо было что-то делать, и я решил идти к Кацюбе – рассказать свою версию того, что произошло на корпоративе, и, если он будет в настроении, попросить о займе. Я переписал заявления на его имя и поднялся к нему.

В приемной сидели Рита и главный редактор одной из наших газет Пашка Банников. В руках у него были макеты сверстанной газеты.

– Занят? – спросил я Риту, глазами показывая на кабинет шефа.

– У него люди. И будешь после Банникова, – холодно ответила Рита.

– Будешь после меня, Резвей, – подтвердил Пашка.

– Как дела в редакции? – спросил я Пашку, с которым давно не общался.

– Пописываем помаленьку, – ответил он. – Во! А хочешь, пока ждем, я тебе рассказец зачитаю, прислали вот в редакцию, до сих пор под впечатлением!

Я не успел ответить, как он продекламировал: «Глеб Речной. Настенька».

Рита спряталась за монитор, но я видел ее подрагивающие плечи – она сдавленно смеялась. Видимо, это не первая декламация «Настеньки». Пашка прокашлялся и начал читать: «Родилась ли я в любви?..»

Закончив трогательный рассказ, он перешел к повести некоего писателя-почвенника Алексея Сергеенка «Километр земли». Но тут из кабинета прошествовали какие-то люди, а следом проводить их вышел сам шеф. Они обменялись любезностями, попрощались, после чего Кацюба глянул на нас с Банниковым и вернулся к себе.

– Банников, заходите, – сказала Рита.

Пашка зашел к шефу.

Рита что-то печатала. Я подошел к ней:

– Как дела, Рит?

Рита отвлеклась от работы, посмотрела мне в глаза и спросила:

– Нормально. Тебе чего?

– Мне – ничего. Просто мне неприятно знать, что ты до сих пор винишь меня в том, чего я не делал. Так же как неприятно, что Степаныч винит меня в драке с Панченко, хотя именно он начал, причем ударил сзади.

– Зачем ты мне это рассказываешь? Мне это совершенно неинтересно.

– Рит, я тебе даю честное слово. Даю его тебе, потому что ты – одна из немногих в этой компании, кто ко мне относился хорошо. Честное слово, я никому не говорил, что у нас что-то было. Эти уроды…

– Я тебе не судья, – перебила меня Рита, – и мне плевать, что у тебя и с кем было. Я знаю, что ты был с чужой девушкой и рядом с вами не было ее парня. А когда он там появился, ты его избил. Я знаю, что никому не говорила, что иду с тобой в кино, но почему-то об этом на следующий день знали все, еще и приплели невесть что. И еще я точно знаю, Резвей, что ты сам стал таким же уродом, как и те, кого ты так называешь.

Я открыл рот, чтобы что-то ответить, даже еще не зная, что именно буду говорить. Но вышел Пашка, и она демонстративно уставилась в монитор.

Резон в ее словах был. Я пожал плечами, слегка раздосадованный, и пошел к Кацюбе. То, что он был в плохом настроении, мне стало понятно сразу, как я перешагнул порог. Витала аура недовольства, напряженность. Такое я сразу чувствую: опыт, сын ошибок трудных, и Гена, Чебурашкин друг…

Поприветствовав шефа, я протянул ему оба заявления и замер в ожидании. Слишком многое в моих планах сейчас зависело от этого человека.

– Так, что тут у нас? Почему не через секретаря? – возмутился он. – В отпуск собрался? Хм… Проекты сдашь – и свободен, не возражаю. А это что? Заем просишь…

Кацюба задумался.

– Скажи мне, Сергей, ты зачем Костю избил? Хорошо, парень благородно поступил, не стал заявление на тебя писать, а ведь мог бы. Уволить тебя требует народ, а ты тут заем просишь.

– Да не так все было, Станислав Евгеньевич, – ответил я и рассказал, как было на самом деле, начав с того момента, когда Лида позвала меня покурить вместе. – Думаю, Станислав Евгеньевич, у ребят какие-то проблемы во взаимоотношениях, а Лида, зная Костину «любовь» ко мне, использовала момент, чтобы проверить парня.

– Может, и так, – молвил шеф, – а может, и не так. В любом случае я подобное больше терпеть не буду, Сергей. Официально тебя предупреждаю: работаешь ты у меня до первого косяка, а если он наступит, быть тебе уволенным и занесенным в черный список. Никто тебя после этого на работу не примет. Уяснил?

– Так точно. Разрешите идти?

– Да подожди ты. Заем-то тебе на что?

– Девушку свою решил на море свозить, – решил я не врать. – Не была она нигде никогда.

– Девушку на море, – задумчиво протянул шеф и улыбнулся. – Будет тебе море.

Кацюба поставил визу «Не возражаю» на оба заявления и вернул мне.

– Зайдешь в бухгалтерию с этим, выдадут.

Выйдя от шефа, я первым делом позвонил Ксюше, чтобы порадовать ее: мне дали отпуск, и сразу после Нового года мы едем в Испанию. Она закричала в трубку так громко, что я на время убрал телефон от уха. Я и сам был безумно рад, ведь никогда за границу не ездил! Впереди маячило, как мне казалось, самое чудесное время: совместная поездка в Испанию, затем домой к родителям, а потом жизнь с любимой девушкой.

Решив насущные вопросы, я спокойно погрузился в рутину – надо было закрывать проекты, вытягивать из заказчиков оплату, подгонять исполнителей.

К вечеру валился с ног, но поехал на тренировку. Бессонные ночи выходных и тяжелый рабочий день дали о себе знать – я не чувствовал ни сил, ни бодрости. Дядя Миша, видя мои мучения, снизил рабочие веса на штанге, а Ваня комментировал происходящее ободряющими речами армейского сержанта.

Окончательно убитый, я вернулся домой. Дверь оказалась не заперта. Дома была Ксюша.

Утром я дал ей ключи, сказав, что она может приезжать когда хочет.

Не знаю, как она трактовала мои слова, но, судя по всему, день у нее был насыщенным. Она перевезла ко мне свои вещи, переставила мебель, навела порядок, вычистила и вымыла квартиру до блеска.

– Переодевайся, мой руки и за стол. Ужин готов.

Рабочий год закончился, начались новогодние каникулы.

Ксюшины родители, к которым я предложил заглянуть на Новый год, куда-то уехали. Леха повез семью в Дубай, Иван с коллегами махнул в Таиланд. Праздники мы провели вдвоем с любимой – салаты, телевизор, постель, прогулки по городу и вылазки в кино.

У Ксюши началась зимняя сессия, она стала нервной и раздражительной. Стараясь ее не отвлекать, я пропадал на работе, тренировках и курсах.

В английском у меня наметились хорошие сдвиги. Как-то, прогуливаясь с Ксюшей по Невскому, мы познакомились с парой ровесников из Голландии, затащили их в паб и весь вечер общались на английском – я все понимал и без труда говорил сам.

Продолжались упорные тренировки в зале. Прогрессировал с каждым разом – дядя Миша был доволен. К первым базовым упражнениям тренер добавил еще три: подтягивания, которые внезапно пошли у меня легко, и я сразу сделал десять; армейский жим для развития плеч и отжимания на брусьях. Я немного прибавил в весе, но это был не жир, а мышечная масса.

На рукопашке у меня состоялся первый спарринг, который я хоть и проиграл, но, как заметил Цхай, провел достойно. С развитием выносливости и силы я заметил, что у меня изменилось отношение к схваткам. Я уже был не зрителем или человеком с джойстиком, несколькими нажатиями проводящим потрясающее комбо[31].

• Предыдущая
• 46/62
• Следующая