Что осталось за кадром - Патни Мэри Джо - Страница 3
- Предыдущая
- 3/84
- Следующая
– Ты хочешь сказать, что я получу какие-то деньги и к тому же буду выглядеть джентльменом? – уточнил он. – Что ж, меня это устраивает, а перспектива работать с тобой перевешивает все прочие преимущества.
Она перехватила его взгляд.
– Ты создан для этой роли, Кензи. И вот увидишь, она принесет тебе «Оскара».
Ни одна жилка не дрогнула на его лице, он слушал ее со всепоглощающим вниманием. После затянувшейся паузы он наконец предложил:
– Давай продолжим разговор внизу. Там еще сохранилось кое-что из твоей спортивной одежды.
Ей придется убеждать его, поднимая ноги и играя бицепсами? Что ж… если это необходимо… – О'кей.
Она кивнула и вышла, не дожидаясь, пока он встанет с постели, не в силах видеть его обнаженным. Стоило ей переступить порог тренажерного зала, кольцо воспоминаний об их совместной жизни замкнулось вокруг нее. В то время она чувствовала, насколько близка ему, несмотря на некоторые запретные темы. Им удавалось быть выше всего того, что обычно сопровождало жизнь звезд.
Но даже при очевидном родстве душ она до конца никогда не понимала Кензи. И по сей день он оставался загадкой для нее, как и тогда, когда они встретились. Возможно, еще более неразрешимой.
Рейн чрезвычайно обрадовалась, когда позвонил ее агент и попросил ознакомиться с ролью Маргариты Сен-Жюст в «Пурпурном цветке». Хотя она предпочитала сниматься в скромных малобюджетных фильмах и сумела сделать карьеру на этом поприще, «Цветок» представлял собой нечто иное: огромный бюджет, громкие имена и потрясающая классическая история.
Она засела за сценарий. Читала и перечитывала снова, искала побочные материалы, размышляла и фантазировала, пока не узнала о Маргарите все. Она даже взяла несколько уроков, чтобы освоить едва уловимый французский акцент, а также репетитора, обучившего ее манерам и танцам восемнадцатого века.
Когда она появилась на одной из студий Голливуда, навстречу ей из комнаты, где проходили пробы, выпорхнула уже успевшая стать известной молоденькая актриса. Что ж, она и не ждала, что соревнование будет легким.
Как всегда в подобных случаях, помещение было битком набито людьми, которые собрались, чтобы оценить ее, словно она скаковая лошадь, выставленная на продажу. Она увидела режиссера, двух продюсеров, ассистента по кастингу и полторы дюжины каких-то типов, обычно слоняющихся на студии.
Джим Гомолко, режиссер фильма, попросил ее выйти вперед с текстом роли. При этом он выглядел так, словно жевал лимон. Но она была готова. Одетая в соответствии с эпохой того времени в легкое летящее платье, она грациозно прошла перед экзаменаторами, а когда благодарила их за то, что они оказали ей подобную честь, не забыла использовать французский акцент.
Какой-то ассистент с безразличным видом подыгрывал ей в сцене первой встречи Маргариты и сэра Перси. Она начала сдержанно: Маргарита, как и подобает обласканной славой актрисе Парижа, привыкла, что все мужчины мечтают затащить ее в постель, и научилась держать обожателей на дистанции.
Но в этом английском аристократе было что-то особенное, под томными манерами и кажущейся слабой волей таилось обещание преданности, силы, железной хватки. По мере того как развивалась сцена, она понимала, что перед ней мужчина удивительной глубины и страсти, единственный, кто способен заинтриговать женщину…
Когда Рейн закончила, экзаменаторы одобрительно закивали. Гомолко обратился к ней со словами:
– Мисс Марло, мне бы хотелось, чтобы теперь вы почитали роль с другим партнером.
Один из ассистентов быстро переговорил с кем-то по мобильному телефону, и пятью минутами позже Кензи Скотт вошел в студию. Рейн чуть не задохнулась. Ее обдало жаром. Не может быть, сам Кензи Скотт! Хотя, по слухам, Скотта уже утвердили на роль сэра Перси, но ее агент шепнул, что это еще не решено…
Рейн скрестила пальцы на удачу, потому что она и мечтать не могла о работе с Кензи Скоттом. И черт побери, он тоже смотрел на нее так, словно других женщин не существовало. Его талант всегда вызывал ее восхищение. Хотя она предпочитала более ранние работы актера, еще до того как он стал невероятно популярен, нельзя было не признать, что даже в ролях мачо он умел добиваться удивительной глубины и неожиданной достоверности.
Он смотрел на нее из другого конца комнаты так, будто она была самая неотразимая и прекрасная женщина, какую только ему когда-либо приходилось видеть. Каждая клеточка ее тела завибрировала, отзываясь на этот взгляд. Высокий, темноволосый, вне всякого сомнения, представляющий собой незаурядную личность, Кензи Скотт к тому же был до невозможности красив. Его часто сравнивали с Кери Грантом, и не только из-за его точеных черт и ямочки на подбородке. Сходство было в их неподдельном аристократическом английском шарме. На экране он мог выглядеть сильным и умным, ироничным и ранимым, каким угодно, если этого требовала роль. Эти качества делали его героев неотразимыми.
Кензи поклонился – настоящий джентльмен, несмотря на джинсы и рубашку поло.
– Мадемуазель Сен-Жюст, ваша игра сегодня выше всяких похвал.
Не без сожаления она поняла, что обожание, сквозившее в его удивительных зеленых глазах, относится не к ней, а к ее героине. Она резко бросила текст через плечо. Страницы, кружась, опустились на пол. А ей оставалось только молить Бога, дабы не забыть слова роли.
Она отвечала ослепительному сэру Перси – Скотту с подлинной пылкостью в отличие от сдержанного тона в первой пробе. Они являли собой представителей разных стран, вели несходный образ жизни. Настоящая дочь Франции и холеный английский аристократ – именно тот, кого ей следовало презирать, хотя она была актрисой, с которой все хотели переспать. Они оба испытывали столь сильное желание, противостоять которому были не в состоянии.
Когда они закончили сцену, все присутствующие продолжали молча сидеть на своих местах. Один из продюсеров пробормотал:
– Черт побери, кто бы мог предположить, что у нее такой темперамент?
Гомолко засуетился, состроив беспокойную мину.
– Вы были правы, Кензи, она – Маргарита. Вы выиграли спор. – И, повернувшись к Рейн, спросил: – Вы хотите играть эту роль, мисс Марло?
– Да!
– Я немедленно свяжусь с вашим агентом, чтобы обговорить детали.
Пока она раздавала свои «спасибо», все кругом возбужденно заговорили, оставив ее и Кензи без внимания. Теперь, когда они уже не играли, она вдруг оробела перед ним. Напомнив себе, что совсем скоро им предстоит сниматься в постельных сценах, она первая начала разговор:
– Что за спор имел в виду Гомолко?
Скотт улыбнулся, загорелая кожа легла тонкими лучиками вокруг глаз.
– Я сказал ему, что не буду играть эту роль, если они не возьмут вас на Маргариту.
Неудивительно, что режиссер отнесся к ней с таким предубеждением. Он боялся, что ему придется выбирать между актером, который ему нравится, и актрисой, которую он не хочет.
– Так, значит, это вас я должна благодарить? Но почему, собственно, я? Мы ведь даже не были знакомы.
– Я видел почти все ваши фильмы и понял, что вы больше всех подходите на эту роль.
Она простонала:
– О, только не говорите, что видели «Байкера Бабза из Ада»!
Он рассмеялся:
– Почему же, этот фильм доказывает, что вы в состоянии сыграть ту авантюрную жилку, которая есть в Маргарите. Но я и так был уверен. Вам следовало дать «Оскара» за «Открытый дом».
Она с тоской подумала о знаменитой церемонии награждения. Сначала безумная головная боль по поводу соответствующего платья, а потом необходимость не показать разочарования, когда другая актриса выходит на сцену, чтобы получить приз за лучшую женскую роль.
– Конкуренция слишком сильная… – проговорила Рейн.
– Но вы были лучше всех. – Он осторожно дотронулся до ее волос. – Это ваш естественный цвет?
Она вздрогнула. И немного задохнулась.
– Да. Но обычно я играю занудных, опустившихся брюнеток.
– На этот раз пришло время сыграть самую блестящую женщину мира, Рейн.
- Предыдущая
- 3/84
- Следующая