Моя прелестная роза - Патни Мэри Джо - Страница 44

• Предыдущая
• 44/89
• Следующая

Казалось, он предлагает самое простое решение, но она ему не поверила.

— Твой титул накладывает на тебя определенные общественные обязанности. Есть, вероятно, много людей, которые от тебя зависят.

— А как ты думаешь, почему я убежал? — спросил он с нескрываемой горечью.

— Неужели это так ужасно — быть герцогом? Подавляя эмоциональный взрыв, он сказал:

— Унаследовав два года назад титул, я понял, что гораздо приятнее быть герцогом, чем наследником. Теперь и могу делать почти все, что захочу. Могу даже какое-то время вести себя как всякий обычный человек.

— Тебе понравилось быть мистером Ашем? После недолгого колебания он спокойно произнес:

— Я никогда еще не чувствовал себя в такой степени самим собой. Никто не имел обо мне заранее составленного представления, не ожидал, что я буду вести себя так-то и так-то и говорить то-то и то-то. Я чувствовал себя как освободившийся от пут сокол.

Его предыдущее высказывание заинтересовало ее.

— Ты сказал, что быть наследником гораздо хуже, чем герцогом. Почему? Он посуровел.

— С того самого мгновения, как я сделал свой первый вдох, я был маркизом Бенфилдским. Вся моя жизнь была только приготовлением к высокому положению, которое мне предстояло занять. Будущий герцог не может плакать, потому что расстроен, потому что его побили. А взбучку получает достаточно часто. Он избегает всего, что его недостойно — в частности, не общается с детьми не аристократов. Он должен первенствовать в учебе и спортивных играх. Не имеет права жаловаться, если к нему пристают старшие ребята. Никогда не уклоняется от выполнения долга, не извиняется перед низшими, то есть почти ни перед кем. Он чтит короля, даже если это дурно воспитанный выскочка из так называемой Ганноверской династии. Он выбирает свое окружение среди себе подобных. А женится… — Стивен резко оборвал свой негодующий монолог.

Она посмотрела на него, изумленная:

— Но это звучит ужасно.

Он стал бессознательно растирать живот под самой грудной клеткой — это было несомненным признаком боли.

— Ты еще убедишься, что воспитание укоренилось во мне недостаточно глубоко. Отец был просто в бешенстве от того, что я придавал не слишком большое значение герцогскому титулу. Он считал меня излишне мягким. Упрекал в недостатке достоинства. — Стивен иронически улыбнулся. — Я не отвечал и не отвечаю его критериям.

И все же многое из того, чему его воспитывали, укоренилось достаточно глубоко. Неудивительно, что Стивен умеет так хорошо скрывать боль. Если бы не его врожденная порядочность, чувство справедливости, он и в самом деле мог бы превратиться в чудовище, каким, по-видимому, был его отец.

— Предусмотрена ли в кодексе поведения герцога любовь? — спокойно спросила она. Он перевел взгляд на окно.

— Любовь не входит в эту программу. Разврат, однако, допускается. У обоих моих родителей были печально известные романы. Но любовь была для них иностранным языком. — Его лицо дрогнуло. — Я думаю, что способность любить, как и способность изучать иностранные языки, следует развивать еще в юности.

Стало быть, даже если он и любил свою жену, он, быть может, никак не выражал своих чувств, с состраданием подумала Розалинда. Оставалось надеяться, что прежняя герцогиня могла слышать то, о чем он не говорил вслух.

— Слушая тебя, я радуюсь, что выросла среди простых людей. Впрочем, ты не так уж плох, как можно было бы ожидать.

— Значит, ты не раскаиваешься, что вышла за меня замуж?

Вопрос прозвучал как бы шутливо, но по его глазам она видела, что он говорит совершенно серьезно. Господи, почему они болтают о таких пустяках, как общественные условности, когда у них остается так мало времени?

— Конечно же, нет, я поздравляю себя с блестящим выбором. Сначала я думала, что ты просто очень милый и привлекательный, хотя и не без греха, человек. Но теперь выясняется, что мне необыкновенно повезло с мужем, — сказала она поддразнивающим тоном. — Если я о чем-нибудь и сожалею, то только о том, что ты сидишь далеко от меня.

— Ну, это дело поправимое. — Он встал, перешагнул через корзинку с Порцией и уселся рядом с Розалиндой. В тесном экипаже их тела соприкасались от плеч до бедер.

— Куда мы едем и когда мы доберемся до места? — Она переплела свои пальцы с его пальцами. — В предотьездной суматохе я даже забыла спросить об этом.

— У меня есть маленький дом на берегу моря, недалеко от Честера. Дом очень красивый, уютный, обслуживают его всего двое слуг — супружеская чета. Мы должны прибыть туда еще до заката.

— И сколько же у тебя домов? — с любопытством спросила она.

На какой-то миг он задумался.

— Шесть. Помнишь, я спрашивал, понравилось бы тебе окруженное аркадами аббатство? Таково наше фамильное гнездо, Ашбертонское аббатство. Это очень красивое место.

Итак, еще вчера у нее не было собственной крыши над головой, а сегодня она совладелица шести домов. Эта мысль позабавила ее, но она тут же зевнула. Прикрыв рукой рот, она сказала:

— Извини. Я почти не спала вчера ночью.

Он обвил ее правой рукой. — Можешь использовать меня как подушку. Уютно свернувшись, она прижалась к нему. Положила голову ему на плечо. Как хорошо им вместе! Именно это, а не разница в общественном положении, самое главное. Чувство покоя и еще это жгучее предвкушение — вот что ей прежде всего нужно от мужа.

С улыбкой на губах она тут же погрузилась в глубокий, без сновидений, сон.

Когда они проезжали через лесистые чеширские холмы, Стивен наслаждался теплом, исходившим от тела доверчиво прильнувшей к нему жены. Он чувствовал… удовлетворение. Большее, чем когда-либо. За последние недели он научился ценить мгновения, а эти были прекраснейшими. И тут по его пищеводу, а затем и по всему телу прокатилась обжигающая волна боли. Он весь напрягся, подавляя инстинктивное желание согнуться в три погибели. Нет, только не сейчас. Только не сегодня.

Его рука теснее прижала Розалинду, и она издала какой-то тихий нечленораздельный звук. Нет, нет, он должен приложить все усилия, чтобы не разбудить ее. Удивительно, конечно, что она не чувствует алого пламени боли, пылающего в нескольких дюймах от ее округлой щеки. Не чувствует холодного пота, выступившего на его правой руке, обнимающей ее талию.

Но она только слегка пошевелилась и продолжала сладко спать, успокаивая его одним своим присутствием. Левой рукой он осторожно вытащил из внутреннего кармана пилюлю опия. Он уже принял одну пилюлю после свадебного завтрака и предпочитал бы не принимать пока вторую. Жаль проводить остающееся время в слегка помутненном сознании, хотя в конце концов слабость, вероятно, пересилит его колебания. Многие люди в его положении стараются заглушить боль большими дозами опия, предпочитая принять «безболезненную смерть».

Но если с помощью пилюли опия он сможет скрыть от Розалинды этот приступ боли, игра стоит свеч. Он проглотил лекарство с некоторым трудом, закрыл глаза и стал ждать. Боль постепенно стала отступать, оставляя за собой легкое оцепенение. Какое счастье, что его не вырвало, обошлось и без других неприятных признаков болезни.

Счастье? Ничего себе счастье! Боже, какой ад!

Стивен ласково погладил руку Розалинды.

— Пора просыпаться, леди Калибан. Мы почти приехали.

— М-м-м. — Она несколько минут понежилась в такой приятной близости Стивена. В тот момент, когда экипаж остановился, что-то прохладное и влажное коснулось ее щеки. Открыв глаза, она увидела мордочку Порции. — Мне снится сон или на груди у меня в самом деле сидит котенок?

— Я выпустил ее из клетки. Чуточку пометавшись, Порция решила, что ты очень мягкое и удобное ложе. — Его глаза насмешливо блеснули. — В чем я, разумеется, не мог с ней не согласиться.

Покраснев, она выпрямилась и слегка потянулась.

— Мы уже прибыли?

— Да, прибыли. — Стивен схватил Порцию и сунул ее обратно в корзинку. — Ты, оказывается, порядочная соня. Мы дважды меняли лошадей, а ты даже не пошевелилась.

• Предыдущая
• 44/89
• Следующая