Розы любви - Патни Мэри Джо - Страница 2

• Предыдущая
• 2/106
• Следующая

Но тут лакей, которому граф отдал ключ от денежного ящика, вернулся и сунул в руку Марты позвякивающий кожаный кошелек. Она быстро и сноровисто пересчитала его содержимое, потом высоко задрала верхнюю юбку и положила кошелек в карман нижней. Ники был потрясен поступком матери. О чем думают эти англы, разве им невдомек, что, подняв юбку в их присутствии, она осквернила их всех, сделала мархим, нечистыми? Однако они, похоже, не понимали, какому ужасному оскорблению только что подверглись.

Марта в последний раз посмотрела на сына. Глаза у нес горели, в них застыло какое-то странное, немного шальное выражение.

— Обращайся с ним хорошо, старик, не то мое проклятие не оставит тебя и на том свете. Помереть мне нынче же ночью, если это не так!

Она решительно зашагала к выходу; многочисленные яркие юбки колыхались над отполированным до блеска полом. Лакей открыл перед нею дверь. Она обернулась, гордо, словно настоящая принцесса, кивнула всем присутствующим — и шагнула за порог.

Ники объял ужас: внезапно он понял, что мать не шутила. Она в самом деле решила оставить его у англов! Он бросился вслед за нею, крича: «Мама, мама!»

Но прежде чем он успел добежать до двери, она захлопнулась, и Ники оказался в западне, в доме, убивающем небо. Он вцепился в дверную ручку, но тут один из лакеев крепко ухватил его за талию. Ники ударил его коленом в живот и полоснул ногтями по бледному, как у всех англов, лицу. Лакей завопил от боли, и на помощь ему тотчас прибежал другой.

— Я цыган! — бешено молотя ногами и кулаками, закричал Ники. — Я не останусь в этом паршивом доме!

Граф нахмурился: столь необузданное проявление чувств было возмутительно. Надо будет выбить из щенка эту дурь, а заодно и все остальное, что свидетельствовало о его цыганской крови. Кенрик, тот тоже был необузданным, его испортила своей слепой любовью мать. Когда пришло известие о его смерти, с нею случился апоплексический удар, превративший графиню в то, чем она была сейчас, — в живой труп, неподвижный и бессловесный.

— Отведите мальчишку в детскую и вымойте, — резко и зло приказал граф. — Сожгите эти лохмотья и найдите для него что-нибудь более подобающее.

Мальчика с трудом удерживали двое слуг. Пока они тащили его на второй этаж, он продолжал отчаянно вырываться и истошно звал мать.

С лицом, искаженным злостью и досадой, граф снова взглянул на документы, доказывающие, что этот черномазый маленький язычник — единственный оставшийся у него наследник. Никлас Кенрик Дэйвис — это-имя записано в его метрике. В том, что в нем действительно течет кровь Дэйвисов, сомневаться не приходилось: не будь мальчишка так смугл, он был бы почти точной копией Кенрика в этом возрасте.

Но силы небесные, он же цыганенок! Чернявый цыганенок с черными глазами и чужой, смуглой кожей! Ему всего семь лет, но он несомненно уже весьма искусен в обмане и воровстве, зато понятия не имеет о благопристойной жизни. И тем не менее этот грязный оборванец — наследник поместья Эбердэр!

Некоторое время назад граф горячо молил Всевышнего даровать ему наследника, однако ему и в страшном сне не могло присниться, что его моление будет исполнено подобным образом. Теперь даже если графиня умрет и он женится вторично, его сыновья от второго брака не смогут наследовать ему. Все отойдет этому цыганскому отродью!..

По мере того как он размышлял над этим, его пальцы, державшие бумаги, стискивались все сильнее. Ничего, у него еще есть время. Возможно, если он когда-нибудь снова женится и у него родятся сыновья, ситуацию можно будет исправить А пока следует заняться этим мальчишкой и попробовать обтесать его. Преподобный Морган, местный методистский проповедник, мог бы научить Никласа чтению, письму, хорошим манерам и всему тому, что должен знать мальчик, которому предстоит отправиться в приличную школу. Граф повернулся на каблуках и, войдя в свой кабинет, с грохотом захлопнул дверь, чтобы больше не слышать жалобных воплей: «Мама! Мама!», разносящихся по пустым залам усадьбы Эбердэр.

Его называли графом-демоном и иногда — Старым Ником[1]. Шепотом рассказывали, что он совратил молодую жену своего родного деда, чем разбил ему сердце, а собственную жену вскоре после свадьбы довел до могилы.

Говорили, что он способен на все и всегда добивается своих целей.

Сейчас мысли Клер Морган занимало только одно из этих утверждений — последнее. Ее глаза неотрывно следили за всадником, который на своем жеребце мчался по долине таким бешеным галопом, словно за ним по пятам гнались все силы ада. Никлас Дэйвис, граф Эбердэр, сын цыганки, после четырех долгих лет отсутствия наконец-то возвратился домой. Возможно, он остановится в усадьбе, но вполне может быть, что уже завтра снова укатит прочь. Значит, медлить нельзя, надо действовать быстро.

Однако Клер еще немного помешкала, зная, что он не сможет увидеть се в купе деревьев, откуда она наблюдала за ним. Он скакал верхом без седла, словно выставляя напоказ свое поразительное умение управляться с лошадьми. Вся одежда на нем была черного цвета, только на шее повязан ярко-алый шарф. Издалека Клер не могла разглядеть его лицо. На мгновение у нее мелькнула мысль: интересно, изменился ли он? Однако потом девушка решила, что скорее ей следовало бы спросить себя, насколько он изменился, ибо каковы бы ни были те ужасающие события, что заставили его уехать четыре года назад, они наверняка наложили на него свой отпечаток.

Помнит ли он ее? Скорее всего нет. Ведь он видел ее лишь несколько раз, и то когда она была ребенком. Дело даже не в том, что в те времена Никлас уже носил титул виконта Трегара: просто он был старше ее на четыре года, а старшие дети редко удостаивают вниманием младших. А вот о младших этого не скажешь. Возвращаясь к себе домой, в деревушку Пенрит, Клер снова и снова мысленно повторяла слова, которыми изложит свою просьбу, и доводы, которые приведет, чтобы подкрепить ее. Она должна уговорить этого графа-демона помочь. Он один может это сделать.

На несколько коротких минут, пока его конь вихрем мчался по долине, Никлас забылся, опьяненный скоростью. Но когда скачка закончилась и он вновь очутился в доме, все опять вернулось на круги своя.

В те годы, что он провел за границей, он часто думал об Эбердэре, раздираемый противоречивыми чувствами: острой тоской по дому и страхом перед тем, что он там найдет. Сутки, прошедшие после возвращения, показали, что его опасения оказались не напрасны. Глупо было думать, будто четыре года, проведенных вдали от этих мест, могли стереть прошлое. Каждая комната дома, каждый акр долины будили воспоминания. Были среди них и счастливые, но их перекрывали другие, били и недавние, придававшие горький привкус всему тому, что он когда-то любил. Быть может, перед тем как умереть, старый граф к ярости проклял свою родную долину, чтобы презираемый им внук никогда не смог обрести здесь счастье…

Никлас подошел к окну своей спальни и окинул взглядом окрестности. Долина была так же прекрасна, как и прежде: островки дикой природы на вершинах холмов, а внизу — тщательно ухоженные сады и поля. Везде уже начала пробиваться нежная весенняя зелень. Еще немного, и расцветут нарциссы. В детстве он с удовольствием помогал садовникам высаживать их луковицы под деревьями, неизменно пачкаясь при этом землей. Дед считал это еще одним доказательством того, что в жилах Никласа течет неблагородная кровь.

Он поднял глаза и посмотрел па полуразрушенный замок, нависающий над долиной. Много веков его мощные стены были крепостью и домом рода Дэйвисов. Однако когда наступили более мирные времена, прапрадед Никласа решил, что одна из самых богатых семей Британии заслуживает более роскошного обиталища, и построил огромный новый особняк.

• Предыдущая
• 2/106
• Следующая