Шелк и тени - Патни Мэри Джо - Страница 64
- Предыдущая
- 64/87
- Следующая
— И это правда. — Лицо Перегрина приняло лукавое выражение. — Ты не поверишь, Сара, но я всегда старался говорить тебе правду.
Сара стала вспоминать их предыдущие разговоры.
— Я верю тебе, — сказала она, помолчав. — Не припомню, чтобы ты хоть раз назвал себя кафиром. Меня ничто не настораживало в твоих рассказах. Ты большой мастер уклоняться от прямых ответов и говорить только то, что считаешь нужным.
— Это умение пришло ко мне со временем, — ответил Микель, усмехнувшись.
— Ты нарочно говоришь с акцентом? — спросила Сара, нахмурившись. — Это ведь не так просто. Я бы сказала, что твоя речь скорее похожа на речь азиата, окончившего Оксфорд, а не на язык кокни.
— Покидая Англию, я говорил на обычном английском языке, затем в течение многих лет мне не приходилось пользоваться им, хотя я читал английские книги, когда они мне попадались. Я не хотел забывать родной язык, так как знал, что рано или поздно вернусь в Англию. Когда я приехал в Индию и стал говорить на местном английском, то обнаружил, что языки других стран, на которых я научился говорить, наложили отпечаток на мой английский, придав ему некоторый акцент. Я стал специально культивировать это, чтобы заглушить выговор кокни, правильно рассчитав, что таким образом меня будут принимать за богатого иностранца, а не за трущобную крысу, разбогатевшую вдали от родины. — Перегрин улыбнулся впервые за все время их разговора. — Я все еще умею бегло говорить на кокни. Ты сможешь понять только одно слово из трех, и тебе этот язык покажется иностранным.
— Ты сказал, что прожил в Англии первые восемь лет, — заметила Сара, плотнее закутываясь в халат. — Почему ты уехал?
— К тому времени моя мать умерла от лихорадки. По счастливой случайности тогда в порту находилось судно, капитаном которого был ее друг. Зная, что если я окажусь на улице, то скорее всего закончу свою жизнь на виселице, он взял меня к себе на корабль юнгой. — Микель вздохнул, лицо его стало печальным. — Капитана звали Джеми Мак-Фар-ленд, он был родом из Глазго. Если ты внимательно прислушаешься, то заметишь в моем говоре и акцент уроженца Глазго. Самим фактом существования я раздражал большинство любовников матери. Они терпели меня в лучшем случае. Но Джеми Мак-Фарленд любил меня. Он всегда привозил мне подарки и находил время поболтать со мной. Он был мне ближе, чем отец, которого я никогда не видел.
Сара не могла себе представить мужа маленьким, беспомощным мальчиком — уж очень сильным и независимым он сейчас был. Но его рассказ вызвал у нее в сознании образ молоденькой девушки по имени Энни, которая, борясь с трудностями бытия, пыталась дать сыну образование и передала ему свой веселый характер. Через мать она представила себе сына, который сильно любил мужчину, заменившего ему отца и не позволившего пропасть осиротевшему ребенку.
Сердце Сары не выдержало, и она постаралась побыстрее сменить тему разговора, чтобы муж не догадался, что его жалеют, — жалость никак не сочеталась с его сильным характером.
— Как ты оказался в Азии? — спросила она. Лицо Перегрина стало непроницаемым.
— Это длинная история, для которой потребуется не одна ночь. Попробую рассказать ее в нескольких словах. После завершения морских путешествий я долгое время водил караваны через пустыни Центральной Азии. Однажды на наш лагерь был совершен налет. Меня, двадцатилетнего юношу, захватили в плен и продали в рабство.
— Так, значит, оттуда твои рубцы от побоев? — спросила Сара с дрожью в голосе.
— Частично, — спокойно ответил он, отпивая виски. — Это было второе рабство, а основные рубцьг достались мне от первого. Спустя год мне и моему товарищу по несчастью кафиру Малику удалось бежать. Оказавшись на свободе, он решил вернуться в горы, а так как мне некуда было идти, я поехал с ним.
— И остался там жить?
— Да. Я полюбил кафиров. Это прекрасный народ. Меня усыновила семья Малика. Они отнеслись ко мне, как к своему родному сыну, и я узнал наконец, что такое семья. Кафиристан стал мне родным домом.
— А как ты сделался принцем? — спросила Сара.
— В Кафиристане нет титулов, которые передаются по наследству. Там ценят человека за его богатство и умение хорошо сражаться. После экспедиции в затерянный город Катан я стал самым богатым человеком Кафиристана, а следовательно, самым могущественным и уважаемым, своего рода принцем, если говорить метафорически. — Перегрин налил себе еще виски, и лицо его стало задумчивым. — Я был для них как любимый сын, который всегда возвращается домой после долгого отсутствия. Я проводил в Кафиристане несколько месяцев в году, все остальное время путешествовал, пополняя свое богатство. Малик и его семья всегда ждали меня, постоянно напоминая, что их дом — это мой дом. Благодаря мне и они разбогатели.
— А где ты встретился с Курамом?
— В Индии. Он был шпионом в индийской армии. Когда его разоблачили, я помог ему бежать. Он чувствовал себя мне обязанным и в знак благодарности решил служить мне верой и правдой. Кураму также хотелось путешествовать и посмотреть мир. Но через полгода или год, сейчас не помню, он решил вернуться домой. Он посетил Малика и его семью, сказал им, что я жив и здоров и всегда о них помню. Так оно и есть на самом деле.
Сара откинула голову на спинку кресла.
— Теперь мне многое становится понятным, — сказала она. — Однажды ты говорил, что не был рожден там, где жил так долго, и не хотел бы жить постоянно. Сейчас я начинаю понимать почему. Кому захочется, если у него есть выбор, жить постоянно в бедной и дикой стране.
— Ну что ж, теперь ты все знаешь о моем прошлом. Что же ты обо всем этом думаешь?
Вопрос был не из легких. Немного помолчав, Сара тихо сказала:
— Сейчас ты стал мне ближе и понятнее.
— Разве тебя не шокировал мой рассказ? Ты, дочь герцога, делишь постель с кокнийским ублюдком!
— С тех пор как я тебя встретила, моя жизнь сплошь и рядом состоит из потрясений. Твое происхождение совершенно не волнует меня. Если в разговоре с королевой я и употребила Слово «достойный», то только потому, что Дрина придает большое значение происхождению. Мне хотелось, чтобы она приняла твою сторону.
Лицо Перегрина опять стало непроницаемым.
— Как бы она удивилась, узнав, что ей представили человека из народа, точнее, ублюдка, — сказал Перегрин.
— А теперь послушай меня. Родоначальницей семейства Сент-Джеймс стала актриса Нелли Джеймс. Родом из кокни, она была одной из многочисленных любовниц Чарлза II и родила от него ребенка. Нелли являлась довольно предприимчивой особой, веселой и любвеобильной, и у Чарлза возникли некоторые сомнения относительно его отцовства. Но, будучи человеком благородным и щедрым, он после недолгих колебаний решил пойти на компромисс и присвоил мальчику титул графа, вместо того чтобы дать титул герцога, как обычно поступал с другими сыновьями, по поводу которых сомнений не было.
— Неужели это правда? — спросил удивленный Перегрин.
— Чистая правда, — ответила Сара. — Первые поколения графов Сент-Джеймс славились умением жениться на дочерях богатых купцов. Мой прадедушка унаследовал смекалку от купцов по материнской линии. Он осушил болота на окраине Лондона и построил там жилые дома, которые сдавал внаем, сколотив себе приличное состояние. Вскоре он стал герцогом Хеддонфилдом. «Будучи очень богатым, мой отец смог. жениться по любви. Моя мать родилась в шотландской семье, очень уважаемой, но бедной. Среди Монтгомери не было аристократов, только фермеры и солдаты.
Глаза Микеля расширились от удивления.
— Твой отец, конечно же, знает вашу семейную историю?
— Конечно, но он предпочитает не вспоминать о Нелли Джеймс. Однажды я нашла ее портрет в одной из старых книг. Она совсем не похожа на респектабельную даму.
— Тогда бы, возможно, Чарлз и не полюбил ее.
— Скорее всего так, — ответила Сара, тяжело вздохнув. — Встретив тебя, я пришла к выводу, что во мне течет кровь этой девицы. Ты только подумай, Микель! В моих жилах течет кровь кокни, а мои предки — торговцы и фермеры. Так что перестань плакаться о своем прошлом.
- Предыдущая
- 64/87
- Следующая
