Странные клятвы - Патни Мэри Джо - Страница 27
- Предыдущая
- 27/84
- Следующая
Адриан рассеянно потер раненую руку и попытался выбросить из головы образ ее чудесного тела, ощущение тонкой фигурки под собой и красоту обнаженной груди. Несомненно, Мериэль заслуживала роскошных нарядов, и он решил подарить ей несколько платьев.
Находясь полностью в его власти, она не выказала страха, сумела развеять его ярость, когда он находился на грани совершения насилия. Воспоминание об этом было пыткой и желанием, и Уорфилд заставил себя трезво взглянуть на происшедшее. В реакции девушки на ласку было удовольствие – он давал голову на отсечение, однако отчаяние там тоже присутствовало.
Это наводило на мысль о девственности, хотя по возрасту Мериэль уже давно должна иметь мужа и детей. Поэтому в обращении с ней приходится быть вдвойне осторожным. Господи, как же трудно контролировать себя, держа в объятиях чудесное, трепещущее тело. Сейчас это казалось гораздо проще, но только потому, что ее не было рядом.
Во внешнем дворе замка находилась большая церковь, в деревне имелась своя, но, за исключением мессы, Адриан предпочитал уединение в собственной молельне. Надеясь успокоить дух и тело, он последовал в дальний угол комнаты, где узкая дверь вела в небольшое святилище. Часовня выходила на юго-запад, и дневное солнце проникало в помещение через маленькое оконце, бросая цветные блики на пол и алтарь.
После постройки нового Уорфилда его владелец никогда не отступал ни от христианской веры, ни от традиций христианства. Он следовал законам церкви, давая деньги аббатству Фонтевиль и другим монастырям. Один-два раза в году Адриан на несколько дней уезжал в Фонтевиль, чтобы напомнить себе, ЧТО действительно имеет большую ценность.
Но, тем не менее, он понимал, что все больше отдаляется от Бога. Несмотря на постоянные молитвы, Адриан чувствовал, что в душе нет больше мира и покоя, составляющие основу его существования. И очень сожалел об этом.
Еще в детстве он представлял свою душу в виде серебряного кубка. В те дни, когда душа была наполнена святым духом, кубок блистал, как отполированное и начищенное серебро, лишь кое-где на сверкающей поверхности виднелись темные пятна. Но с годами серебро потускнело. Неужели душа почернела от того, что жить приходилось в миру, а не в монастыре, и эта жизнь полна коварства, лжи и насилия? Или же его дух столь несовершенен, что с годами это становится все более очевидным?
Адриан стал на колени и попытался прочесть молитву, прося у Бога силы и мудрости, терпения и доброты для завоевания Мериэль, однако никак не мог успокоиться. Через некоторое время, открыв глаза, он взглянул на маленькую статуэтку Божьей Матери. Она всегда успокаивала его.
Адриан начал молиться, но сегодня слова не имели никакого значения. Чем усерднее он старался сосредоточиться, тем больше нервничал, перед ним вставало лицо Мериэль – сначала доброе и честное, потом несчастное и печальное.
Глаза девушки, полные упрека, все еще смотрели на него, заглядывая прямо в душу, когда мужчина вновь закрыл глаза Тяжело дыша, он старался выбросить этот образ из памяти, но не мог. Адриан знал упрямых, черствых монахов-аскетов, утверждающих, что все женщины – исчадия ада, и именно они сказали бы, что Мериэль послана Сатаной, чтобы украсть его душу. Однако Уорфилд понимал, что проблема не в ней, а в нем самом.
С годами молитвы потеряли святость, но в этот раз граф вообще не мог молиться. В отчаянии мужчина открыл глаза. Его взгляд скользнул мимо статуи Богоматери, мимо золотого распятия, висевшего на стене. Выше находилось небольшое оконце с разноцветными стеклами, выполненное в форме голубя, олицетворявшего Святой Дух.
Уставившись в стену немигающими, ничего не видящими глазами, лорд услышал жесткий властный внутренний голос: «Освободи ее».
Дрожь пробежала по телу и устремилась, как ему казалось, прямо в душу. Сердце словно сжали ледяные пальцы, когда Уорфилд встал перед фактом, который пытался скрыть от самого себя: независимо от своего высокого положения, дающего много прав и свобод, независимо от тех чувств, которые испытывал к Мериэль, невзирая на заточение девушки якобы ради ее собственной безопасности, то, что он делал, изначально было неправильным. Это грех самонадеянности, совершенный против невинности из-за дьявольского искушения.
Неудивительно, что в последнее время граф не находил времени для исповеди – как он мог признаться в таком черном поступке, если даже не испытывал настоящих угрызений совести. Боже, помоги заблудшему грешнику!
Адриан знал, что, отпустив Мериэль, вновь сможет молиться. Освобождение девушки не очистит душу от греховных помыслов, но, по крайней мере, Уорфилд сумеет без смущения смотреть на статую Божьей Матери. Тогда он будет прощен и вновь получит Божье благословение.
Дыхание молящегося участилось. Адриан так стиснул пальцы, что из-под ногтей показалась кровь. «Освободи ее», – господи, так просто, но он не в силах это сделать, и Господь Бог покарает его, потому что даже ради спасения своей души он не позволит девушке уйти.
Сэру Венсану де Лаону еще не приходилось бывать в доме еврея, и он неохотно ехал туда, не зная, чего ожидать. Прибыв по адресу, рыцарь увидел, что дом Бенжамина Левески ничем не отличается от жилища любого другого богатого купца, за исключением того, что построен из камня, а не из дерева. Наверное, для прочности и защиты.
Бенжамин Левески оказался человеком преклонного возраста с огромным хищным носом и темной бородой, в которой мелькали серебряные пряди. Время от времени он ссужал деньги, занимаясь ростовщичеством, но основным его занятием являлась торговля. Самым примечательным в лице были глаза – проницательные, живые угольки, выдающие человека, умеющего распознать выгоду в любом деле.
Даже желая воспользоваться кошельком и жизнью еврея, сэр Венсан не мог заставить себя поклониться. Черт побери, он все-таки рыцарь и христианин. В дальнейшем, конечно, он постарается пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить собеседника. Это поможет Ги Бургоню приобрести богатство и власть, да и самому удастся погреть руки.
После ритуала знакомства и угощения вином Бенжамин сказал:
– Я слышал, вы наводили обо мне справки в еврейской общине.
Собеседник кивнул.
– Да, до меня дошли слухи, что вы хотите перебраться в провинцию и развернуть там торговлю. Именно поэтому я старался разузнать о вас как можно больше.
Лицо еврея осталось непроницаемым.
– Я думал о переезде, – признался он, – но дальше мыслей дело не дошло.
– Мой лорд Адриан, граф Шропширский, хочет облагодетельствовать свой город Шрусбери, – торжественно проговорил сэр Венсан. – Поэтому люди вроде вас, удачливые купцы и банкиры, будут там почетными горожанами.
– Какие привилегии я буду иметь, если решу перебраться в Шрусбери, а не поселюсь где-нибудь в Линкольне или Йорке?
– Шрусбери – развивающийся и растущий город. В его процветание большой вклад внесла торговля уэльской шерстью, – француз на секунду замолчал, отпив глоток вина и восхищаясь его великолепным букетом. – Там еще нет еврейской общины, поэтому вам открыты все дороги. К тому же, ваша семья будет находиться под личным покровительством графа. Лорд Адриан даже выделит вам охрану от Линкольна до Шрусбери, если вы надумаете приехать.
Черные глаза-угольки насмешливо блеснули.
– Сейчас мои домочадцы находятся под покровительством короля. Неужели граф могущественнее?
Сэр Венсан пожал плечами.
– Лондон – рассадник всех пороков, общеанглийская помойка. Все отбросы – пьяницы, оборванцы и грабители нашли себе здесь приют, и даже бравые королевские солдаты не всегда могут с ними справиться. У короля много других дел, кроме защиты евреев.
Выражение глаз Бенжамина не изменилось, но сэр Венсан понял, что сумел заинтересовать собеседника. Сейчас лучше не нажимать и не настаивать, а позволить купцу поговорить с семьей. Рыцарь допил вино и поднялся.
- Предыдущая
- 27/84
- Следующая