Бестия. Том 1 - Коллинз Джеки - Страница 18

• Предыдущая
• 18/75
• Следующая

Она ненавидела их всех до одного.

Они — все до одного — ее любили.

Люсиль единственная из всех девушек начала заговаривать с Кэрри. Остальных снедала зависть.

— Я здесь уже пять лет, — делилась Люсиль. — Уайтджек нашел меня в одном задрипанном шоу. Он был очень добр ко мне, пообещал, что здесь будет лучше, — и оказался прав!

В планы Кэрри не входило завязывать дружбу с кем бы то ни было, она собиралась полностью посвятить себя работе, но Люсиль чем-то походила на нее. Обе они были отверженными и годились только на то, чем занимались.

— Когда-нибудь я смоюсь отсюда, — откровенничала Кэрри, — и открою более шикарное заведение, чем это. Лучшее в Гарлеме.

— Это мы уже слышали, — захихикала Люсиль.

— А я добьюсь, — с жаром ответила Кэрри. Конечно, она добьется. Иначе зачем все это? Или быть лучше всех, или не жить вовсе.

Ее репутация росла, как на дрожжах. Список постоянных клиентов — тоже.

— Что в тебе есть такого, чего я не заметил? — шутя спросил однажды Уайтджек.

Кэрри раздвинула губы в дежурной улыбке, но глаза оставались холодными.

— Я же тебе говорила: красивая, черная, горячая и совсем юная. Знаешь ведь, что нужно белому хрену?

Уайтджек огляделся. Они были одни в гостиной. Он как бы между прочим сунул руку ей под кимоно.

— Да, девочка, ты оказалась звездой.

— Ясное дело. Я же тебе говорила.

Он все не убирал руку с ее груди.

— Надо было оставить тебя при себе. Снять где-нибудь уютное гнездышко…

Он все больше распалялся. Кэрри скользнула понимающим взглядом по утолщению у него в брюках. Его возбудившаяся плоть рвалась наружу. Раззадорить самого Уайтджека — это кое-что значит!

Кэрри облизнула губы. Она очень похорошела и знала это.

— Почему же ты этого не сделал?

Он начал ласкать ей грудь.

— Маленькие девочки не в моем вкусе.

— Я не девочка, Уайтджек. Я прошла огонь, воду и медные трубы.

— Да уж, — он привлек ее к себе, так что она почувствовала у себя между ног его упругую твердость.

В этот самый миг в гостиную вошла мадам Мей с двумя девушками.

Уайтджек молнией отскочил от Кэрри, но от мадам Мей, с ее глазами-бусинками, ничто не могло укрыться. Она смерила его убийственным взглядом.

— За это, мой милый, полагается платить. Хочешь развлечься с этой крошкой — деньги вперед! — с неподражаемым сарказмом заявила она.

К Уайтджеку вернулось самообладание.

— В тот день, когда я заплачу за это, женщина, я буду конченым человеком.

Мадам Мей трудно было сбить с панталыку.

— Ты сам это сказал, — и она мило улыбнулась.

Девушки прыснули. Звонок с улицы положил конец этой милой домашней сцене.

В гостиную ввалились трое молодых студентов. Мадам Мей встретила их, как родных, предложила выпить и сделала все, чтобы они чувствовали себя, как дома. Она продемонстрировала им своих питомиц.

— Выбирайте на свой вкус.

Кэрри нежно улыбнулась одному и увела за собой в спальню. Он страшно нервничал: красный, весь в поту — казалось, вот-вот даст деру.

— Как тебя зовут, малыш? — промурлыкала она.

— Ген-ри.

— Ах, Ген-ри! Сейчас мы с тобой замечательно проведем время. О'кей, Ген-ри?

Он нервно кивнул. Парню было лет восемнадцать, и он ни разу не был с проституткой.

Кэрри стала раздевать его, бурно восхищаясь его хилым телом. Когда очередь дошла до трусов, она вздрогнула. Тонкий, белый, словно червяк… Она вздохнула.

— У, Ген-ри, какой ты большой и сильный мужчина! Сейчас мы с тобой позабавимся так, как и не снилось. Да, малыш? Да?

Девятого июля 1924 года, после пятинедельного пребывания в следственном изоляторе Бронкса, Джино Сантанджело предстал перед судом, был признан виновным в попытке ограбления и схлопотал полтора года тюрьмы. Он еще легко отделался. Альдо Динунцио отхватил срок два года. Обоих отправили в «Синг-Синг».

Альдо был уверен, что их кто-то выдал, и пылал жаждой мщения.

— Кому, так твою мать, ты говорил об операции? — приставал он к каждому из подельников. — Кто знал о складе?

Те двое так же, как Джино, отрицали свою причастность к утечке информации. Однако Альдо не отставал, и наконец выяснилось, что один из них похвастался перед сестрой.

Альдо был доволен. Наконец-то есть на кого списать неудачу! «Сука! — без конца повторял он. — Должно быть, она донесла копам. Дайте мне выбраться отсюда, и эта сука пожалеет, что родилась на свет!»

Джино пытался отговорить его, но безрезультатно.

— Как только я отсюда выйду, эта сука получит свое. Вот посмотришь.

Джино усвоил, что в тюрьме лучше всего держаться одному и избегать всевозможных осложнений. Он делил камеру со стариком, обвиненным в покушении на убийство. Они старались не откровенничать друг с другом.

Старик шумно мочился в оставленное для этой цели ведро и почти каждую ночь онанировал, когда Джино еще не успел уснуть. Это было омерзительно, но постепенно Джино научился не обращать внимания. Он старался забыть о сексе, о женщинах и их теплой, манящей плоти. Его замучила почти постоянная эрекция, но он не желал облегчаться, как все. У него бывали мокрые сны, после которых он чувствовал себя раздраженным и разбитым.

Отсутствие секса он переносил тяжелее всех прочих лишений и постоянно грезил обо всех тех женщинах, с которыми будет заниматься любовью, когда выйдет на свободу. Чаще других он представлял себе миниатюрную блондиночку, которую встречал у Жирного Ларри. С тех пор, как она дала ему от ворот поворот, он ни разу не заговаривал с ней, но был уверен в успехе. Дайте только добраться до чудо-кнопки, а там… О Господи!

Коста продолжал забрасывать Джино письмами, а однажды его навестила Вера. Она плохо выглядела — так и не вставила два выбитых Паоло передних зуба, а лицо опухло от пьянства.

— Ах ты, маленький ублюдок, — попеняла она. — Память короткая, да? Ни словечка за столько месяцев. Наконец-то я тебя разыскала.

Джино страшно смутился и не мог отвести взгляд от дыры на том месте, где должны были быть зубы.

— Очень мило с твоей стороны.

— Естественно. Зачем человеку мачеха, если она не может нанести один-единственный визит? Говорю тебе, Джино, больше я сюда ни ногой. С меня хватило, когда приходилось навещать Паоло. Увидимся, когда выйдешь. Ладно?

— Где старикан?

— Этот гад стянул все мои деньги и сделал ноги. Как раз, когда я выписалась из клиники. — Она показала на свой рот и жалко улыбнулась. — Должно быть, ему не понравился мой фасад.

— У меня есть баксы — если захочешь вставить зубы.

Вера непристойно захихикала.

— Спасибо, малыш, но я вот что тебе скажу: для дела так даже лучше. Теперь я могу вытворять такие вещи — даже не верится! — Она наклонилась к разделявшей их сетке. — Тебе тоже сделаю, когда выйдешь отсюда.

Джино засмеялся.

— Брось, Вера.

— Я пошутила. Хотела немножко взбодрить тебя. Я-то ведь знаю: вы тут ни о чем, кроме секса, не думаете. Туго тебе приходится?

— Еще бы!

— Ах ты, проказник. Как всегда. — Вера встала. — Ну, мне пора. Но, Джино, большое спасибо… ты знаешь, за что. Обо мне никто никогда не заботился. Приятное чувство.

— С чего ты взяла, что это я?

— Смеешься.

В «Синг-Синге» Джино определили в строительную бригаду, и хотя приходилось вкалывать до ломоты в спине, зато подвернулась интересная компания. Он завязал связи и многое почерпнул от старших товарищей, опытных уголовников, которые прошли огонь, воду и медные трубы и хорошо знали, что почем.

Время летело довольно быстро, а так как Джино примерно себя вел, то срок ему скостили до одного года.

При освобождении Джино пришлось перенести настоящий шок, когда ему передали приглашение приемного отца Косты Зеннокотти провести с ними каникулы. У него не было выбора. Прямо из тюряги — на поезд до Калифорнии. Даже не осталось времени с кем-нибудь переспать.

• Предыдущая
• 18/75
• Следующая