Бестия. Том 1 - Коллинз Джеки - Страница 56
- Предыдущая
- 56/75
- Следующая
— Ну так как же? — не отставал Генри.
— Да, — решительно ответила Синди и сама удивилась собственной храбрости. — Почему бы и нет?
Генри просиял. Жена Джино Сантанджело согласилась поужинать с ним!
Он закажет столик в отеле «Плаза». Цветы. Шампанское. И номер наверху — так, на всякий случай. А еще лучше — заказать угощение прямо в номер.
— В понедельник? — спросил он.
— Во вторник. — Интересно, во что это она собирается влипнуть?
— Превосходно.
Синди захихикала.
— Надеюсь!
Джино нервно мерил шагами кабинет сенатора. Припомнилась их первая беседа — в этом же кабинете. Тогда он счел Освальда болваном. Ага! Он так же глуп, как лиса!
Джино машинально взял со стола серебряный ножичек для вскрытия конвертов и взвесил на ладони. Наконец появился сенатор.
— Вчерашний прием прошел на все сто! — с наигранной беспечностью похвалил Джино.
Освальд кивнул. У него появились тяжелые мешки под глазами, и он был не расположен к светской болтовне.
— Слушай, Джино. Все, о чем я просил тебя в прошлом, были сущие пустяки.
Джино положил ножичек на место. Ему не понравилось такое начало: и слова сенатора, и то, как он словно сплевывал их через плечо, избегая встретиться с ним взглядом.
— Согласен, — осторожно выговорил он.
— Я часто давал понять, что настанет время для большого… одолжения.
Джино был начеку.
— Насколько большого?
— Очень большого.
Воцарилось молчание. Джино первым нарушил его.
— Говорите.
Сенатор прочистил горло.
— Я хочу, чтобы ты убил человека. Лично.
Кэрри, 1937
Бернард Даймс занимал вращающееся кожаное кресло у себя в кабинете, где Кэрри когда-то вытирала пыль. Она обежала комнату быстрым взглядом, отмечая немногочисленные перемены. Серебряные рамки по-прежнему на своих местах; из них смотрят знаменитости. На большом письменном столе — кипа газет, которые никому не дозволяется трогать.
Он крутнулся в кресле, чтобы в упор посмотреть на нее.
— Мне остаться, сэр? — осведомился Роджер.
— Нет-нет. Все в порядке. Я позвоню, если что-нибудь понадобится. — Бернард махнул рукой, отпуская дворецкого. — Садитесь, Кэрри.
Она села туда, куда он показывал, и сложила руки на коленях.
— Мы знакомы, не правда ли? — мягко спросил Бернард.
Она удивленно подняла глаза.
— Да.
— У меня очень хорошая память на лица. Однажды увидев человека, я его уже не забуду. А если вдруг не могу вспомнить, места себе не нахожу. Так где же мы встречались?
— П-прошу прощения?
— Где?
— Здесь, — ответила она.
— Как здесь?
— Да, сэр. Я когда-то работала в вашем доме.
— В самом деле? Когда же?
— О, много лет назад. Я была совсем девчонкой.
Он растерянно вздернул брови.
— Нет, не здесь… Где-то еще.
— Я работала в вашем доме.
Он все еще сомневался.
— Мистер Даймс. Это было в двадцать шестом году. Мне пришлось оставить службу… по семейным обстоятельствам.
Он нахмурился.
— Да-да, — разволновалась Кэрри. — Неужели не помните? Я познакомилась с вами в итальянском ресторане. Хозяин представил меня вам, и вы приняли меня на работу. Вы должны вспомнить!
Он вспомнил худенькую девчушку, совсем не похожую на сидевшую перед ним молодую женщину. У этой женщины были гладко зачесаны и заплетены волосы, она была не накрашена и бедненько одета, но Бернард Даймс не зря проработал двадцать три года театральным продюсером: он знал толк в женской красоте.
— Значит, за столько лет вы так и не нашли ничего лучшего?
Кэрри изучала рисунок на ковре.
— Должно быть, так.
— В чем дело, Кэрри? У вас нет честолюбия?
Она удивленно взглянула на него. Он обращался с ней, как с человеком.
— У меня есть честолюбие, — ответила она, — но не так-то легко найти работу.
Бернард сказал:
— Должно быть, вы правы. Но вы очень красивая девушка и достойны лучшей участи.
Кэрри пожала плечами.
— Я знаю.
Бернард задумчиво посмотрел на нее и вдруг, движимый импульсом, встал, подошел к Кэрри и протянул ей визитную карточку.
— Завтра в десять утра приходи в Шуберт-театр. Кажется, там есть вакансия хористки. Ты ведь не собираешься всю жизнь ходить в служанках, верно?
Она покачала головой.
— Не волнуйся, я сам улажу с Беккерами, — он позвонил в колокольчик, вызывая дворецкого. — Роджер, проводите Кэрри.
Она вышла в шоке. Бернард проводил ее взглядом, сам ничуть не менее ошеломленный таким поворотом событий. Он попросил ее зайти, потому что никак не мог припомнить, где ее видел. И теперь ему было трудно разобраться в своих чувствах. Эта молодая женщина излучала скрытую сексуальность, которая не оставила его равнодушным. Почему бы и не дать ей шанс в жизни?
Бернард закурил сигарету, пуская дым в потолок. Его по-прежнему что-то беспокоило. Он видел ее где-то еще — не только, когда она работала в его доме.
Он порылся в воспоминаниях, но так и не нашел разгадку. Однако со временем он вспомнит. Как всегда, когда он долго о чем-нибудь думал.
Директор поковырял спичкой в зубах.
— Где ты ее откопал?
— Она работает в доме одного знакомого.
— Девушка недурна.
Они рассматривали Кэрри из темноты оркестровой ямы. Она же стояла на сцене, ослепленная огнями рампы, нервничая и потея, одетая в позаимствованное трико.
— Что тебе сыграть, милочка? — спросил молодой пианист.
— Не знаю.
— Что будешь делать вначале: петь или танцевать?
— Э… танцевать.
— Как насчет «Пенни с небес»?
— Как насчет рэгтайма?
— Ага, вот теперь ты заговорила на нашем языке! — он увлеченно заиграл отрывок из «Жестокосердой Ханны». Кэрри начала танцевать.
— Боже мой! — воскликнул директор театра. — Она движется так, словно исполняет стриптиз!
Бернард выпрямился в кресле.
Действительно.
Вечеринка у Клементины Дюк.
Уэстчестер, двадцать восьмой год.
Он знал, что в конце концов вспомнит!
Джино, 1937
Машина в руках Джино виляла из стороны в сторону. Сидевшая рядом с ним Синди подобрала под себя ноги и недовольно спросила:
— Слушай, ты пьян или что?
— Что за бред?
— Ты ведешь машину, как сумасшедший.
— Чертов сенатор! Думает, он может играть людьми. Я не марионетка.
— Кто сказал, что ты марионетка?
Джино бросил взгляд исподлобья. Сказать ей? Нет. Ей незачем знать о его унижении. Сенатор Дюк говорил с ним, как с уличным бандитом. Думал, Джино обрадуется: «Конечно, сенатор, я по первому вашему слову убью человека, скажите только, когда и где!» Подонок! А он-то считал, что они друзья. Смех, да и только!
— Никто, — буркнул Джино.
— Ясно, никто, поэтому мы и сбежали из гостей. Твоя вертихвостка была в бешенстве!
— Ага, — Джино зевнул. — А Джин Харлоу не красит волосы.
Дальше они ехали молча. Джино злился и на себя, и на других. В сущности, он не сказал «нет». Выслушал и ответил: «Я мог бы это организовать».
— Нет, Джино, — ответил сенатор. — Ты сделаешь это сам. Никто больше не должен знать.
Черт! Он позволил обойтись с собой как с дешевым киллером. Он бизнесмен, а не уголовник, живущий за счет пистолета. И все-таки он молча слушал, как Освальд освещает подробности. Естественно, шантаж. Естественно, на сексуальной почве. Долгая история.
Сенатор Дюк не выразился прямо: «Если ты не сделаешь это сам, я тебя уничтожу». Но эти слова висели в воздухе.
А по плечу ли Джино такая задача? Возможно. Конечно, он был круглым идиотом, что позволил сенатору так много знать о своей разносторонней деятельности. Но как можно было этого избежать? Сенатор был директором большинства принадлежащих Джино компаний; его юрист вел всю легальную документацию. Его брокер занимался инвестициями. Единственное, чего сенатор не знал, это депозитные сейфы по всему городу.
- Предыдущая
- 56/75
- Следующая