Принц Полуночи - Кинсейл Лаура - Страница 44
- Предыдущая
- 44/70
- Следующая
— Господин Джейми не захочет, чтобы вы находились здесь.
— Тогда пусть придет и сам скажет мне об этом, ma petite[53]. Я хотел бы иметь честь с ним познакомиться.
Открылась дверь церкви. Широкая полоса света упала на ступени, а потом исчезла, когда господин Джейми отпустил дверь, и она захлопнулась за ним. Если его и удивили всадник и толпа, он не подал виду. Минуту он стоял на самом верху лестницы. Волосы, торчащие из-под шляпы, в лунном свете казались пыльными.
Он поднял обе руки.
Гармония напряглась. Она была уверена, что господин Джейми нашлет что-то ужасное на человека и светлую лошадь, потребует какого-то наказания, — еще хуже того, что они сотворили с мистером Бартлеттом. Что могло быть более вызывающим, что могло быть более бесовским, чем эта угрожающая смеющаяся фигура, осмелившаяся безмолвно стоять перед ним? Принц Полуночи — разбойник с большой дороги, человек вне закона, отступник. Здесь — вызов, вражда, неповиновение — все то, что, по словам господина Джейми, источник зла.
Господин Джейми начал молиться вслух, и слова его заставили ее похолодеть.
— Господь Бог небесных сил возгласил: мне ненавистна надменность Иакова. И вот взирайте: Господь намеревается повелеть, чтобы великое здание было разрушено на куски и малое — на осколки.
Гармония почувствовала, как вокруг нее беспокойно зашевелились девушки. Некоторые из них отступили. Все знали, что должно произойти.
— Ты превратил правосудие в яд, — голос господина Джейми зазвучал громче, — а плоды добронравия — в полынь, ты, гордящийся чем-то, что есть ничто. И вот, взирайте: я подыму на тебя народы, — закончил он мягко и угрожающе.
Краем глаза Гармония увидела, как две какие-то девушки нагнулись и стали искать на земле камни. Ей бы хотелось его предупредить, но она не шевелилась. Дивный Ангел позади нее опустилась на колени, чтобы поднять камень. Гармонию накажут, если она его предупредит, ее отвергнут и не будут любить. Дрожа всем телом, она упала на колени.
— И они будут терзать тебя! — выкрикнул господин Джейми. — От входа в Хамат до потока Арабах!
Светлая лошадь, тронувшись с места, вступила на первую ступеньку лестницы, ведущей к церкви, наклонилась вперед, вытянула голову и фыркнула в лицо господину Джейми.
Гармония стояла на коленях, глядя во все глаза. Все застыли, не считая господина Джейми, продолжавшего молиться, выкрикивая слова с закрытыми глазами, как будто животного не было перед ним. Лошадь, пожевав поля его шляпы, зажала ее зубами, потянула шляпу к себе. Потом со смешно свисающим изо рта головным убором подошла к Дивному Ангелу, подбросила шляпу так, что она приземлилась на ее голову.
Лошадь отступила, покивала головой, потом оторвала передние ноги от земли, изобразив аккуратное и элегантное приветствие.
— В высшей степени восхитительно, — пробормотал Принц.
Большая лошадь не спеша двинулась вперед, и никто — даже Дивный Ангел с нелепо нахлобученной шляпой — не встал у нее на дороге.
— Au revoir, ma cherie courageuse[54]. — Он склонился, прикоснувшись к щеке Чести, когда проезжал мимо нее. — Я приеду за тобой как-нибудь ночью, если хочешь.
Господин Джейми замолчал. В тишине Дивный Ангел замахнулась и кинула в лошадь камень. Но та уже далеко отошла, и камень попал прямо в спину Чести.
— Эй! — Честь подскочила и обернулась. — Ты чего это? — Она пробилась к Ангелу и толкнула ее. Не успел еще господин Джейми произнести до конца ее имя, как она уже бежала по улице вслед за лошадью.
Нежная Гармония тоже побежала. Лошадь и седок уже исчезли в ночи. Она догнала Честь на половине улицы, схватила за руку и утащила в дом. Оставалась только одна надежда: что у господина Джейми будут другие заботы и он не вспомнит, что Честь подняла руку на одну из его самых любимых овец. На Дивного Ангела — а уж она-то ему об этом напомнит.
— На колени, на колени, — настоятельно проговорила Гармония, когда они поднялись наверх. — Молись о прощении.
Честь скинула со своего плеча ее руку и обиженно отвернулась. Она стала на колени на своем матрасе, а когда час спустя Дивный Ангел и господин Джейми явились сами, она кивала и плакала и попросила у Ангела прощения. Опять воцарился мир.
После того как звон колокола возвестил об окончании полуночной молитвы, Честь и Нежная Гармония улеглись на матрасы, сдвинув их поближе к холодной комнате.
— Гармония, — голос Чести едва можно было слышать в темноте, — принц — что он мне сказал? Пожалуйста, — прошептала Честь. — Что значит «шери»?
Нежная Гармония зарылась головой в одеяло.
— Это значит «милочка». Он назвал тебя своей «отважной милочкой».
— Ох! — выдохнула она. — Ох, черт побери, Господи!
Эс-Ти намеревался незаметно проскользнуть на постоялый двор, но Ли ждала его за крепостной стеной в холодном лунном свете. Ее темная тень поднялась с обочины, заставив Мистраля шарахнуться. Первым ее обнаружил Немо. Она по-прежнему оставалась единственной женщиной, признанной волком. Немо не желал даже приблизиться к Небесному Прибежищу. Поэтому ему разрешили носиться на свободе по безлюдным просторам.
Эс-Ти все еще оставался в маске Арлекина — ему не хотелось расставаться с образом Принца и погружаться в обыденное существование. Он любил эту маску, приковывавшую к себе все взгляды, вызывавшую изумление, простодушное удивление и восхищение у девушек из Небесного Прибежища. Он сам изготовил ее, раскрасив папье-маше, работая в одиночку в пустом сеновале над конюшней. Ему казалось, что он переносит на маску изломы своей души.
Эс-Ти выскользнул из дома, когда остальные уже легли. Его затея прошла так удачно, он был не против попросить Мистраля отметить победу, пройдясь высокой рысью, напоминающей танец триумфатора. Лошадь фыркнула, не поняв сначала приказ, но многие недели неустанного обучения по дороге на север дали свои результаты. Мистраль постарался: резвый, упругий шаг на месте не посрамил бы их на королевском плацу. Эс-Ти позволил коню расслабиться и поощрительно потрепал его по голове.
— Сеньор, — произнесла Ли с поклоном. Он не мог понять, что слышалось в ее голосе — благоговение или насмешка. Он заподозрил насмешку, и его подъем несколько спал. — Где вы были?
— Я нанес визит преподобному мистеру Чилтону.
— Но мы же договорились, что вы не будете ничего предпринимать в одиночку.
— Нет, — возразил он. — Мы договорились, что это вы не будете ничего предпринимать. Ни в одиночку, ни с кем-либо еще.
Ее лицо в лунном свете — гладкое и нежное — было таким прекрасным, что он внезапно ощутил боль в сердце и потерял интерес и к спору, и к предмету спора — преподобному Чилтону. Ему захотелось просто поговорить с ней — лежа в постели, обсудить что-нибудь незначительное, успехи Мистраля, виды на ужин, убьет ли хозяйка старого каплуна или пожертвует на жаркое трех курочек…
Он вытер лицо тыльной стороной рукавицы и спрятал маску в седельную сумку.
— Подсадить? — спросил он, протягивая руку.
— Я пойду пешком. Вы ездили на Мистрале по городу?
Он спешился и повел лошадь за собой.
— Было бы не слишком удобно ходить там пешком.
— Они его узнают, смогут дать его описание. Вы убили Чилтона?
Он почувствовал, что она старается спросить об этом небрежно. Но интонация была неуверенной — и голос на последнем слоге дрогнул.
Прижать бы ее к себе, поцеловать в лоб… только это, как если бы она была ребенком. И сказать ей: пусть Чилтон больше ее не заботит. Но они снова стали спорить.
Вязкий спор длился два дня в домике извозчиков, где они нашли кров. Они спорили шепотом за закрытыми дверями, не соглашаясь друг с другом ни в чем. Ходили по пустынным дорогам и вели бесконечный разговор, не желая уступать.
Эс-Ти хорошо знал, что делать дальше. Теперь у него появился собственный повод для мести, и он намеревался осуществить ее. Ли не одобряла его замыслов — или жарко спорила, захваченная чувствами, или замолкала, словно ей было что скрывать. Она отказывалась предоставлять ему свободу действий, не доверяла его опыту. Однажды вообще приказала ему оставить в покое Чилтона, словно прошлое для нее потеряло жгучую притягательность. Смотрела на него, трясясь от гнева, как будто он виноват, что оказался здесь.
- Предыдущая
- 44/70
- Следующая
