Волна страсти - Патни Мэри Джо - Страница 29

• Предыдущая
• 29/130
• Следующая

Почему они не встретились в другое время и в другом месте, подумал он с внезапной злостью. Почему судьба не свела их, когда он был джентльменом со средствами, а не соглядатаем без пенни в кармане? А теперь она дочь отца, подозреваемого в убийстве жены! Как бы он хотел исцелить ее настрадавшуюся душу, целовать ее без оглядки и вернуть ей былую жизнерадостность и доверчивость! И она бы научилась отвечать на его поцелуи!

Кеннет медленно втянул в себя воздух. Злость на безжалостность судьбы исчезла, но не исчезло желание дотронуться до нее. Наклонившись вперед, он взял ее руки в свои и повернул ладонями вверх. Руки были красивыми, с тонкими длинными пальцами, как у статуй святых эпохи Возрождения.

– Какие сильные и умные руки, – прошептал он. – Какие шедевры они создадут в будущем?

– Настоящее произведение создается головой, а не руками, – ответила Ребекка, руки которой слегка задрожали. – Ты должен почувствовать картину душой, прежде чем тело приступит к ее осуществлению.

– Не знаю, откуда он исходит, но у вас великий талант. – Кеннет провел пальцем по линиям ее ладони. – Меня всегда интересовало, можно ли по руке предсказать будущее. Что принесет вам ваш талант? Славу? Богатство? Счастье?

Ребекка выдернула руки и сжала пальцы в кулак.

– Дар созидания не связан с такими вещами. Он сам по себе счастье. Одиночество, страсть, неразделенная любовь – все это искупается работой.

Кеннет вскинул голову, и их глаза встретились. Напряжение, которое постепенно нарастало между ними, уже витало в воздухе, как перед грозой. Он чувствовал, что они оба вот-вот взорвутся и наделают глупостей, о которых потом пожалеют.

Испугавшись, что ее пристальный, опытный взгляд художника достигнет глубин его грешной души, Кеннет резко поднялся.

– Мне давно уже пора приступить к работе, – сказал он. – Вы хотите, чтобы я позировал вам завтра?

– Нет… только не завтра, – ответила Ребекка, судорожно сглотнув. – Лучше послезавтра.

Кеннет кивнул и вышел из мастерской, задаваясь вопросом: надолго ли его хватит? Сколько сеансов он сумеет выдержать? Ребекка, несомненно, больше всех сможет ему помочь в его тайном расследовании, но, к сожалению, она же и самый главный соблазн, против которого он может не устоять.

Ребекке удалось сохранить видимое спокойствие, но внутри у нее все кипело. Когда Кеннет ушел, она закрыла глаза и приложила ладонь к щеке, которую он погладил. Щека горела, словно обмороженная.

Черт бы побрал этого капитана! Какое право он имел вторгаться в ее жизнь и разрушать ту броню, которую она с таким трудом воздвигла вокруг себя? Все это время ей удавалось держать себя в руках и сделать живопись всем смыслом своей одинокой жизни – больше ей ничего не нужно.

Давая выход бурлившим противоречивым чувствам, она поднялась и быстрыми шагами заходила по мастерской. Как она любила эту комнату с ее наклонным потолком, где только она могла ходить, выпрямившись во весь рост; капитан же мог стоять распрямившись только в центре, и тем не менее ухитрился заполнить собой все пространство. Его сила и жизненная энергия остались здесь и после его ухода. Куда бы Ребекка ни взглянула, она везде видела его.

Как мудро она поступала, не допуская посторонних в свое святилище, и какую глупость она совершила, позволив капитану проникнуть в мастерскую.

Позволив? Да она сама затащила его сюда. В отчаянии Ребекка запустила руки в волосы, шпильки разлетелись в разные стороны, и локоны тяжелой массой рассыпались по спине, прикрыв ее до самой талии. Не умеряя шага, она дрожащими руками попыталась скрутить их в небрежный узел.

Ее привлекало в нем военное прошлое и разительное противоречие между, казалось бы, громоздкой внешностью и острым, проницательным умом. А какой удивительной моделью он был! Где еще найдешь такую колоритную фигуру? Но самое странное – она чувствовала себя с ним на редкость естественно и открыто высказывала свои мысли. Никто и никогда не интересовался, о чем она думает, что у нее на сердце. Он подействовал на нее, как весенний дождь на первую зелень. До сегодняшнего дня она даже не осознавала, какой одинокой была.

Да, она была одинока, хотя рядом был отец, который понимал ее и которого обуревала та же самая страсть – живопись. Однако он был известным художником и жил полной жизнью, а она находилась в тени его славы.

Увлеченная искусством, она никогда не имела верных друзей, а немногие приятели покинули ее после случая с Фредериком; высший свет был для нее закрыт; окружение отца относилось к ней снисходительно, и только Лавиния и дядя Джордж искренне ее любили. Она всегда будет оставаться чудаковатой дочерью сэра Энтони.

То же самое было и с предыдущими секретарями ее отца. Конечно, они были с ней вежливы и любезны, но она остро чувствовала, что в душе они считают ее убожеством, ничтожной дилетанткой, ничего из себя не представляющей. Она была всего лишь частью их обязанностей. Ничего удивительного, что сердечное внимание Кеннета так ее тронуло.

Одному Господу известно, какие они разные, и все же как будто искра между ними проскочила. Может быть, и капитан так же одинок? Конечно, он никогда не полюбит ее, она не из тех женщин, которые пробуждают в мужчине страсть. Даже Фредерик не любил ее. Он любил саму любовь, но только не ее.

Внезапно Ребекку осенила мысль: скорее всего, натянутость Кеннета была вызвана его опасением, что любые отношения с дочерью своего работодателя чреваты серьезными последствиями. Пожалуй, ей не стоило заставлять его позировать, хотя, впрочем, она и не настаивала. Это была простая просьба, но он не посмел отказаться. Еще бы! У него не было выбора. Жаль, конечно, что все обернулось не лучшим образом – более подходящую модель трудно сыскать.

Ребекка взяла в руки альбом со своими набросками Кеннета. Некоторые из них были совсем не плохими, хотя она и не достигла желаемого. Она медленно перебирала рисунки, размышляя над тем, как лучше выразить его сущность, опаленное войной лицо, взгляд много повидавшего солдата. Может, лучше изобразить его в армейском мундире? Ребекка смутно помнила, что солдаты Стрелковой бригады носили темно-зеленую форму. Если изобразить капитана в форме этого цвета вместо обычного алого, то картина только выиграет: алый цвет обычно доминирует на полотне и мешает правильному восприятию. Она изобразит его после боя – усталого, но не сломленного.

• Предыдущая
• 29/130
• Следующая