Моя снежная мечта, или Как стать победительницей - Волков Роман - Страница 16

• Предыдущая
• 16/55
• Следующая

Наташа согласилась со стариком. Прав ведь, и возразить нечему.

Этот неприятный эпизод в столовой на самом деле очень помог обоим. Сломал стену молчания, которую они так тщательно выстраивали за липким столом. Разрушил нечаянную отчужденность. Наташа внезапно по-детски обняла Егора Ивановича. Прижалась, как в тот день, когда он ее из печи достал. Ей вдруг страшно стало его отпускать.

«Сдался мне этот биатлон? А вдруг он уйдет из моей жизни, как отец ушел. Вдруг я его больше никогда не увижу? Он уже немолодой. Зачем я их бросаю, больше ведь у меня никого, во всем мире, на всем белом свете!»

Из Наташиных глаз предательски лились слезы и никак не собирались останавливаться. И вся она тряслась от беззвучных рыданий. Этого она себе прежде не позволяла никогда.

– Полно, полно! – нетвердым голосом произнес старик. – Будет тебе реветь. Что ты, плакса какая, что ли? Ну, хватит уже. – Егор Иванович сам едва держался. Не хватало еще им реветь в этом коридоре белужьим дуэтом.

– Ладно, Наталья. Долгие проводы – лишние слезы. И все эти, разговоры там… Бывай, дочка.

Он развернулся и быстро пошагал к выходу. Дочкой он назвал ее впервые.

То, что произошло дальше, совсем не напоминало торжественные репортажи из Олимпийской деревни. У Наташи в голове была только одна ассоциация: детский дом. Да, чище, да, дружелюбнее… но снова совсем одна, снова насмешки и издевки других девчонок и мальчишек, только уже куда более взрослых, а значит, и шутки становятся более злыми, изощренными и беспощадными. Снова учителям не будет никакого дела до одинокой девчонки, как и никому, никому в этом холодном и сером мире, где есть место только снегу и соснам.

Воспитательница – улыбчивая полная женщина, представившаяся Зинаидой Степановной, водила девушку по общежитию, показывая, где находится библиотека, столовая, читальный зал, общая душевая, игровая комната, а Наташа не видела ни телевизора, ни настольных игр, а только зеленые стены, истертые полы, веревки, на которых висела одежда, и лица, выглядывающие из открытых дверей, когда они шли по коридору.

– Девочки тут хорошие, – улыбалась Зинаида Степановна, – вы все обязательно подружитесь. Если тебя Валерьянов решил в середине учебного года взять, значит, ты спортсменка сильная, а таких у нас всегда уважают. У нас, по секрету скажу, лучшая спортивная школа во всей Сибири, а Виктор Степаныч Валерьянов – один из лучших тренеров в России. И биатлет сильнейший! – она показала на большое фото молодого Валерьянова, увешанного медалями и с хищной улыбкой поднимающего над головой кубок.

– Его и в Москву звали, и в Германию, а он же местный, с Бугров, так тут и остался. Он, представляешь, двух чемпионов России воспитал и одну чемпионку мира!

Но Наташа ничего не слышала, ее лицо снова каменело, превращаясь в ту самую злую и равнодушную маску, с которой ее взял из детского дома Тобуроков.

В голове крутились те самые армейские законы, которые позволяли выжить среди бескрайних сибирских лесов, потрескавшихся стен и озлобленных одиноких, никому не нужных детей без прошлого и будущего. Наташа совсем забыла, что это не детский дом, а общежитие лучшей в городе спортивной школы, и что девушки и парни здесь из нормальных семьей, и они в основной массе добрые и честные ребята.

– Вот тут будет твоя комната, угловая. Ты фамилию на дверь потом приклей, видишь, как другие девочки сделали.

На двери были три бумажки с фамилиями, написанными красивыми почерками с завитушками: Тамара Юрковская, Маша Верзилина, Рита Барабанова.

– У них как раз одно место пустое, у двери, туда и поселим. Девочки они с характером, но хорошие.

Воспитательница открыла дверь и пропустила Наташу вперед. Три девушки уже ждали, сидя на одной кровати с суровыми выражениями лиц: все как на подбор высокие, крепкие, длинноногие.

– Девочки, добрый день!

– Здрасте, Зинаида Степановна, – вразнобой ответили они.

«Порядок держат, значит», – подумала Наташа.

– Вот, пополнение вам прибыло. Проходи, Наташенька, проходи. Это Тамара, это Маша, это Рита, девочки все хорошие. Ну ладно, знакомьтесь, я вам не мешаю.

– Зинаида Степановна, а нам же обещали, что подселять никого не будут, – вдруг сказала Рита, самая крепкая из троих, огненно-рыжая девушка в коротких шортах, с красивыми мощными ногами.

«Наверное, главная тут», – решила Наташа.

Воспитательница улыбнулась.

– Не выдумывай, Ритусик, никто вам ничего не обещал. Виктор Степаныч принял Наташу, а койка только у вас свободная.

– К Петуховой бы поселили, у них угол пустой, – заметила Маша с милым кукольным личиком.

– Мы уж втроем привыкли, – добавила Тамара, брюнетка с большими глазами, в красных кедах и драных протертых джинсах.

Зинаида Степановна снова улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.

– По знакомству, что ль, взяли? – спросила Барабанова.

– А с виду не скажешь, что блатная, – ухмыльнулась Юрковская.

Верзилина, видно, самая добрая из девушек, промолчала, продолжая мило улыбаться.

Наташа швырнула сумку на пол, забила ее под кровать сильным ударом ноги.

– Эу, здороваться не учили? Тайга, блин! – крикнула Барабанова, не поднимаясь с места.

– Ты кто такая вообще, а? – Юрковская зло ухмыльнулась, показывая красивые белые зубки. – Зачем ты на нашу голову свалилась?

– Девочки, пусть выпишется от нас, – подала голос Верзилина. – Пусть идет к коменданту и скажет, что не хочет у нас жить, пусть к Петуховой переезжает.

Наташа сняла сапоги, зашвырнула их под кровать, повесила куртку на крючок на стене и легла на покрывало, задрав ноги на щиток.

– Ты что творишь вообще, – взвизгнула Барабанова и наконец поднялась.

Конечно, Наташа поступила неправильно даже по детдомовским законам: войдя в чужую комнату, ей надо было поздороваться и представиться. Но ее настроение было злым, и она уже готовилась к драке, чтобы доказать им всем свое место под солнцем. Закрытые глаза, расслабленная поза – ничто не говорило о том, что она может одним прыжком вскочить с кровати, вцепиться Барабановой в ее роскошные рыжие волосы и бить, бить, бить кулаками, локтями, ногами, пока их не растащат те, кому хватит сил и смелости.

А потом – да, она знала, что будет потом: унизительная отправка домой. Это же не детский дом и не приемник-распределитель, у всех, кто учится в спортивной школе, есть дом. Есть и у нее. И возвращаться в Чаадаевку она не хотела, поэтому просто лежала с закрытыми глазами.

– Рит, она больная, – послышался голос Юрковской.

– Точно, – добавила Верзилина. – Ой, повезло нам, девочки!

– Ладно, пошли в двадцать первую. Чаю попьем, посоветуемся. А эта пусть здесь валяется.

И все трое вышли, с громким стуком захлопнув за собой дверь. Только тут Наташа открыла глаза и разжала кулаки.

– И что мне делать? Что делать? – прошептала она, обращаясь неизвестно к кому. – Это только первый день, а я уже не могу. Что будет дальше? Я не смогу стать спортсменом, а тем более чемпионом. Нет у меня для этого сил. Я слабая. Я сама по себе. Я не выживу тут.

Она встала и медленно вытащила сумку из-под кровати. По щекам потекли слезы, которые держались в глазах так долго. Надо собираться, извиниться перед тренером и уехать домой, ведь у нее есть дом, есть старики Тобуроковы, есть охота, есть лес, тайга, где ей всегда будет хорошо.

Или не будет. Или все будет зря.

Наташа… Наташа! Это я, твой папа. Егор. Да, тоже Егор, как дядька Тобуроков. Так что с отчеством у тебя совсем порядок вышел. Ты меня, наверное, совсем не помнишь… Ну да ладно, главное, что мы тебя с мамой помним. Мы Волчихины. Охотничья фамилия, старая. Ну тут уж ничего не поделаешь, побудешь Тобуроковой, все равно потом менять, когда замуж выйдешь. Хе, ну до этого долго еще… Наташ, я тебя люблю очень. И мама тоже. Ты прости, что мы тогда… ну что бросили тебя, так уж вышло. Мне нельзя было по-другому, надо было людей защищать. Спасли тебя зато, ты уж сама реши – зря или нет. Только сама. Тут ты права – такие вещи только самой решать. А вот то, что ты совсем одна, – это ты ошибаешься. Ты не одна. И в этом твоя сила.

• Предыдущая
• 16/55
• Следующая