Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/36
• Следующая

Дыба хмыкнул, повернулся и зашагал прочь, не взглянув больше на Кирилла. Через несколько шагов обернулся и крикнул своей компании:

— В час двадцать у «Экрана»! Вовку прихватите, пускай привыкает головастик.

Кирилл пошел своей дорогой. Он понимал, что оглядываться нельзя, хотя могли догнать, ударить сзади. Могли бросить кирпич. Все могли. И Кирилл шел, ощущая мелкое противное дрожание в мускулах. Но не оглянулся. Оглянуться— значит проиграть. А пока была ничья…

Минут через двадцать он был в доме у Чирка. Постучал в обитую клеенкой дверь. Долго не открывали. В сенях пахло квашеной капустой— видимо, от кадушки в углу. Гудела большая зеленая муха. Это гудение вызывало непонятную досаду и беспокойство. И когда за дверью послышались шаги, Кирилл уже почти знал, что случилось что-то нехорошее.

Открыла дверь низенькая женщина в косынке и очень просторном халате. У нее было утомленное и озабоченное лицо. Она не удивилась, увидев Кирилла.

— Здрасте. А Чи… Петя дома? — сбивчиво спросил Кирилл.

Она утвердительно кивнула. Потом сказала усталым полушепотом:

— Проходи… Заболел Петенька.

«Так и есть», — с тоской подумал Кирилл и вопросительно посмотрел на Петькину маму.

— Может быть, к нему нельзя?

— Проводи, ничего, — повторила она. — Жар у него. А все спрашивает, не пришел ли мальчик. Ты это?

— Я, — сказал Кирилл и пошел вслед за ней в комнату.

Чирок лежал, укрытый по самый подбородок, так, как вчера укрыл его Кирилл.

Чирок лежал, укрытый по самый подбородок, так, как вчера укрыл его Кирилл. Лицо у него было темно-розовое, с капельками пота на лбу. На большой подушке это лицо, худое, остроносое, казалось совсем маленьким, как у младенца. А глаза были большие. Чирок словно обнял Кирилла этими больными глазищами, облизнул губы и сказал очень тихо:

— А я все думал… придешь или нет…

— Чего зря думать? Я же сказал вчера, — пробормотал Кирилл.

Чирок медленно вздохнул, и его тощенькая грудь приподнялась и опустилась под одеялом. Он не отводил от Кирилла свои очень потемневшие глаза.

— Садись рядом… на табуретку.

— Только недолго, Петенька, — попросила мама. — Тебе поспать надо, а мальчику, наверно, в школу.

Чирок опустил ресницы: «Ладно». Мама вышла.

— Свалился все-таки, — сказал Кирилл со смесью досады, жалости и неловкости.

— Ага, — виновато прошептал Чирок. — Маме не говори про мое ныряние. Она думает, что я случайно простыл… Я все равно недолго пролежу.

Кирилл посмотрел на его горящий лоб, на слипшиеся прядки волос и промолчал.

Чирок тоже молчал.

— А что болит? — спросил наконец Кирилл.

Чирок слабо улыбнулся.

— Да ничего. Дышать немного тяжело. И ночью всякая ерунда снилась. Давит будто…

Кирилл сказал:

— Сейчас Дыбу видел. Я ему говорю, чтобы деньги тебе отдал, а он, бандюга, пугает.

— Не отдаст он…

— Наверно, не отдаст. Ну черт с ними, с деньгами, пусть подавится, лишь бы никого больше не трогал.

— Он будет… — прошептал Чирок.

— Там посмотрим, — хмуро произнес Кирилл.

Заглянула в комнату Петина мама.

— Я пойду, — торопливо сказал Кирилл. — Ты пока спи, тебе надо. Я зайду.

— Когда?

— После школы зайду. Ты поправляйся.

Чирок опустил ресницы. Потом вытянул изпод одеяла руку. Кирилл взял его за пальцы и чуть не обжегся.

— Ох и раскалился ты…

Чирок опять разлепил губы.

— Правда придешь?

— Я же сказал.

— А… почему?

Кирилл понял. Это был почти такой же вопрос, как вчера: «А чего ты со мной возишься?»

— Потому что мне хочется, — сказал он сердито. — Лежи и спи.

В коридоре ждала Кирилла Петина мама.

— Беда за бедой, — пожаловалась она. — Бабушка пишет, что захворала, еле ходит, а тут вот с Петей такое. Ведь полгода с легкими пролежал. А если опять начнется?

Кирилл не знал, что сказать. Уверять, что Чирок скоро поправится? Глупо. Мать все равно видит, что заболел он крепко.

— Вы только не расстраивайтесь очень, — пробормотал он. — Вам же нельзя.

Она лишь рукой махнула. И вдруг посмотрела на Кирилла внимательно и ласково.

— Я и не знала, что у Петеньки в классе товарищи есть. Он все больше с маленькими играл или один… Тебя как зовут-то?

— Кирилл.

— Как дедушку его, моего свекра… Ты мне, Кирюша, не поможешь?

— А что? Давайте! — встрепенулся Кирилл.

— Боюсь я его оставлять-то. Зайди по пути в поликлинику, вызови врача. Тут недалеко.

Кирилл торопливо кивнул.

В регистратуре поликлиники была очередь, и Кирилл из-за этого чуть не опоздал на биологию. Он влетел в класс после всех, мельком глянул на Женьку, встретил ее странный, растерянный взгляд и улыбнулся: «Ничего, все в порядке». Хотя какое уж там ничего, когда Чирок так заболел. Кирилл чувствовал, что даже завтрашнее плавание радует его меньше, чем утром…

Вошла Ева Петровна. Кивнула, чтобы садились. На ее лице, как обычно, лежала печать забот и решимость эти заботы преодолеть. Но губы ее были сжаты сейчас особенно плотно. Это означало, что, помимо обычных неприятностей, есть неприятности внеплановые.

Ева Петровна оглядела класс.

— Сушко, перестань возиться и сядь прямо. Надоело. Климов, хоть на пять минут избавь нас от своих иронических улыбок… Кстати, где Чирков? Он не приходил?.. Что же, этого можно было ожидать.

— Почему? — услужливо спросила Элька Мякишева, и прежде чем Ева Петровна заговорила, Кирилл почувствовал: «Знает!»

Ева Петровна уперлась ладонями в стол.

— А потому, — сказала она негромко, печально и внушительно, — что именно Чирков повинен в краже кошелька у практикантки Ольги Николаевны Федосеевой.

«А-ах», — сказали девчонки, а кто-то из ребят свистнул. Кирилл сжался. «Откуда? Откуда она знает? Неужели студентка сказала? Но Дед ей даже имени Чирка не назвал!»

Ева Петровна продолжала:

— Да, это так. И я не вправе скрывать этот факт от членов отряда. Есть люди, которые рады были бы это скрыть, но я не могу. Тем более, что отряду грозит утрата почетного звания.

— Из-за одного шибзика! — громко сказал Роман Водовозов, приятель Димки Сушко.

«Шкура…» — подумал Кирилл.

— Как узнали-то? — спросил Кубышкин, и у кого-то сработал рефлекс: хихикнули.

Только сейчас Кирилл догадался посмотреть на Женьку.

Женька сидела с белым лицом и плакала.

— Вы же… обещали! — громко сказала она. — Вы же… Нечестно!

Ева Петровна медленно повела на нее взглядом.

— Что я обещала, Женя? Скрывать от класса вину Чиркова? Поддержать вашу с Векшиным игру в благородство? Это не благородство, а обыкновенное укрывательство жулика.

«Вот и все, Женя-Женечка», — подумал Кирилл и громко спросил:

— Что, Черепанова, не выдержала, поделилась?

Женька вдруг заплакала, как плачут младенцы, морщась и вздрагивая нижней губой. И пошла, потом побежала из кабинета.

А тридцать четыре человека сидели и молчали, ничего еще не зная и не понимая.

«Ну, почему, почему, почему? — возмущался Кирилл. — Почему все к худшему? Хочешь добра, мечешься, стараешься — и все не так!» Мысль эта простучала пулеметной очередью, и вдруг Кирилл ощутил злое спокойствие. В конце концов что страшного случилось? С кем? Чирок? Но ему в школе ничего уже не грозит: своим нырянием в ледяной ручей он искупил все, в чем был виноват. Болезнь взяла его под надежную защиту.

Женька? Но до вчерашнего дня Кирилл жил, не думая о ней. Что ж, проживет и дальше.

— Если председатель совета отряда устраивает истерики, чего ждать от класса?.. — проговорила Ева Петровна, глядя поверх голов. Кажется, она была все-таки немного смущена.

Класс молчал. Ева Петровна опросила:

— Кто сходит к Чиркову и выяснит, почему он не явился на занятия? Что с ним случилось?

• Предыдущая
• 31/36
• Следующая