Спонтанный рефлекс(ил) - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 3
- Предыдущая
- 3/6
- Следующая
Поведение Урма определяется его «мозгом», необычайно сложным и тонким аппаратом из германиево-платиновой пены и феррита. Если у обычной цифровой машины десятки тысяч триггеров – элементарных органов, получающих, хранящих и отдающих сигналы, то в «мозгу» Урма задействовано уже около восемнадцати миллионов логических ячеек. На них запрограммированы реакции на множество положений, на различные варианты изменения обстоятельств, предусмотрено выполнение огромного числа разнообразных операций. Что могло повлиять на «мозг», на программу? Излучение атомного двигателя? Нет, двигатель окружен мощной защитой из циркония, гадолиния и бористой стали. Практически через эту защиту не может прорваться ни один нейтрон, ни один гамма-квант Тогда рецепторы? Нет, рецепторы еще сегодня вечером были в идеальном порядке. Значит, все дело в самом «мозге». Программа. Сложная новая программа. Пискунов сам руководил программированием и… Программирование… Так вот в чем дело!
Пискунов медленно поднялся.
– Спонтанный рефлекс! – сказал он. – Ну, конечно, это спонтанный рефлекс! Идиот!
Костенко испуганно взглянул на него.
– Не понял…
– А я понял. Разумеется… Но кто бы мог подумать? Все шло так хорошо…
– Глядите! – крикнул вдруг Костенко.
Он ахнул и вскочил на ноги. Серо-черное небо над институтом озарилось дрожащей голубой вспышкой, и на фоне этого зарева, удивительно четкие и в то же время какие-то нереальные, возникли из вихря пурги силуэты черных зданий. Редкая цепочка огней, отмечавшая ограду института, мигнула и погасла.
– Это трансформатор! – хрипло сказал Пискунов. – Подстанция как раз напротив реакторной башни! Там Урм… И охрана…
– Бежим! – предложил Костенко.
Они побежали. Это было не так просто. Встречный ветер валил с ног, они проваливались в рытвины, занесенные сухим снегом, падали, поднимались и падали снова.
– Скорей, скорей! – торопил Пискунов.
Слезы – от ветра и от волнения – заливали его лицо, стыли на ресницах мутными льдинками, мешали смотреть. Он схватил Костенко за руку и тащил за собой, продолжая хрипло бормотать.
– Скорей! Скорей!
По-видимому, вспышку над институтом заметили в городке. На окраине тревожно завыла сирена, осветились окна коттеджей, в которых располагалась охрана, по полю пробежал слепящий луч прожектора. Он выхватывал из мглы снежные барханы, решетчатые стойки столбов высокого напряжения, скользнул по каменной стене, окружавшей институт, и, наконец, уперся в ворота. У ворот торопливо двигались маленькие черные фигурки.
– Кто это… там? – задыхаясь, спросил Костенко.
– Охрана. Милиция, наверное… – Пискунов остановился, протер глаза, голос его прерывался. – Ворота… заперли. Молодцы! Значит… Урм еще там.
По-видимому, тревога началась. Теперь уже не один, а три прожекторных луча шарили вдоль стены института. Было видно, как снежные смерчи танцуют в голубом свете. Сквозь шум и вой ветра доносились крики, кто-то сердито ругался. Наконец взревели моторы, послышался лязг гусениц. Гигантские тракторы-бульдозеры выходили из автопарка.
– Смотрите, Костенко, – проговорил Пискунов. – Смотрите внимательно. Мы присутствуем при самой необыкновенной облаве в истории человечества. Смотрите внимательно, Костенко!
Костенко искоса взглянул на Пискунова. Ему показалось, что по лицу инженера текут слезы. Впрочем, это могли быть слезы от ветра. Между тем лязг гусениц слышался уже не за спиной, а правее. Тракторы вышли на шоссе. Можно было уже различить дрожащие огоньки фар. Огоньков было пять.
– Пять против одного, – прошептал Пискунов. – У него нет никаких шансов. Спонтанная дуга здесь не поможет.
И вдруг что-то изменилось вокруг. Костенко даже не сразу понял, что именно. По-прежнему выла пурга, по-прежнему метались над землей тучи сухого снега, по-прежнему грозно и уверенно ревели моторы тракторов. Но лучи прожекторов уже не скользили по полю. Они неподвижно уперлись в ворота. А ворота были открыты настежь, и возле них никого не было.
– Что за дьявол? – сказал Костенко.
– Неужели он…
Пискунов не закончил, и они, не сговариваясь, побежали к институту. До ворот оставалось не больше двухсот метров, когда Пискунов, бежавший впереди, налетел на человека с винтовкой. Человек заорал в ужасе и шарахнулся было в сторону, но Пискунов ухватил его за плечи и остановил.
– В чем дело?
Человек ошалело вертел головой в милицейской шапке, выругался и, наконец, пришел в себя.
– Вырвался, – сказал он. – Вырвался. Опрокинул ворота и ушел. Чуть Макеева не потоптал. Я в городок за подмогой…
– Куда он пошел?
Милиционер неуверенно махнул рукой влево.
– Туда, кажется… На шоссе…
– Значит, сейчас на тракторы нарвется. Пойдем.
То, что произошло в следующий момент, запомнилось им на всю жизнь. Из крутящейся снежной мглы на них внезапно надвинулось нечто огромное, бесформенное, прямо в глаза им мигнули красные и зеленые огни, и резкий, лишенный интонаций голос произнес:
– Здравствуйте, как поживаете?
– Урм, стой! – закричал отчаянно Пискунов.
Костенко увидел, как побежал милиционер, как поднял руки и потряс кулаками Пискунов, затем исполинская фигура, окутанная паром, зловещее чучело, двинулась мимо него, высоко поднимая толстые, как бревна, ноги, и растаяла в пурге.
* * *
Старательно прикрыв за собой дверь, как он делал всегда, если дверь не была сломана, Урм шагнул и остановился. Все вокруг было полно звуков, движения, излучений. Ночь светилась феерическим пестрым калейдоскопом радиоволн. Впереди в тринадцати с половиной метрах было приземистое здание с широкими окнами, забранными в железные решетки. Стены его излучали яркий инфрасвет. Из здания доносилось низкое мощное гудение. В воздухе кружились миллионы снежинок. Оседая на граненых боках Урма, разогретых жаром атомного двигателя, они мгновенно таяли и испарялись.
Урм повертел головой и решил, что наиболее интересным и близким объектом исследования может быть только приземистое здание напротив. Вход он нашел сразу, заметив тропинку на подветренной стороне. Здание было обсажено низкими елками, и он немного задержался, сломав и осмотрев одну из них. Затем он открыл дверь и вошел.
Два человека, сидевшие у стола в тесной узкой комнатушке, вскочили при его появлении и с ужасом уставились на него. Он закрыл за собой дверь (и даже задвинул засов) и остановился перед ними.
– Как поживаете? – сказал он.
– Товарищ Пискунов? – растерянно спросил один из людей.
– Товарищ Пискунов вышел. Что ему передать? – равнодушно осведомился Урм.
Люди его не интересовали. Внимание его привлекло небольшое мохнатое существо, прижавшееся к стене в углу. «Теплое, живое, сильно пахнет, не Человек», – определил Урм и сказал:
– Здравствуйте, как поживаете?
– Р-р-р… – ответило с мужеством отчаяния существо оскалив белые острые зубы, и еще плотнее вжалось в угол.
Урм был поглощен собакой и совершенно безучастно отнесся к тому, что милиционеры ловко забаррикадировались столом и шкафом и стали торопливо расстегивать кобуры.
Жалобно визжа и поджав хвост, собачонка шмыгнула – мимо Урма. Но Урм был гораздо проворней собаки. Он был проворней любого, самого проворного животного на свете. Туловище его молниеносно и бесшумно сделало полоборота, и длинная, вытянувшаяся, словно подзорная труба, рука схватила собачонку поперек туловища. В то же мгновение раздался выстрел: нервы одного из милиционеров не выдержали. Пуля звонко щелкнула о панцирь, прикрывающий спину Урма, и рикошетом влипла в стену. Посыпалась штукатурка.
– Сидоренко, отставить! – крикнул другой милиционер.
- Предыдущая
- 3/6
- Следующая
