Алый восход - Бристол Ли - Страница 30

• Предыдущая
• 30/68
• Следующая

Он посмотрел на солнце и понял, что пора отправляться в путь. В Галвестоне, как и во всех прочих городах, ему становилось не по себе; казалось, он задыхался здесь – ему не хватало простора и воздуха, не хватало всего того, что он оставил дома, на своем ранчо.

И вдруг его будто молния поразила. Ведь он ехал домой не один! И теперь уже никогда не будет один. Эта мысль оказалась слишком неожиданной и странной – во всяком случае, Джед понял, что не может сразу к ней привыкнуть.

Возможно, он никогда к ней не привыкнет.

На углу улицы Джед увидел фургон коммивояжера. Он подошел к нему и принялся разглядывать товары. Большая часть из того, в чем он нуждался, уже была закуплена, но Джед прикупил еще несколько коробок иголок, заплатив за них пенни. И вдруг заметил какие-то книги.

– А вы интересуетесь книгами?! – воскликнул торговец, перехватив его взгляд. – Что вам по вкусу, сэр? Философия, право, поэзия… Уверен, вы здесь найдете все, что вас интересует.

Лежавшие в углу фургона книги были сложены стопкой и перетянуты кожаным ремнем.

– Сколько? – спросил Джед. Торговец колебался.

– А которую вы имеете в виду?

– Я не собираюсь их читать, – ответил Джед. – Я просто хочу их купить.

В конце концов торговец взял за всю связку три доллара. Джед не взглянул на заглавия; он знал, что Элизабет обрадуется покупке, и это было главное.

В конце дня они добрались до пристани и сели на пароход, чтобы подняться на нем вверх по реке. Пароходик был совсем небольшой, и условия на нем очень напоминали те, с которыми Элизабет уже пришлось столкнуться на судне капитана Чапмена. Правда, на сей раз у нее не было отдельной каюты; она делила единственную имевшуюся на пароходике каюту с пожилой дамой, вдовой, направлявшейся к сыну в Хьюстон. Джед вместе с остальными мужчинами спал на палубе.

Большую часть времени Элизабет проводила за шитьем, пытаясь компенсировать ущерб, нанесенный пожаром ее гардеробу. Изредка она все же поднималась на палубу… и всякий раз бывала разочарована. Ей хотелось увидеть нечто необычное. Однако на берегах реки Бразос Элизабет видела знакомые с детства картины: бескрайние хлопковые плантации, чернокожих рабов, грузивших на повозки огромные тюки, а также склады и баржи, груженные хлопком. Она даже слышала голоса, распевавшие знакомые мотивы спиричуэлз,[3] и видела джентльменов, гарцевавших на прекрасных лошадях. А однажды заметила карету, подъехавшую к пристани. Из кареты выглядывали дети и их мать, хорошо одетая леди; и все они махали платками, приветствуя стоявших на палубе людей.

Иногда их пароходик, медленно плывший вверх по реке, садился на песчаную отмель. И тогда все мужчины, вооружившись канатами и блоками, покидали палубу; стоя по пояс в воде, мужчины сдвигали посудину с мертвой точки и лишь после этого поднимались на борт. Изредка они проплывали мимо незаселенных участков, мимо берегов, поросших густым лесом; здесь многие из деревьев были покрыты испанским мхом и вьющимися растениями, похожими на лианы. Время от времени Элизабет видела ветхие строения, сколоченные из обломков досок. Капитан со смехом сообщил, что это гостиницы, где путешественники могли остановиться на ночь. Возле „гостиниц“ стояли небритые мужчины, совершенно не внушавшие доверия, и Элизабет радовалась, что ей не придется проводить ночь в таком ужасном месте.

Джед казался отрешенным и далеким и, как ей казалось, делал все возможное, чтобы избежать ее общества. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы устроить ее со всем возможным комфортом, однако они почти не общались. Джед проводил дни в обществе мужчин, а после ужина ненадолго заходил к Элизабет, чтобы пожелать ей спокойной ночи. И они ни разу не оставались наедине.

Глядя на него издали, когда он беседовал на палубе с кем-нибудь из мужчин, Элизабет любовалась его волосами, отливавшими золотом в лучах солнца, и чувствовала в эти мгновения стеснение в груди – ей вспоминался златокудрый герой, которого она встретила в лесу. Но казалось, что это было в иной жизни… Так что же в таком случае этот ее брак?

Вежливое соглашение между чужими людьми? Чего он ждал от нее? Молчания и покорности?

Она не могла ответить на эти вопросы. Не могла, потому что ничего не знала ни о браке, ни о мужчинах… ни о Джеде.

Они сошли с парохода на пристани Йеллоувуда. Этот прибрежный городок, окруженный густым лесом и непроходимыми зарослями кустарника, совершенно не походил на многолюдный и шумный Галвестон, и лишь сейчас Элизабет поняла, что имел в виду Джед, когда употреблял слово „фронтир“ – граница.

– Далеко нам ехать? – спросила Элизабет после часа тряски по ухабистой, покрытой рытвинами дороге.

Не глядя на жену, Джед ответил:

– Нам предстоит провести в пути два дня.

И снова воцарилось тягостное молчание. Элизабет казалось, что это ужасное молчание будет длиться бесконечно. Почему муж делает вид, что не замечает ее присутствия? Что случилось с человеком, пленившим ее своими рассказами, от поэтичности которых у нес захватывало дух? И как долго она сможет выносить это ничем не прерываемое молчание?

Тяжко вздохнув, Элизабет пробормотала:

– Два дня – это очень долго, если не разговаривать. Джед посмотрел на жену – и невольно залюбовался ею.

Она была в зеленом шуршащем платье, купленном в Галвестоне, и в безупречно белых перчатках. Ее шляпку украшал цветок, ленты шляпки были завязаны пышным белым бантом, а носочки крохотных кожаных башмачков сверкали на солнце. Даже некоторая неполнота гардероба не могла повредить ее красоте. И выглядела она так, будто путешествовала в карете с бархатными занавесками на окнах, а не в повозке, катившейся по пыльной техасской дороге.

На пароходе он мог забыть о правде – по крайней мере мог не думать о ней, но здесь, вдали от цивилизации, он наконец-то в полной мере осознал, сколь велика его ответственность. Ведь Элизабет… Она здесь словно фарфоровая куколка, вдруг оказавшаяся на арене, где должен произойти бой быков. В Техасе ей не место – это совершенно очевидно. Напрасно он привез ее сюда.

Но что же теперь делать?

Джед пожал плечами и проворчал:

– О чем вы желаете поговорить?

Элизабет осмотрелась. Указав на заросли кустарника, воскликнула:

– Да хоть об этом! Я хочу знать, где мы, куда едем, хочу… Ведь есть множество тем для беседы. Можно говорить обо всем, что мы видим.

Джед чуть потянул за вожжи, стараясь объехать кучи камней. Покосившись на жену, сказал:

– Все это я вижу каждый день. Ничего особенного. Элизабет покачала головой:

– Возможно, для вас, сэр, ничего особенного. Но я вижу это впервые в жизни.

– В таком случае вы не много видели. – Джед снова уставился на дорогу. Немного помолчав, сказал: – Потерпите еще час, и вам уже не захочется задавать вопросы. Дорога и здесь скверная, дальше станет еще хуже. К концу дня ваши чудесные белые перчатки испачкаются, платье будет заляпано глиной, а ленты шляпки помнутся.

Джед снова умолк. Объехав пригорок, продолжал:

– Сами вы будете пыльной и мокрой от пота и единственное, что будет вас занимать, – это как поскорее выбраться из этой повозки. И тогда это путешествие… утратит для вас прелесть романтики.

Элизабет нахмурилась:

– Почему вы так упорно стараетесь казаться грубым и разговариваете со мной… так пренебрежительно?

Джед снова пожал плечами.

– Просто я говорю правду, Элизабет. И вам пора познакомиться с ней поближе. Это совсем не похоже на какую-нибудь из ваших увеселительных прогулок. Вам предстоит долгое и трудное путешествие, и я не хочу, чтобы вы воображали, что оно будет похожим на пикник воскресной школы.

Элизабет поморщилась:

– Пока что самое неприятное в моем путешествии – мой спутник.

Джед усмехнулся:

– Но теперь вам придется мириться с этой неприятностью, верно?

Элизабет нечего было ответить. Джед тоже ничего не говорил, и в повозке вновь воцарилось молчание.

• Предыдущая
• 30/68
• Следующая