Как стать лучшей подругой? Большая книга романтических историй для девочек (сборник) - Мазаева Ирина - Страница 42

• Предыдущая
• 42/77
• Следующая

А Вика смотрела на себя в зеркало и не верила своим глазами: у нее появился собственный шлем!

— Шлем у тебя уже есть. Желаю тебе, чтобы вскоре появился и мотоцикл. Пойдем срочно есть, я голодная.

— Спасибо… — все еще не могла прийти в себя Вика.

— Ты есть в шлеме собралась?

Пришлось его снять.

— Вичка, посмотри мне в глаза, ты что-то от меня скрываешь, — начала Надя, когда они поели.

— Я ничего от тебя не скрываю, — быстро ответила Вика, выпрыгивая из-за стола к чайнику.

— Мама ушла, а ты сидишь нарядная, и холодильник — полный всяких вкусностей. Ты не умеешь врать! Кого ты ждешь?

— Никого.

— Не ври мне! Подруга я тебе или нет? Я ведь почти поверила тебе утром, что ты будешь сидеть в одиночестве. А сейчас что-то мне подсказывает, что это не так. Ты… Подожди, подожди… — Надя, озаренная какой-то мыслью, замолчала, а потом с утроенной силой накинулась на подругу: — Ты СНОВА ЖДЕШЬ ФРОЛОВА?!

— Ну… э-э…

— Точно, ты его ждешь. Отцепись же, наконец, от чайника! Если за него держаться, он быстрее не вскипит. Ты ждешь Фролова. Ты его сама позвала? Он проявился? И после того, как он поступил с тобой 8 Марта, ты его простила?!

— Надя, он… Я… Он… он пришел, извинился, сказал, что он — дурак и ему стыдно…

— Ну надо же! Он — дурак, и ему стыдно, — всплеснула руками Надя. — И ты ему поверила? Если парень один раз так поступил, то ему нельзя верить! Он ведь даже не позвонил, он просто выключил телефон! И отплясывал с Черемшиным в клубе. И это хорошо, если просто с Черемшиным! А если они там были с другими девчонками? Может, у твоего Фролова вообще есть кто-нибудь, а ты — так, запасной вариант?

— Никого у него нет… — Вика, не глядя подруге в глаза, разливала чай. — Что ты так… Ну… ошибся человек.

— Что же он, интересно, сказал тебе, кроме того, что он — дурак? Почему он не позвонил? Он же должен был как-то объяснить тебе свой поступок?

— Он сказал…

И тут Вика поняла, что в тот вечер, когда она забыла Керри на улице, а вернувшись за ней во двор, обнаружила там Фролова, он, конечно, что-то ей объяснял, но она так разволновалась, что ничего из его объяснений не запомнила.

— Я не помню, — призналась Вика подруге.

— Как это не помнишь? Он объяснил тебе, почему вместо того, чтобы быть у тебя, как обещал, он был в клубе, или нет?

— Объяснил, но я не помню, что он сказал.

— Как это вообще можно забыть?! Я тебя не понимаю. Это же важно!

— Важно. Но я не помню. Я правда не помню. Я волновалась.

— Боже, — Надя схватилась за голову, — я вообще не понимаю, что происходит. Парень тебя предает, потом что-то плетет невразумительное, раз ты даже воспроизвести это не можешь, напрашивается снова в гости, а ты тут же таешь, прощаешь все и снова на все готова — так, что ли?

— Ну… Я не знаю. Я… Мне… мне захотелось его увидеть в день рождения. У меня никогда не было дня рождения с парнем.

— Опять двадцать пять! Пусть дурак и предатель — лишь бы был, что ли?!

— Надя, вот тортик, тебе сколько отрезать? — попыталась перевести разговор на другую тему Вика.

— Какой тортик?! Ты опять не хочешь со мной об этом говорить? А мне нужно, чтобы ты ответила: почему ты его простила?!

— Надейка, если ты поняла, что я не хочу об этом говорить, тогда зачем ты настаиваешь?..

Надя сверкнула глазами, но промолчала, взяла себе кусок торта и нервно принялась его поглощать. Вика же в задумчивости размешивала в кружке сахар, который туда не положила. Она чувствовала дискомфорт и раздражение. Ей хотелось, чтобы Надя ушла, хотелось остаться одной, взяться за дневник, еще немного подумать, настроиться на встречу с Геной. Но как попросить подругу оставить ее, она не знала.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — вдруг напрямую спросила Надя.

Вика от неожиданности растерялась и брякнула правду:

— Да.

— Хорошо, я уйду. Я не буду мешать твоему счастью. Во сколько он там должен прийти? Только поверь моей интуиции: он не придет. Не придет он сегодня. Сегодня — снова суббота, а потому он как пить дать снова пойдет с Черемшиным в клуб.

— Спасибо тебе еще раз за шлем. Я так рада, так благодарна тебе, ты — настоящая подруга!

— Пожалуйста. Если он не придет — позвони, я прибегу и утешу тебя.— Он придет.

Чтобы настроиться на нужный лад, Вика взяла дневник:

«Все люди могут передавать душевные порывы словами. Просто одни — ленивы, другие — глупы, третьи — не умеют, четвертые — не хотят. Но есть люди, в которых постоянно бьет добро, как вода из ключа. Они облекают его в слова. И делятся с одними, другими, третьими, и доброта их, душевная мудрость, чуткость к чужой боли не иссякает. Отдавая живое, наболевшее, они мучаются не от того, что жалко, а боясь, что всем не хватит. Только им ведомы сильные страсти и страдания. Причем страдания — в большей степени. Но они не ропщут, не злятся, они ищут в себе хорошее и достойное и дальше делятся с другими. Они великодушны: их душа слишком велика для них одних».

А когда его отложила, на часах была половина восьмого. Керри сидела у входной двери, намекая, что пора бы прогуляться. «Встречу его на улице», — подумала Вика, одеваясь.

Но на улице были только слякоть и мокрый полуснег-полудождь. Побродив между своим домом и домом Гены, она вернулась восвояси. На часах было двадцать минут девятого. Вика набрала номер Гены. Длинные гудки шли один за одним, пока не высветилось «Соединение завершено» — Гена не взял трубку. И тут Вика испугалась: а вдруг Надя права, вдруг ОН НЕ ПРИДЕТ?!

Она нервно помыла посуду, сыграла на компьютере в «Тетрис», разложила пасьянс… Время шло, а Гены не было. НЕ БЫЛО. Она раз за разом набирала его номер, но из телефона доносились только длинные унылые гудки. Вика не могла ничем заниматься — все валилось у нее из рук! — она только нервно ходила по квартире, как и в прошлую субботу.

Все было точно так же: она ждала, а он не шел. Ездил лифт, открывались двери, кто-то входил и выходил из квартир, но… Но никто не шел к Вике. Гена не приходил.

Я буду ждать. Я просто буду ждать. Не плакать, не надеяться, не верить. И не любить. Лишь пол шагами мерить. И с каждым шагом молча умирать, —

перечитала Вика строчки в своем дневнике.

И… вдруг опять что-то неуловимо изменилось, рука сама потянулась за ручкой…

А я одна, а я опять одна. Что тревожиться из сил своих последних? Мне одиночество — и друг, и собеседник. Мой верный друг. И я ему верна.

Вика написала это и испугалась. Смотрела и не верила своим глазам: я снова сочиняю стихи, это я? Но слова рвались откуда-то изнутри, требовали продолжения. И страх отступил.

А я одна, но я не знаю скуки. Ведь я внутри намного больше вне. Сто пять галактик, тьма миров во мне. Движенья, мысли, чувства, буквы, звуки.

Теперь Вика смотрела на строчки с удивлением. У нее было такое ощущение, что писала не она, а как будто кто-то другой через нее. «Это — не мое! Я не могла так сказать! — скакали в голове мысли. — Я вообще не умею писать стихи!» Но стихи упорно рвались изнутри наружу.

А я одна, и я не сплю ночами, При ночнике вступаю в отношения, С душой своей, без страха и сомнения.

И здесь словно кто-то ее остановил. Вика понимала, что дальше должна быть последняя, финальная и очень важная строчка, но невидимый канал перекрыли, и поток слов иссяк. Раз за разом она перечитывала стихотворение от начала до конца, но последней строки как не было, так и не было. Вика почему-то разозлилась и отбросила дневник на диван. Взгляд ее упал на часы: было почти десять.

И тут же реальность обрушилась на нее. Это был ее день рождения. К ней должен был прийти самый лучший парень на свете. Этот день рождения должен был стать первым настоящим веселым праздником в ее жизни, но не стал. Потому что парень снова ее предал. Снова пообещал сказку и снова жестоко обманул. Ткнул носом в реальность, в которой не бывает праздников, сказок, любви. Сколько бы Вика ни смотрела в потолок, слезы было не остановить.

• Предыдущая
• 42/77
• Следующая