Большая книга пиратских приключений (сборник) - Гусев Валерий Борисович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/81
• Следующая

В Новороссийске Чижов взошел на борт теплохода. И здесь его следы терялись. А обнаружились через два года на острове Скелета. Что с ним случилось, как он прожил эти два года – покрыто мраком. А главное – кто это все устроил? И зачем?

– Все, – сказал Алешка, когда я проговорил вслух «установочные данные». Это папино профессиональное выражение. Такой милицейский термин. Когда начинают расследовать какое-нибудь загадочное преступление, то все, что о нем известно, собирают в одну кучку. И начинают в ней копаться, чтобы нащупать кончик ниточки, которая ведет к разгадке. Ведет к преступнику. – Дим, я уже обо всем догадался. Но тебе не скажу.

– Почему? – мне даже обидно стало немного.

– Потому. Если я прав – тебе будет стыдно. Если я не прав – мне будет стыдно.

– Ладно, – согласился я. – Будущее покажет, кому стыдно, а кому не очень. Где этот «Антиквар» прячется?

«Антиквар» – фирма, в которой дядя Ваня работал консультантом, – прятался в центре города, возле памятника борцам революции. Недалеко от метро. Совсем рядом со зданием Министерства внутренних дел. Где вообще-то работает наш папа, но где вообще-то (и очень кстати) его сейчас нет.

– Чего будем врать? – спросил Алешка, когда мы остановились перед старинной дверью, на которой было написано «Антикваръ» и прибита медная железяка, изображающая старинный самовар. – Давай скажем, что мы на чердаке такой же самовар нашли.

Я не согласился – слабая легенда. Я считаю, что врать нужно всегда в одном направлении, по одной линии. Тогда не собьешься.

– Врать будем опять от имени школы.

– Точно! – Алешка так оживился, что даже подпрыгнул на месте. – Скажем, что нас на время ремонта переселяют в ихнее здание. И нас прислали осмотреть помещение. И мы с тобой все там облазим и…

– …И «обнюхаем». Не пойдет! У меня план надежнее. Будешь меня поддерживать.

– А как?

– Поддакивать будешь. – И мы вошли внутрь.

И сначала немного разочаровались. Никакого антиквариата вроде старинных самоваров здесь не было. Мне казалось, что мы сейчас попадем в музей, со всех сторон нас окружат рыцарские доспехи, ржавые горшки и битые черепки. Ничего этого не было. Кроме битого черепка в углу, из которого трехцветная кошка лениво лакала молоко.

– Черепок имени Ивана Грозного, – сказал Алешка. – Любимая кошка дяди Степы.

Кошка дяди Степы облизнулась, вылизала себе грудку, закапанную молоком, и, задрав хвост, скрылась за дверью.

– Пошла начальству докладывать, – сказал Алешка.

И не ошибся. Через полминуты из этой же двери вышел бородатый дядька и молча уставился на нас. Молчание затягивалось.

– Мы пришли вас выселять, – брякнул Алешка.

– Он шутит, – поспешил я.

– Шутить надо вон там, – бородач указал нам на улицу. – Здесь не шутят.

– Мы больше не будем, – виновато сказал я. – Это случайно получилось – мы очень волнуемся.

Сейчас он скажет: «Волноваться надо за дверью. Здесь не волнуются».

Но он промолчал. Молчание опять затягивалось. Становилось, как пишут в романах, неприличным.

И я опять поспешил:

– В нашем районе есть свой «Сверчок».

– У нас тоже полно тараканов, – мрачно отреагировал бородач. – Ну и что?

– «Сверчок» – это клуб, литературный, – пояснил я. – И у нас там выступают всякие знаменитости…

– Лев Толстой, – вставил Алешка. – Иван Грозный. Дядя Степа.

Напрасно я его попросил поддакивать.

Но бородач оставался невозмутимым.

– Не так давно у нас был известный ученый Чижов, – продолжал я свое вранье. – Он очень интересно рассказывал нам обо всяких археологических раскопках.

– Как он мамонта на огороде откопал, – вставил Алешка. – Мерзлого.

– И где он? – невозмутимо спросил бородач.

– Мамонт? Мы его… – Сейчас Алешка скажет: «…в зоопарк отвели». Но не успел.

– Чижов! – уточнил бородач.

Тут уж и я растерялся.

– А мы у вас хотели спросить. Он обещал к нам еще раз прийти и рассказать…

– Как надо ракушки в аквариуме ловить, – вставил Алешка.

Бородач прошагал к шкафчику, достал из него пакет с молоком и вновь наполнил черепок имени Ивана Грозного. И спросил:

– Все?

– Нет, не все! – я даже разозлился. – Нам поручили пригласить Чижова на вечер юных археологов.

– Приглашайте, – бородач пожал плечами и направился к двери, – только сначала найдите его.

– Сам дурак! – не выдержав, бросил ему вслед Алешка.

Бородач медленно повернулся, осмотрел Алешку с хохолка на макушке до кроссовок на ногах и сказал:

– Не исключаю. – Помолчал. – Ждите здесь. – И ушел.

Мы перевели дух, я отругал Алешку и за его «вставки», и за «дурака».

– А я виноват? Ты сам велел поддакивать.

Но тут случилось явление третье – из дверей выплыла седовласая дама с заплаканными глазами. Она кивнула нам и первым делом проверила молоко в черепке. Похоже, эта кошка имени дяди Степы у них занимает пост директора.

Убедившись, что молока вполне достаточно, дама повернулась к нам заплаканным лицом.

– Меня зовут, – сказала она, – Надежда Кузьминична. Я секретарь Ивана Васильевича. Бывший секретарь. – Тут она всхлипнула.

– А вы не плачьте, – сказал Алешка. И проговорился из-за своего доброго сердца. – Он жив и здоров.

– Относительно, – уточнил я.

– Относительно жив? – зарыдала дама.

– Абсолютно жив! – выпалил Алешка. – Но здоров относительно.

– Вы что, его видели? – Дама Надежда Кузьминична достала из рукава кружевной платок и осушила свои слезы. – Когда? Где?

– В одном месте, – коротко и точно сказал Алешка. – Но ему нужна помощь.

– Я готова! – Дама выпрямилась. И в ее глазах уже блестели не слезы, а решимость и отвага.

– Расскажите нам о нем. Это очень важно.

– Это такой человек! Это необыкновенный человек! Он наполнен знаниями, как сто томов энциклопедии! А как он прекрасно и убедительно говорит!..

Особенно у него получается «Гы» и «У-у-у».

– Минутку, – сказала дама, – зачем слова? Ведь я пишу о нем книгу воспоминаний. В форме личного дневника. Сейчас я ее принесу. – И она скрылась за дверью.

Вот это удача! Особенно если она даст нам эту книгу на дом.

Дама быстро вернулась и принесла толстую папку, на которой была наклеена фотография молодого человека в черном костюме и при галстуке. Это, наверное, Иван Васильевич в молодости, еще до одичания.

– Вы мне нравитесь, – сказала дама, снова заплывая слезами. – Я вам верю. Прочитайте мой скромный труд, недостойный этого великого человека, и вы поймете…

– Извините, – сказал я, – нам главное понять, как ему помочь.

– Он в беде? – Дама прижала папку к груди.

– В небольшой, – сказал Алешка, чтобы удержать ее от слез.

– Я надеюсь на вас, – сказала дама и протянула мне папку. – Читайте, завидуйте и постарайтесь стать такими же.

Ну уж нет, дикий Робинзон – не наш идеал.

Конечно, чужие письма и дневники читать не очень здорово. Я бы, например, не хотел, чтобы лет через сто кто-нибудь прочитал мои детские записи: «Сивоня папа сказал мами што Дима палучил двойку по фискултури». Нехорошо (даже через сто лет), когда кто-нибудь с удовольствием узнает про твою двойку по «фискултури».

Но, во-первых, Надежда Кузьминична сама отдала нам свой дневник. Во-вторых, мы читали его для того, чтобы помочь дяде Ване. А в-третьих, ничего личного в этом дневнике не было.

Надежда Кузьминична писала о том, какой великий ученый и славный человек этот Иван Васильевич Чижов. И какие хорошие поступки он совершал.

Правда, на многих страницах Надежда Кузьминична жаловалась, что профессор по характеру нелюдим, он часто любит повторять, что с трудом переносит человеческое общество, что самые счастливые люди – это одиночки. Они не переживают за ближних, не волнуются за их здоровье, не озабочены их делами. И ничто не мешает им трудиться во имя науки. Единственная привязанность Чижова – внучка Катя, такая же одинокая, как и он сам.

• Предыдущая
• 38/81
• Следующая