Книга скитаний - Паустовский Константин Георгиевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/90
- Следующая
Я бросил в него щепкой. Он вскрикнул, сразу потерял заносчивый вид и побежал прочь, приседая и спотыкаясь. Я засмеялся, а Роскин с укором сказал:
– Ну зачем? Он вправе гордиться собой. Необыкновенно красивая птица. Я впервые это заметил. И вообще в последнее время каждый день замечаю новые вещи, – хоть бы вот эти плоты и то, как ивы постоянно меняют цвет листвы от ветра. Я мог бы просидеть на этом бревне день напролет.
С этого времени он постепенно перестал дичиться природы и все чаще начал ходить с нами в длинные, утомительные, но заманчивые походы, которые Гайдар называл «вылазками рыбачьего патруля».
Роскин погиб в народном ополчении летом 1941 года под Вязьмой. Всегда внешне невозмутимый, он приходил в состояние холодного негодования, как только начинал говорить о фашизме.
Его ненависть к фашизму, к бесноватому диктатору Гитлеру, к тотальному режиму была полна глубокого отвращения, какое мы испытываем перед гадиной.
Перед смертью жизнь подарила ему – одинокому и замкнутому – последнюю свою улыбку, – любовь прекрасной и преданной женщины.
Уходя в ополчение и попрощавшись с ней, он не оглянулся. Это было свыше его сил.
Есть испытания, какие никогда не должен был бы переносить человек, настолько они безжалостны и противоречат тому возвышенному и дорогому, чем он жил все годы и к чему упорно и постоянно звал людей. Звал своими мыслями, книгами, всем строем своего внутреннего мира.
Он ушел, а женщина долго смотрела с отчаянием на его чуть согнутую спину.
И я почему-то вспомнил, как моя мать, когда разошлась с отцом, после того как она осудила его за легкомыслие и прокляла за свою разбитую жизнь и неизбежной горестное будущее своих детей, разрыдалась, когда увидела сгорбленную, виноватую спину уходящего отца.
В спине этой было столько беспомощности, что мама не могла не разрыдаться. Еще мгновение – и она позвала бы его, побежала бы за ним, и он бы, конечно, вернулся. Но гордость, обида, нетерпимость не позволили ей этого сделать.
Может быть, взгляд в спину уходящего навсегда человека – самое страшное, что приходится переживать.
Уходя в ополчение, Роскин взял с собой яд (морфий). Он не боялся смерти, был к ней как-то весело-равнодушен. Единственное, чего он не мог бы перенести, по его словам, – это попасть в руки фашистам и позволить им издеваться над собой.
Под Вязьмой часть Роскина попала в кольцо. Немцы начали опрашивать пленных и отбирать евреев.
Переводчик из ополченцев сказал им, что Роскин – армянин. Казалось, он был спасен. Но какой-то негодяй выдал Роскина, и часовые отшвырнули его в сторону, где стояли евреи. Тогда Роскин принял яд. Говорят, он мучился недолго.
- Предыдущая
- 45/90
- Следующая