Книга скитаний - Паустовский Константин Георгиевич - Страница 83

• Предыдущая
• 83/90
• Следующая

18/VII. Рассвет абрикосового цвета над водами Сиваша. Степи. Холодно. Мелитополь. Сны и тягучесть. От Москвы я ничего не жду. Плавни, дожди… Скучные спутники. Харьков. Уснул под Белгородом.

19/VII. Завеса дождя, слякоть. Козлова засека. Родные, сырые леса, реченьки. Чудесный Серпухов. Лопасня. Снова чеховские места.

Грязная… разрытая Москва. Тоска. Квартира. Все скучно, серо… Телеграф. РОСТА… Все отвратительно… Шторм. Мучительные думы о деньгах. Шли ночь с Фраерманами. Усталость. Ночь без сна. Одиночество.

20/VII. Хохловка. Никого не застал. ГИЗ, у Бывалова. Подписал договор на «Записки Василия Седых». Вечер в РОСТа. У машинки.

21/VII. Заболел. Колит. Чудовищная слабость. Жестокое лечение… Балаклавское вино… Читал стихи – Инбер, Блока, Ахматовой…

22. Гаврилов о моей книге в ЦК…

23/VII. Прекрасное лицо – лицо любящей, любимой. Счастье… Странно. МК у меня. Порывиста, прекрасна. Глаза темнеют, как агаты. В белом. Тяжелая одногребка… Молчаливость. Сломанное весло. Мошкара. Зелень, чернь, огни, аэропланы в серо-синем небе. «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Родинка на пальце. Туча. Фонари. Дождь. В кафе на Пречистенском бульваре. О писательстве. О «Голубом песце». Об этапах. Нельзя сталкивать людей… О персидской истории… Сон был рассказан лучше. Розанов…

24. Сизое небо, дождь, зелень. У Мрозовского. Усачевка. С. В. и девочка в чесотке: ее сестра. Рассказы. «Тетя, какое у вас нарядное лицо». «Буду гельцером танцевать»… Вал. приезжает через две недели. Обратно с сестрой на автобусе – о Гогене и Ренуаре…

25– Утро… МК не захотела ехать на лодке, не смотрит в лицо, – обида или ревность. Очень мрачна… Столовая «Сильва». Грузин в пенсне – официант… ОСНАВ. Лодка с фонарем. Один. У моста. Ждал Синявского – зажег фонарь. Венеция. Белые и розовые огни в воде и в кущах Нескучного сада, мгла, павильон Орлова и трогательная родинка на пальце. Вернулся в темноте. Шел пешком. Тоска. Я не могу быть без нее и одного дня…

29. У Фраера. Долго пили чай. Читал Бунина – «Проклят тот, кто велений Корана не слышит».

2/8…Чистка. Я, Герцель, Гил. Хитрое выступление Гила. Крохоборство…

5/8. Фраер у меня. Чай. Лез через окно. Уборка. Тоска и гнев на себя. Надо кончать – не быть тряпкой. С сегодняшнего дня. Все время думы о Кроле – единственный, один только человек, действительно родной, во всем мире. Страшно! Остальное – дешевая любовь…

8. Утро. Тифлисская духота. Писал Кролу… Обед в «Азии». В кабинете Яблонского… Чистка. Гил ведет себя гнусно – сколачивает политический капитал. Участие в грязной травле жалких живых людишек… Спор о чистке. Я сказал – мне противно. У Большого театра… столкновение с Гилом…

5. Утро. Манеж. № 17. Новодевичий монастырь… Арбат. По Шереметьевскому. Дома. «30 дней»… Олеша. Роста… У Фраеров. Его «Буран» переделывается в пьесу.

Из дневника 1930 года

14/IV. Болезнь. Снова в комиссариате. Проходные московские дворы. РОСТА. Самоубийство Маяковского. Приехал утром на такси с артисткой МХАТ-Н Полонской. Недолгий разговор. Она быстро вышла, вслед за тем выстрел. В левый желудочек сердца. Наповал.

Предположения о причинах смерти прекрасно определяют людей. Вельский – очевидно, он покушался на изнасилование, не удалось и застрелился из страха (гаденький вариант). Лабутин – «генерала» схватил (сифилис). Смолян-Рыковский – эффектная смерть, мелкобуржуазный поступок. Чепуха.

Возня с информацией. Никитин и письмо Маяковского. В письме – скука и балаган. Второй – первый Есенин.

Упадок литературы. Отношение к литературе. Вся страна прикована к трагедии Маяковского. Полонская и Брик. Брик приезжает на похороны из Берлина.

…Я совсем болен. Крол у гроба Маяковского.

Горькая усмешка. Одиночество. Лежит весь в красных розах, – видны только лицо, руки и носки ботинок с железными подковками.

16/IV. …Объявление в Известиях: «Букинисты Китайгородской стены г. Москвы глубоко скорбят о смерти великого поэта Владимира Маяковского». Сейчас даже такое объявление – свежесть. Слухи о Маяковском ширятся. Много нелепого. Разговоры в трамвае – «Его фининспектор допек, заездил, обложил так, что кроме смерти некуда было деться». «Его из партии исключили за то, что он купил автомобиль, – вот он и застрелился». Самая правдоподобная версия – прогрессивный паралич. Закат…

В Доме печати. Герцель и поэт Нельдихен. Он изобрел новую теорию «диалектического развития революции» и послал ее Эйнштейну. Эйнштейн ответил. Он считает эту теорию смелой и талантливой. Его книжка «Он пришел и сказал». Забавный человек.

Вечер Яхонтова. Необычайная тонкость слова. Гик. МК. Крол заволновался. Едкие замечания. К гробу Маяковского. Леночка и МК – провинциальные шерочка с машерочкой.

Низкая комната, громадный труп, белое, напудренное лицо. За дверью сырая и черная ночь, звезды в ветвях голых деревьев. У трамвая. Два старичка-пенсионера на Поварской. «Ты что ж, Иван Андреевич? Маяковский умер, а ты живешь». С упреком. «Ну живи, живи, Бог с тобой».

17/IV. Утром с Герцелем… и Марголиным в ФОСП. В почетном карауле у гроба. Старческое лицо. Алые розы… Молочница с бидонами в очереди. Такси. Разговор с МК. Как самый чуткий барометр отмечает малейшие перемены в моем настроении. Странно. На похороны. Наташа. Хорев. Запруженная Поварская. Люди на крышах. Страна хоронит поэта. В толпе – Эфрос, Бывалов, Евдокимов, артист Штраух. Жалкие плакаты. Рядом с гробом на грузовике сидел Кольцов. Замоскворечье. Свист мальчишек. Конные милиционеры у монастыря. Усталость. Шел пешком. У Фраерманов. О речи Луначарского.

18/IV. Страшная усталость. Совсем не могу писать. Бродил по переулкам, у Дома печати. Заходил к Фраерману, – он в восторге от Гейне. Читает его путешествие по Италии. Изнеможение. Сон. Крол радостный – его приняли на завод за плату оформлять первомайский карнавал.

19/IV. Упорные слухи о самоубийстве Лили Брик. Душно и серо, и все дни – усталость, а время идет. Бродил…

Слухи. Лилю Брик не пустили в крематорий, оттеснила толпа и милиция, она не могла пробраться. Обморок. Одна из величайших личных трагедий нашего времени…

• Предыдущая
• 83/90
• Следующая