Лучезарный - Бычкова Елена (1) Александровна - Страница 8

Болто спал, свернувшись клубком, но уши его чутко подрагивали, ловя каждый звук. Мьют, громко сопя, вылизывал шерсть на боку. Очень следил за своей внешностью. Эти двое уже из шестого поколения. Самые первые были злобными, тупыми, трусливыми и в два раза мельче. Но материал оказался великолепным.

Свет погас, лишь тонкий бледный лучик просачивался сквозь лед и медленно полз по полу, подбираясь к ногам. Колдун сидел неподвижно, глядя в темноту. Удивительно, шрам почти не болел. Ныл тупо, но думать это не мешало. Видимо, сказывалось целительное присутствие ангела.

Бывали дни, когда боль доводила Эмила до бешенства, до безумия. Тогда он просто не сознавал, что делает. В памяти оставалась широкая черная полоса. И с каждым веком она становилась все шире.

Полудемон помнил очень мало из прошедших шести тысячелетий. Только основное. Он предал отца, который научил его всему, дал свободу и могущество. Теперь он должен все исправить. Остальные воспоминания были лишними, держать их в сердце и голове не было ни сил, ни желания.

Иногда, в периоды особенно яркого безумия, колдуну начинало казаться, что он, действительно, один их Древних. Бессмертное высшее существо, живущее на земле. Однажды, когда он в беспамятстве лежал на песке, стены пещеры приближались и отдалялись, а потолок почти падал на голову, в больном сознании вспыхнула интересная идея: «Мир – не сновидение неведомого божества, которое грезит и видит ангелов, демонов, людей… Мир – это постоянная боль, он возникает из страдания. Поэтому он так глупо жесток. Шесть тысяч лет я излучаю мощные волны страдания, которые искажают это пространство. Я сам создаю эту реальность. Я – древнее божество, вдохновленное собственной му кой на строительство нового света…»

Поврежденное воображение рисовало невероятные картины величия и мощи, а потом приполз Болто, держа в зубах чашку с водой. Казалось, жидкость испаряется еще до того, как касается языка, однако Эмил сумел сделать несколько глотков… Сумасшедшие фантазии погасли. Но основная мысль осталась. «Я никогда не умру». Это успокаивало, потому что однажды полудемон понял – он боится смерти. Опасается, что будет блуждать где-то в темноте и пустоте, вспоминая каждый прожитый день… Никогда не умрет и будет постоянно испытывать боль от раны, нанесенной Рубином. Пока не придет кто-нибудь и не уничтожит его, чтобы самому творить эту реальность. Может быть, менее жестокую…

Мьют опустил лапу, которую тщательно вылизывал, заглянул в лицо хозяина умными раскосыми очами. Сочувственно заскулил, ткнулся холодным носом в руку. Эмил машинально погладил его по голове.

Кер закопошился и едва не свалился на пол. Но удержался, заскрипев мощными когтями по камням. Вытянул шею, пробормотал расслабленным старческим голосом:

– Где я?

– Там же, где и я, – равнодушно отозвался колдун.

– А где эти двое? – Падальщик захлопал слепыми круглыми глазами, тревожно оглядываясь.

– Ушли. Еще вчера. Ты все проспал, Хорхеус. Как всегда.

Конечно, никуда оборотень с ангелом уйти не могли и сейчас спали неподалеку, но соврать слепому и глухому падальщику было приятно.

– Как же… как же, – закудахтал кер и стал похож на гигантскую, ощипанную курицу. – Я же хотел у них спросить…

– Спроси у меня, – предложил Эмил, удивляясь собственному великодушию.

– Ничего я у тебя не буду! – Хорхеус взмахнул крыльями, с трудом удерживая равновесие. – Ты сошел с ума. Считаешь себя Древним. Я-то знаю! Я слышу, о чем ты бормочешь все время. Не мог умереть нормально. Как все! Сколько мне еще ждать?!

Болто поднял голову и тихо зарычал. Он не видел кера, но ощущал что-то подозрительное. Послушал минуту, потом зевнул и положил морду на вытянутые лапы.

– Я не умру, придется тебе смириться с этим.

– Все умирают. – Кер успокоился, наконец, снова нахохлился. – Рано или поздно. Я подожду.

– Жди. Мне все равно.

Эмил улыбнулся, прислушиваясь к затихающему ворчанию старого стервятника. Глубоко вздохнул, не чувствуя боли. Какое же это наслаждение – не чувствовать. Когда-нибудь он придет – долгожданный покой. Не смерть, просто покой. Без воспоминаний. Без чувства вины. Без провалов в беспамятство…

Ангел, по-прежнему, крепко спал, а вот оборотень сидел, прислонившись спиной к скале.

– Долго нам еще идти? – спросил он негромко. – И куда?

– Узнай у своей подружки из Хаоса, которая сидит у тебя в спине. А? Что она говорит?

Гэл помолчал немного, прислушиваясь к себе.

– Молчит.

– Значит, будем идти до тех пор, пока она не почувствует приближение родного пространства. – Эмил потянулся. Ему было хорошо от того, что теперь есть с кем поговорить. Тысячелетние беседы с собственным кером давно начали раздражать. Оборотень прищурился:

– Все же скажи, как ты добился такого могущества?

– Убивал в себе человека. Так же, как ты убиваешь в себе демона, а Энджи – ангела. Я думал об этом каждый день, пока огонь Рубина жег меня. Знаешь, кто мы такие? Те самые древние боги, Хозяева этой земли. Мы стали выше нелепых предрассудков: ангелы – добро, демоны – зло. Ты узнал, что такое сострадание, привязанность, чувство долга, преданность и боль. Энджи узнал отчаяние, сожаление, предательство, ненависть, равнодушие. Разве ваши замкнутые мирки подарили бы вам эти знания? Разве ты не чувствуешь, что изменился?

Эмил видел, что Гэл задумался. Странно было смотреть на его лицо: на первый взгляд туповатая физиономия низшего – низкий лоб, широкий нос с раздувающимися ноздрями, большой рот… и неожиданно умные, проницательные, насмешливые глаза…

– Ты прав. В чем-то прав. Мы здорово меняем друг друга.

Ангел пошевелился, сел и произнес слегка невнятным после сна голосом:

– Можно идти дальше.

– Ну да, уже бежим. Проснись сначала.

Эмил усмехнулся. Забота оборотня больше была похожа на брюзжание. Болто потянулся и протяжно зевнул. Мьют с сожалением осмотрел недомытый бок, но поднялся, выражая готовность двигаться дальше. За ним встали и остальные.

Всю ночь мела поземка. Вчерашние следы засыпало. Колдун исподлобья взглянул на спутников. Светлый зябко передернул плечами, прищурился на солнце, зачерпнул горсть снега и протер им лицо. Оборотень громко высморкался, передвинул мечи на поясе и на этом его утренний туалет закончился. Волки помалкивали, помня, что лишняя болтовня раздражает господина, поэтому только переглядывались изредка, шутливо скаля зубы. Но потом не выдержали – бросились носиться друг за другом и валяться в снегу. При всей сообразительности, они вели себя, как дети – наивные, доверчивые и непосредственные.

Эмил тоже осклабился. Сегодня Гэл пошел впереди – запомнил совет прислушаться к желаниям гриэльской личинки, которая может подсказать дорогу. Снег похрустывал под ногами ангела, и это раздражало колдуна, за спиной которого шел светлый. Полудемон сам не понимал, почему так злится, когда слышит голос Энджи с легким, почти незаметным колханским акцентом, появляющимся в речи светлого, когда тот начинает нервничать. Бесило колдуна также упорство странного компаньона оборотня, несокрушимое мнение по любому поводу, пронизывающий взгляд…

Иногда глухое раздражение на несколько секунд превращалось в едкую ненависть.

«За что я его ненавижу? За то, что через несколько тысяч лет Буллфер найдет в нем друга, а я попытаюсь доказать, что лучше и потеряю в этом соперничестве все? А светлый даже догадываться не будет о своем выигрыше. Да и выиграл ли он?.. – Со злорадным удовольствием Эмил смотрел на бледное лицо ангела, на круги вокруг его глаз, на морщины, внезапно ложащиеся у губ. – Он устает сильнее меня. Ему тяжелее. Его присутствие исцеляет меня, а мое – приносит ему боль».

Оборотень неожиданно остановился, почесал спину и сказал задумчиво:

– Похоже, нам направо. Между тех льдин. Она вроде как хочет повернуть туда. – И пояснил. – Тварь у меня под шкурой.

Колдун кивнул, его собственные расчеты совпадали с этим предчувствием. Энджи сделал несколько шагов в указанном направлении, вытянул руку, словно ощупывая пустоту перед собой.