Товарищ Ссешес - Кондратьев Леонид Владимирович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/86
• Следующая

— А что, с помощью вашего перестукивания можно речь передавать? Я, вообще, разговор об аналоге магического зерцала вел. Похороны… могила воина не всегда красива и увита цветами. А кости… Бутыль ведьминого студня не оставит шанса любому некроманту… Пусть они спят спокойно…

Иванов пристально посмотрел в лицо Ссешеса и немного изменившимся тоном произнес:

— Все равно поглядеть надо бы…

В голове дроу ехидно хмыкнул старший сотник внешней разведки Дома Риллинтар: «Красивее работать надо, красивее. Кто ж так прямо настаивает, да еще на такой тухлой проверке. Ну что ж — место подготовлено, реквизит расставлен, с чего бы и не сводить?»

— Сходим. Правда, предупреждаю, что ничего интересного, кроме заполненной болотной жижей ямы, не увидим. Можно как раз завтра, на ночь глядя, и отправиться…

— Это все география… Оно, конечно, интересно, а вы лучше расскажите мне, как живете, как между собой ладите. Я вот все попутешествовать в молодости мечтал, да как-то не вышло… А с того времени люблю рассказы о дальних странах… — Пристально присмотревшись к собеседнику, Иванов про себя добавил: «А вот теперь и поглядим, что ты расскажешь. А то все как по писаному да заученному. Если легенда — коряво слепили, неживая она. Или ты оживить не можешь. Или расчет на другое… Посмотрим…»

— Как живем? До трех лет на женской половине Дома. Потом вместе с толпой таких же несмышленышей и под присмотром наставников Дома начинаем учебу… — Тут дроу мечтательно улыбнулся своим воспоминаниям. — Вот кем бы ни в жизнь не стал работать, так наставником — не мое это. Для того чтобы кое-как привить знания, позволяющие молодым сорванцам выжить в мире, уходит в среднем от пятнадцати до двадцати лет. А потом наступает самое интересное время — выбор жизненного пути в зависимости от нужд Дома и умений. Потом следуют специализация и учеба примерно на сорок-пятьдесят лет. Отдав еще примерно пятьдесят лет на изучение выбранной стези, иллитири считается совершеннолетним. У вас это, наверное, побыстрее происходит?

— Сто двадцать лет на учебу? А не многовато ли? — «Знакомо. В Туркестане то же было. Какое-то мусульманство, что ли. Интересно, женская половина тоже запретна для чужаков?»

Скепсис, так и сочащийся из реплики москвича, немного покоробил дроу:

— Судя по возникающим у тебя вопросам, моему рассказу ты не очень-то веришь. Давай тогда не будем есть друг другу мозг — что тебя убедит в моей реальности и в достоверности моего рассказа?

На лицо Иванова мигом вернулась маска рубахи-парня и вообще своего человека в колхозе:

— Да нет, просто мир необычен… Верю, не верю — чай, не в костеле о непорочности Девы Марии спорим. А реальность… сидишь же, на солнце не просвечиваешь, — Иванов коротко усмехнулся, — значит, не призрак.

В этот момент шаловливый вечерний ветерок, прорвавшийся на окруженную лесом поляну, притянул за собой густой шлейф наваристого мясного духа — на костре, вокруг которого священнодействовал Сергеич, поспела каша. Потянув носом и неожиданно даже для себя буркнув животом, дроу произнес:

— Призрак… призрака, конечно, не покажу, но, например, представление «Забег воинов за кашей» — спокойно…

Чем хорошо заклятие телекинеза — так тем, что при постоянном уровне магического фона и отсутствии просадок, а также при хорошей концентрации и силе воли мага траектория движения транспортируемого объекта получается идеально выровненной. В полной тишине котелок с благоухающей наваристой кашей снялся с костра и, сделав круг почета вокруг застывшего старшины, медленно поплыл в сторону высоких разговаривающих сторон.

Иванов резко крутанул в пальцах портсигар и высказал свое отношение к этому мальчишеству:

— Нехорошо с едой баловать. Да и люди голодные. Пойдемте-ка к костру. Ребята мои чай привезли — поди, у вас и не слыхали о таком? Вот чаю попьем, поговорим. — Москвич встал, отряхнул колени и пошел к костру, держась подчеркнуто прямо. Сзади послышалось шипение дроу, который автоматически попробовал ухватиться за ручку повисшего перед ним котелка.

Зашипев от прострелившей руку боли свежего ожога, Ссешес, подталкивая с помощью телекинеза котелок, двинулся за Ивановым, автоматически наложив на правую ладонь заклинание лечения. Сзади него, подхватив и свернув плащ, двигалась крайне заинтересованная Ва Сю, то и дело стреляющая на дроу и на Иванова глазами, в которых полыхало пламя недетского любопытства. Подойдя к костру, Глава осторожно опустил котел на землю и произнес:

— Вроде готово — запах, во всяком случае, вкусный.

— Командир, ну нельзя же так! — Старшина чуть не плакал, но развить свою мысль не смог, так как от кухонного навеса послышалось:

— Товарищ старшина, вода закипела, можно чай заваривать!

Хоть тирада старшины и была прервана на взлете, сам тон и выражение лица Сергеича заставили Ссешеса отвлечься от обдумывания разговора с Ивановым:

— Это я так, в качестве иллюстрации к своим словам. Извини, Сергеич.

Буркнув под нос нечто вроде: «Ходють тут всякие, а потом слоны пропадают!» — Сергеич достал из кармана завернутую в тряпицу ложку и, зачерпнув немного каши, тщательно, с видом заправского повара, распробовал. Кстати, под дружный писк облепивших его дракончиков. Вид причмокивающего Сергеича в окружении гибких чешуйчатых тел, с задумчивым видом оценивающего содержимое котелка, был просто нереальный. Вдумчиво кивнув, старшина принялся сноровисто раскладывать кашу по тарелкам. Оторвавшись от священнодействия с чаем, Гена подхватил три тарелки и разместил их на отдельном «командирском» пеньке, около которого уже стояли Иванов с дроу и смущенно выглядывающая из-за плеча Ва Сю. Через некоторое время только дружный стук ложек и радостное урчание дракошек нарушали тишину на поляне.

Иванов неспешно подбирал подливку кусочком хлеба, задумчиво глядя на мерно жующего Ссешеса…

Настоящая походная, пахнущая костром каша, медленно и аккуратно поедаемая с помощью нержавеющей ложки с тщательно зацарапанной свастикой. Из-за небольшого изменения вкусов привезенный гостями черный хлеб, да-да, та самая советская чернушка, показался в высшей степени странным и не сочетающимся с кашей. Поэтому после первого укуса дроу аккуратно отложил хлеб в сторону и продолжил наслаждаться вкусом каши. Но все прекрасное имеет свойство рано или поздно заканчиваться — закончилась и каша. И перед Ссешесом как будто из ниоткуда материализовалась с помощью того же Геннадия алюминиевая кружка с ароматным чаем. Сложный густой запах будто гантелей ударил в голову дроу. Человеческая часть воспоминаний буквально взвыла от наслаждения и потребовала резко схватить и медленно, по глоточку, грея руки об обжигающие бока кружки, выпить этот божественный напиток. Но в ту же секунду присущая настоящему дроу паранойя приподняла голову. Пристально приглядевшись к наслаждающимся чаем людям и, самое главное, к внимательно изучающему Ссешеса Иванову, дроу подозрительно потянул носом и елейным голосом спросил:

— Меня тут уже одним человеческим напитком пытались угощать. — Многозначительный взгляд в сторону моментально покрасневшего Сергея заставил того поперхнуться чаем. — Надеюсь, этот напиток безвреден?

— Хороший чай. — Иванов с видимым удовольствием отхлебнул из кружки. — Только вот старшина что-то слабовато заварил. Не для долгого разговора.

Попытавшись осторожно отхлебнуть практически кипящий, круто заваренный чай, Ссешес обжег язык и раздраженно зашипел, оскалившись. Отставив кружку в сторону, подозрительно посмотрел на наслаждающегося вкусом чая Иванова.

— И как под это можно разговаривать? С обожженным языком разговор надолго не затянется. Да и от такой температуры настой полностью потеряет свои полезные свойства, если они вообще есть.

— Горячо? А вы подуйте на него, подуйте — и мелкими глоточками… А то, если разом выхлебать, и разговора не получится… И сахар берите, не стесняйтесь… — Иванов обмакнул брусочек сахара в чашку, чуть разболтал, откусил и вернул остаток на ложку.

• Предыдущая
• 34/86
• Следующая