Проклятый металл - Корнев Павел Николаевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/21
• Следующая

– Нельзя вершить самосуд! Если узнают…

– Мне не нужно золото, – подлил масла в огонь отшельник.

– Ну что ж, – оставил в покое меч Эдвард, – ты сам выбрал свою судьбу. Уж поверь, я позабочусь, чтобы еще до захода солнца твой прах развеяли по ветру!

– Не думаю, что это в вашей власти, – не испугался угроз еретик. – В последнее время во владениях герцога Риза ваше слово мало что значит. Он, говорят, души в своей дочери не чаял…

– Ах ты подлец! – вскипел принц и вдруг хлопнул себя по лбу. – Герцог Риз! Ну конечно, как я сразу не сообразил!

– Мальчик получит прекрасное образование, можете не сомневаться.

– Моего сына еретик учить не будет! Никогда такому не бывать!

Эдвард схватил плащ и зашагал на выход, но у двери его нагнал Патрик.

– Ваше высочество, одумайтесь, – зашептал он на ухо принцу. – Из ведьминого отродья так и сяк не выйдет толку!

– Он не только ее сын, в его жилах течет и моя кровь! – осадил графа Эдвард. – Не забывай об этом!

– Но наполовину в нем порченая кровь Ризов, – уперся граф Нейл. – Прежде чем мы уедем, подумайте: хотите ли вы собственными руками преподнести корону одному из своих братьев?

– К бесам трон!

– Дорогой Эдвард! Возьмите себя в руки! В конце концов, мало ли что может случиться, пока ребенок растет? Никто из нас не вечен…

– А ведь и верно, – одумался принц, сунул Патрику скомканный плащ и, вернувшись в комнату, убрал в карман забытый на столе кошель. – Приступай, отшельник!

– Слово дано?

– Слово дано!

– Да будет так! – важно кивнул затворник и протянул руку к голове наследника престола.

Коснулся.

Эдварда передернуло от отвращения, он хотел было отодвинуться, но не успел: в глазах вспыхнули искры, тело наполнила смертная слабость, и принцу пришлось опереться о стол, чтобы не рухнуть на пол.

Мгновение спустя отшельник резко – будто жнец серпом взмахнул – отнял руку, и граф Нейл с изумлением увидел, что меж крепко сжатых пальцев у того извивается выдернутая из его высочества тень – тень куда более темная, чем ей полагалось быть при столь скудном освещении.

Еретик взмок от напряжения, его всего перекорежило, словно какая-то иная сущность пыталась перекроить человеческое тело по собственным меркам. И все же отшельник оказался сильней: когда его посеревшие пальцы разжались, от вырванной из принца тьмы не осталось и следа.

– Это все?.. – Эдвард помотал головой, прислушиваясь к собственным ощущениям. Понял, что разъедавшая все последние дни душу язва больше не высасывает из него силы, и широко улыбнулся: – Благодать-то какая…

– Да, ваше высочество. Как и договаривались, я вырвал беса из вашей души и заточил его в своей.

Отшельник вытер разом вспотевшее лицо и размеренно задышал, пытаясь унять лихорадочное сердцебиение.

– Вот и замечательно…

Принц забрал у графа плащ и, не прощаясь, устремился прочь из этого странного места. Он снова чувствовал себя живым, здоровым и полным сил. И это приводило его в неописуемый восторг.

– В семь лет, – толкнул Эдварда в спину голос отшельника. – Когда вашему сыну исполнится семь лет, я жду его у себя.

– Что? – недоуменно обернулся принц, который мыслями был уже далеко отсюда, потом вспомнил об уговоре и небрежно махнул рукой: – Ну да, конечно, конечно…

– И еще, ваше высочество! Я запер беса в себе, но если со мной что-нибудь случится, он непременно вернется по вашу душу.

Эдвард в бешенстве хлопнул дверью, молча вышел на крыльцо и расправил плечи. Набрал полную грудь морозного воздуха и моментально унял обуявший его гнев. Пусть в малыше и течет порченая кровь Ризов, еретик не станет его наставником никогда. Даже если ради этого принцу придется кого-то убить.

Никогда!

Год 971 от Великого Собора

Месяц Святого Огюста Зодчего

Почтовая карета прибыла на главную площадь Ронева, когда городские часы – одна из двух городских достопримечательностей – отбивали полдень. Делали они это словно нехотя: медленно, с долгими перерывами между разносившимся над крышами домов звоном медного гонга. Механизм часов давно следовало перебрать или, на худой конец, смазать, но у магистрата до этого никак не доходили руки. У магистрата вообще до многого не доходили руки – такие уж это были люди. Под стать часам: неторопливые, привыкшие делать лишь то, что отложить на завтра уже нет никакой возможности. Да другого от них и не требовалось. Как-то незаметно переросший из захудалого поселения в коронный город, Ронев существовал и худо-бедно развивался только благодаря своей второй и главной достопримечательности – королевской тюрьме.

Сейчас уже не верилось, но когда-то в тюрьме не хватало свободных камер. Заключенные ломали мрамор и малахит, добывали медную и серебряную руду на местных рудниках, и разросшийся вокруг тюрьмы городок процветал. Но рудники иссякли, и как-то незаметно ушло в прошлое былое благополучие. Благополучие ушло, а тюрьма и королевский гарнизон остались. Горожане затянули пояса, но привыкли. Так и жили: без излишеств, зато с уверенностью в завтрашнем дне. Все верно: преступники на их веку точно не переведутся.

Дежурившие на площади стражники были истинными детьми своего города – обрюзгшие от дармового пива дядьки в мятых форменных плащах составили алебарды к ограде занимаемого королевской почтой особняка и отчаянно скучали, дожидаясь конца смены. Караул на главной площади считался чем-то вроде наказания: целый день торчать на глазах у начальства и важных шишек из магистрата было серьезным испытанием для привыкших к куда более вольной жизни блюстителей порядка.

Поднятые воротники плащей и нахлобученные по самые уши шляпы худо-бедно защищали от порывов студеного осеннего ветерка, но когда тусклое солнце скрывалось за серыми кучевыми облаками, становилось и вовсе тоскливо. Поэтому при появлении из почтовой кареты экзорциста начальник караула просто опешил от такой несправедливости.

Высокий, похожий на пугало в кожаном плаще до пят и широкополой шляпе, экзорцист одним только видом своим вызвал у уныло переглянувшихся стражников изжогу. Мало того что с самого пользы как с козла молока, так еще и в карету с ним никто из добрых подданных короля Альберта Второго – да продлят Святые годы его жизни! – в здравом уме не сядет. Только по большой нужде. А значит, с путешественников сшибить пару монет сегодня точно не получится. Плакал дневной калым…

Прекрасно понимая, какое впечатление произвел на оробело пялившихся на меня стражников, я поднял руку и требовательно прищелкнул пальцами. Перчатки из толстой кожи смягчили щелчок, и прозвучал он едва ли громче звона нашитых по краям шляпы и швам плаща серебряных колокольчиков, но начальник караула моментально оказался рядом.

– Чем могу служить, господин экзорцист? – уставившись на носки своих пыльных сапог, выпалил он.

– Как пройти к ближайшему постоялому двору? – вытащив из кареты увесистую дорожную сумку, спросил я.

Из-за закрывавшей низ лица кожаной полумаски голос прозвучал глухо, и стражник вздрогнул от неожиданности. Совсем они здесь запуганные. На полдень отсюда все не так. В Стильге перед законом все равны. Даже братья-экзорцисты ордена Изгоняющих. На словах, конечно, но и это немало.

– Прямо по улице, господин экзорцист, – указал куда-то за карету десятник. – Как рынок пройдете, так сразу постоялый двор будет – «Жареный петух», не промахнетесь.

– Держи.

Я щелчком большого пальца отправил в воздух мелкую серебряную монетку, нисколько не сомневаясь в ее дальнейшей судьбе. Но нет – стражник промахнулся, и грош звякнул о брусчатку. Совсем они тут мышей не ловят. И не думаю, что в гарнизоне дела лучше обстоят. Сожрут их. Или Стильг, или полуночный сосед – Норвейм. Да и между собой эти малые королевства, великие герцогства и прочие вольные баронства перегрызться могут запросто.

• Предыдущая
• 3/21
• Следующая