Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна - Страница 54
- Предыдущая
- 54/75
- Следующая
– Иннокентий Саввич Заницкий! Управляющий хозяйством почившего Антона Ивановича. – И, неожиданно закрыв лицо шляпой, перешел на всхлип: – Опоздал я! И к Феофане Ивановне бесценной, и к хозяину-убийце опоздал! Пока вести печальные получил, – резко отлепив шляпу от лица, взял голосом на два тона выше: – Пока делами на отсутствие распорядился – опоздал!
Приблизившись аккуратными шагами к слегка остолбеневшему графу и Наталье, управляющий сделал ужасные и всезнающие глаза. Втянув голову в шею, попутно быстро взглянув на дверь, зашептал:
– Но добрые люди рассказали. И про наследство, и про убийство, и про то, как хозяин себя изобличил, в могилу упал…
Граф, не в силах оторвать взгляда от живописного, ежесекундно меняющего свое выражение лица Иннокентия Саввича, показал ему на кресло, мол, садитесь. Наташа, менее впечатленная, отошла к окну и оттуда наблюдала за интересным человеком.
Тот, сев в кресло, казалось, мигом успокоился. Во всяком случае, всхлипывать перестал. Его крупный бесформенный нос грустно висел над тонкими собранными в плаксивую линию губами. Неожиданно красивые светлые глаза печально смотрели на графа.
– Только сейчас и прибыл. Даже на его, на убийцевы, похороны опоздал, – обтерев шляпой выступивший на лбу пот и недоуменно на нее посмотрев, Иннокентий Саввич свой монолог продолжил: – А вы знаете, ведь он всегда не в себе был, Антон Иванович. То ходит как сумрак ночной, ничем не интересуется, отчеты не проверяет, чуть ли ночную рубашку снять по утрам забывает. А потом вдруг как загорится, как придумает что-то, меня каждый день к себе требует, журналы по хозяйству выписывает, сам и в амбарах, и на поле, и на праздниках деревенских… Это у него после смерти хозяйки, Евгении Ивановны, пошло. Да… Любили ведь друг друга…
На глаза управляющего опять набежала слеза. Его руки утешающее гладили поля шляпы.
– Он по утрам ей кофей готовил, а она его по макушке гладили и в саду гуляли, да… Сиротку вот приютили, а потом и умерла. И началось все это…
– Иннокентий Саввич, может, чаю хотите? – отчего-то смущаясь, пробормотал граф.
– Ох да, благодарю, оно с дороги… очень признателен бы был, – управляющий как будто очнулся. – Вы уж меня простите, от волнений все…
– Говорите, говорите, – вмешалась Наташа, – вы очень интересно все рассказываете. – Подойдя, присела на соседнее кресло. Граф позвонил в колокольчик и распорядился насчет чая.
– Да что рассказывать. Последний год и вовсе как-то притих, хозяйство забросил и стал в город часто выезжать. А потом требования пошли. Дай, Иннокентий Саввич, две тысячи! Из оборота дай тысячу. Так и пошло. Известное дело, карты. Поглотили, увяз, в долги залез… Все с горя, с горя… да. Но сиротку как любил. Баловал, книжки да платья покупал. Как вот теперь все будет… Спасибо, спасибо, – откликнулся он на поданный Дуняшей стакан чаю и с видимым наслаждением стал его пить.
Граф с Наташей не прерывали этого священнодействия. Заницкий молча, ни на что не обращая внимания, скушал два ломтика кекса, выпил весь стакан и, аккуратно поставив его на подносик, поднял свои голубые глаза. На секунду в них промелькнуло какое-то недоумение и попытки что-то вспомнить, потом взор прояснился и он продолжал…
– Имение без моего знания заложил. После только я обнаружил да в ноги к нему – разоряете хозяйство, батюшка, а он кричать начал, плакал даже. А потом, знаете, вдруг к тетушке засобирался, повеселел опять, как бывалочи. Забегал, захлопотал. Я и то обрадовался – Феофана Ивановна добрый человек, не чужой опять же – утешит, поможет. Я так и думал, что он деньги поехал просить, кто же знал, что такое… – Иннокентий Саввич задумчиво посмотрел на шляпу, как бы решая, стоит в нее уткнуться сейчас или все-таки попозже, и, все также оценивающе на нее смотря, пробормотал: – Хотя вроде и долги уже выплачиваться начали…
– Что?! – воскликнули и граф, и Наташа одновременно. И оттого, что они так долго перед этим молчали, вскрик их получился какой-то очень громкий. Заницкий мгновенно схватил шляпу, прижал ее к груди и испуганно закосил на этих странных орущих господ.
– Простите нас, милейший, – граф смущенно кашлянул. – Продолжайте… Вы сказали, что долги погашаться начали…
– Ну да! – опасливо заговорил Заницкий. – Перед самым отъездом Антон Иванович две тысячи наличными мне выдал, сказал, чтобы отдал господину N. Известно, что в счет долгов карточных. И знаете, такую тайну из этого делал, словно боялся, что деньги вдруг испарятся. Велел ни единой душе не сказывать, но теперь-то уж чего, ведь умер… можно… Я даже жалею, что для составленного тетушкиного запроса об этих деньгах писать не стал. Ну запретил ведь барин…
Наташа кусала губы.
«Думай, думай! – говорила она себе. – Здесь ведь что-то очень важное таится».
Граф, видимо, догадался раньше, что именно, так как спросил:
– Значит, Иннокентий Саввич, деньги у Антона Ивановича откуда-то появились? Значит, к тетушке он не совсем нищим поехал?
– Да я об этом же и говорю! Антон Иванович даже предупредил меня, что вскорости все долги выплатит и хозяйство поднимать станет. Я обрадовался тогда очень. Что ж, хозяйство доброе, чуть-чуть подправить, и все хорошо станет…
Граф смотрел на Наташу. Та отвечала ему взглядом страха и непонимания…
– Да, Иннокентий Саввич, очень жаль, что вы опоздали на все наши печальные мероприятия, – вздохнул граф. – Я скажу прислуге, чтобы покормили вас, разместили. Отдохните, потом о делах вечером потолкуем.
– Благодарю, ваше высокоблагородие, – ненароком скаламбурил управляющий.
И он – грузный и чувствительный – зашагал прочь, поддерживаемый и утешаемый своей шляпой.
Наташа все с тем же страхом в широко открытых глазах смотрела на графа.
– Саша, ведь, если у Антона Ивановича появились деньги, если он намеревался поднимать хозяйство, значит, убивал он тетушку вовсе не из-за наследства, значит, он мог ей в ответ на угрозы о его лишении просто объяснить, что дела его вовсе не так плохи!
– А значит, является ошибочным основной мотив, который так красочно проиллюстрировал нам Аркадий Арсеньевич, и выходит на первое место то, до чего мы с вами, Наташенька, тут сами додумались.
– Антон Иванович приехал сюда не за деньгами, а за…
– Тетушкиными сокровищами! – закончил граф. – Вот только не понимаю, откуда у него взялись деньги на погашение долга, да немалые? И почему он об этом молчал?
– А также, – теперь уже закончила Наташа, – зачем он все-таки убил тетушку?
Вопросы были конечно же хорошими, но на сей момент – неразрешимыми…
Чуть позже Наташа, верная своему плану, отправилась навещать остальные горшки. Уже, правда, без Ольги. Для каждого визита, чтобы не вызывать подозрений, выдумывала причину. У отставного офицера Збруева для Николая Никитича попросила книжку господина Нолана «История и тактика кавалерии». Горшок в доме Збруева присутствовал, розовые фиалки стояли по стойке смирно и страшно от этой муштры горевали. У соседского купца, вернее у жены его, заказала несколько метров испанского кружева привезти. Здесь, впрочем, оказалось пусто, по крайней мере в парадных комнатах, в купеческую спальню ее по понятным причинам не пригласили. Тайный советник, для которого причин выдумывать и не надо было, напоил ее отличнейшим кофе, смотрел хитрыми понимающими глазами, и Наташа, в ответ на этот всезнающий взгляд, честно спросила его о горшке. Советник сильно покраснел, исчез и вышел с двумя горшками. Один, так мучающий Наташу, был с синими кружочками, другой совершенно незнакомый, но в нем тоже буйным цветом цвели фиалки!
– Это уже второй цветочек, первый, князевский, потомство дал, – снова покраснел Сергей Мстиславович, демонстрируя цветы. Тут Наташа поняла, почему он так смущался: цветочки были ухожены отменно, с тщательностью и любовью.
«Да! Кто мог подумать о такой тайной страсти советника. Хотя, если учесть, что в жизни его не было любви к женщине, куда-то данные Богом чувства надо было девать…» – задумалась Наташа. И только постоянно присутствовавшая в ней все последние дни настороженность помогла ей не вздрогнуть от вопроса:
- Предыдущая
- 54/75
- Следующая
