Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна - Страница 64
- Предыдущая
- 64/75
- Следующая
– Вот откуда возникла идея с пистолетом… – поднял глаза граф.
Но Наташа уже не слушала – все и так было понятно, а протягивала ему тоненькую кожаную папку с надписью: «Мысли».
– Граф, я не знаю… наверное, это что-то личное, имеем ли мы право читать…
– Может, вы и не имеете, но меня как-никак хотели убить, так что… – И он открыл папку. Там лежал небольшой блокнот. Орлов быстро пролистал его, остановившись на последней страничке. Она датировалась вчерашним числом и начиналась словами:
«Может быть, эти мысли будут совсем прощальными мыслями…»
Граф придвинулся к Наташе, чтобы она могла читать вместе с ним, и она, не удержавшись, взглянула на страницу…
«Может быть, эти мысли станут совсем прощальными мыслями. Так томительно и тяжко на душе… Я знаю, что должен закончить то, что начал, что дело это меня, именно меня столько времени ждало, но… Все воспоминания моей жизни какие-то нейтральные и апатичные. Память стирает эмоциональную окраску. Я только мысленно могу разделить и сказать: да – это было плохо – а это было хорошо. А разве душа живет мыслью? Нет. А я ничего не чувствую. Мир превратился в болевую и несовместимую с этой жизнью, с моей жизнью точку. Что же я с ней сделал? Со всем тем, что со мной случилось, с моей исковерканной мною жизнью, с этим подарком судьбы, который практически у меня в руках и с которым я не знаю, что теперь делать? Столько веры было на пути, столько вдохновения, что стоит сделать все это, и я раздобуду смысл жизни и формулу счастья. Я говорю об этом уже в прошедшем времени, потому что, видимо, я неуспевающий ученик и Господь в своей тетрадке после моей смерти поставит незачет и, может быть, даже пожалеет меня немного. Я часто просил его об этом: просто пожалеть меня и не мучить больше своего нерадивого ученика – послать смерть, что ли… Даже понимая сейчас отчасти, что меня мучает, я проклинаю эти мучения. Никуда не деться от себя… Но ведь даже в последнюю минуту перед смертью человек может стать другим и прожить одну-единственную минуту в своей жизни – эту. Так что же, мне ждать последней минуты? Нет, я лучше возьму посланное… Бог посылает нам испытания, чтобы человек остановился и задумался. А что же он такое в этой жизни… Годы и годы почти непрерывных размышлений на эту тему и вывод чуть ли не единственный. Как будто кто-то ошибся в программе рождений и теперь всеми силами пытается исправить эту ошибку, взяв меня за руку и показывая мой запуганный и оторванный от реальности глубоко и мучительно несчастный внутренний мир, который мечется, как в клетке, с просьбой выпустить его оттуда, а не выпускается. Не здесь, не в этой жизни. А в этой, только если миссию посланную, через века прошедшую выполню… и, быть может, только тогда… Неужели вот так легко все может произойти, просто найду Это, и сразу все станет легким и понятным, без работы души, без усилий. Хотя что такое вся моя жизнь тогда, как не эта самая уже проделанная работа? Господи, я не понимаю и не вижу своего места и из последних сил душевных надеюсь, что найденное поможет, укажет… И я встану на ноги, я увижу заново этот на самом деле прекрасный и полный радости мир и обрету счастье. Я безумно устал от самого себя. Все страшно. Молюсь Господу, чтобы помог. Только бы, Господи, это не оказалось твоей шуткой…»
– Как странно… – прошептала Наташа. – Как можно знать и не знать человека! Никогда, понимаете, Саша, никогда бы я не подумала, что доктор был настолько потерян, несчастен… и что счастье это он захочет найти в бриллиантах. Как нелепо все.
– Я заберу это себе, – захлопнул папку граф. – Не думаю, что здесь содержатся какие-либо детали свершенных Никольским преступлений, это действительно просто мысли. Не хочу, чтобы Аркадий Арсеньевич или кто-то их прочитал. Пожалуй, и сам больше читать не буду.
– Да, кстати, о следователе, – спохватилась Наташа. – Вы…
– Да, Наташа, его уже вызвали. Ну что, думаю, надо забирать все это и уже ехать, досмотрим дома. Да и вы мне еще рассказать должны, что случилось в походе за водой.
– Ох, Саша, у меня сейчас голова какая-то тяжелая, столько всего, и… мне надо еще очень о многом подумать, я никак не могу сейчас вот так связно все представить. Но ведь хочется, чтобы при приезде Аркадий Арсеньевич просто взял бриллианты и бумаги и тут же уехал, и чтобы все этим закончилось. А у меня в голове все сумбур какой-то. Вот откуда, например, у доктора бриллиант с собой оказался?
– Отсюда! – кивнул граф на секретер. – Помните дыру в балке? Я еще сказал, что Антон Иванович ее наверняка уже пробовал долбить? Вот он-то там первый бриллиант и нашел! И доктору принес, как доказательство, что именно в этом месте сокровища искать надо. И оригинал карты, я уверен, где-то здесь, в бумагах, находится, надо будет еще посмотреть.
– Ааа… ну да, как просто…
– Я могу вам чем-то еще помочь, Наташенька?
– О да, граф, как вы уже сказали, надо просмотреть все это, – Наташа кивнула на стопку еще не разобранных бумаг. – Потом, с Заницким бы еще поговорить да бумаги посмотреть, которые он про ведение дел Антона Ивановича оставил.
– Это нетрудно, Заницкий сейчас в Порхове об каких-то делах по случаю хлопочет, я сейчас же отпишу ему, чтобы к вечеру был…
– Потом еще место надо поискать, где Антон Иванович мог переодеваться. Мне кажется, это должно быть где-то близко к дому, посмотрите, граф, пожалуйста! Может, какие следы, а то мне как-то лазить по вашему саду и дому не очень хочется… Ох, Саша, и вот еще, не знаю, сегодня или завтра, но это очень, очень важно…
И Наташа рассказала свою просьбу. Граф с уважением к Наташиной предусмотрительности поклонился…
– Все будет сделано, княжна! Что-то еще, Наташенька?
Это нежное слово, как всегда, окутало ее теплом и спокойствием, и она, прижавшись к Саше крепко-крепко, прошептала:
– Так горько, так неспокойно… Поцелуйте меня, а?..
Телеграмма тем временем следователем уже была получена. Содержание ее лишило Аркадия Арсеньевича всякого апломба. Начальство высказало ему свое «фэ» за недорасследованное дело и приказало немедля отправиться в злосчастный уезд. Сообщение о найденных сокровищах также весьма возбудило и казначейство. Оно прикрепило к Аркадию Арсеньевичу своего представителя и члена столичной археологической комиссии, как раз случившегося в Пскове на предмет исследования подземелий. Через день после получения телеграммы вся официальная компания прибыла на место.
К их приезду почти все Наташины с графом изыскания были кончены.
Вечером, накануне приезда Аркадия Арсеньевича, они долго сидели в беседке в Маврюшино. Граф по обычаю держал Наташину ладонь в своих руках, и они шептались о чем-то очень-очень важном, касаясь друг друга лбами. Саша наблюдал за ее лицом: то смеющимся, то с опущенными от печали уголками рта. Дотрагивался кончиками пальцев до тоненькой морщинки, появлявшейся у нее между бровями, когда речь заходила о чем-то грустном. И за легким румянцем, выступавшим на щеках, когда он чуть более сильно сжимал ее ладошку или позволял себе заправить завиток волос ей за ухо. Он смотрел на это хрупкое, живое, умное и трогательное создание под именем «княжна Наталья» и прислушивался к ощущению абсолютного спокойствия, веры, и тихой радости внутри себя… И он поклялся самому себе, что, когда Наташа станет его женой, ни одно из ее приключений или, не дай бог, расследований не будет проходить без него. Наташа соприкоснулась с той стороной жизни, о существовании которой даже не имела представления, и вот уже крохотная взрослая морщинка оставила след этого знания на ее чистом лбе. А сколько в жизни есть всего, что одним только прикосновением может сломать, погубить… И он клялся себе, что всем своим существованием будет защищать Наташу, охранять ее, быть ей самой надежной опорой там, где жизнь будет учить и проверять их и радостью, и горем…
Тем временем перевозбужденному до периодически случающихся истерик обществу стало известно о произошедшем в Феофанином подвале. Как всегда, правда обросла невероятными слухами и несуществующими подробностями, и поэтому все, прослышавшие о втором пришествии следователя, засылали разведчиков в виде прислуги, чтобы вовремя очутиться в нужном месте, когда Аркадий Арсеньевич, как и в предыдущий раз, займется публичными разоблачениями.
- Предыдущая
- 64/75
- Следующая
