Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/75
- Следующая
– Феофана Ивановна, позвольте мне посмотреть на гостиную? Сколько раз была в ней и не знала, что такая необыкновенная мебель там стоит.
– Конечно, милая, – улыбнулась Феофана, – кликни заодно Дуняшу, пусть еще бисквита принесет.
– Я провожу вас, – встал граф.
И Наташа даже расстроилась – хотела ведь одна побыть. Над загадкой пропавшего и изрубленного столика подумать… Но граф с такой готовностью и простотой предложил ей руку, что она смирилась и даже немного успокоилась.
Саша распахнул перед ней витражные двери гостиной и пропустил вперед. Глядя на Наташин затылок, он спрашивал себя, не тяжело ли при такой хрупкой и нежной шее нести всю эту массу волос. И как это женщины справляются с таким их количеством. Затягивают, вот как у Наташи сейчас, в тугой тяжелый узел. Должно быть, му?ка…
Меблировка гостиной состояла сплошь из вещей красного дерева: величественные, под потолок, часы, гулко отбившие полчаса после полудня. Секретер со множеством маленьких и больших ящичков, изукрашенных узорами из чеканной золоченой бронзы, две стеклянные горки с фигурками и посудой из серебра – Наташа обратила внимание, что одна странная серебряная пучеглазая лягушка была представлена отчего то аж в трех копиях… Глубокий диван, обшитый полосами малинового бархата, на столике перед диваном – керосиновая лампа в виде фарфоровой вазы, видимо подарок графа – Наташа не помнила, чтобы такая раньше была у тетушки. Пара кресел и несколько стульев были последними дополнениями к обстановке. На одной из стен, обитых светло-коричневым с золотыми разводами кретоном, висел большой гобелен в раме из того же красного дерева. Картина изображала пастушью сценку – розовощекие молодые люди танцевали в лесу на полянке. Наталье вспомнился ее давешний сон про танцующего графа, и, чтобы не засмеяться, она поспешила спросить:
– А что, картина тоже в гарнитур входит?
– Да, – ответил Саша. – Забавная картина, между прочим.
Наталья еще раз внимательно посмотрела на гобелен.
– Не там смотрите, – улыбнулся граф. Он подошел к картине и, аккуратно сняв гобелен со стены, повернул его так, чтобы Наташа могла рассмотреть обратную сторону. На ней оказался стишок на французском языке, изящно выписанный светло-зелеными чернилами, почти даже не выцветшими:
Граф повесил гобелен на место. Наташа, склонив голову к плечу, с любопытством посмотрела на двух пастушек, в расслабленных позах облокотившихся о ствол дерева. Ну и ничуть они не симпатичней тех, что на поляне танцуют!
– Стишок больно фривольный, по мнению тетушки, – улыбнулся граф. – Так что она обратную сторону никому не показывает. Смотрите не проговоритесь!
– Клянусь! – сделала «страшные» глаза Наташа.
Маленькая тайна Феофаны Ивановны была, конечно же, забавна, но сейчас ее гораздо больше интересовала судьба чайного столика. Наташа еще раз окинула взглядом комнату. Да, в гостиной его явно не хватало.
– А что, тетушка сама приказала столик переставить? – поинтересовалась она.
– Да, сама. У нас в доме родственник гостит недели с две. И все время он на этот столик натыкался, даже хромать стал. И намедни за обедом настолько вышел из себя, в очередной раз об него споткнувшись, что упросил тетушку его куда-нибудь убрать. И даже сам перенес покамест на веранду, чтобы потом найти ему место в одной из других комнат. А тут старьевщик…
«Да, – решила Наташа, – значит, старьевщику действительно повезло. Хорошо. Этот вопрос мы прояснили».
«Думает о чем-то своем… Хмурится, глаза опустила, – граф склонил голову, наблюдая за Наташей, – маленькая загадочная барышня… Всего несколько часов знакомства, а вас уже хочется отгадывать…»
– О чем вы так напряженно размышляете, Наташенька? – произнес он вслух.
Это «Наташенька» было так неожиданно ласково, что она просто растерялась. Только собиралась ответить что-то о плохо несущихся в деревне курах, как граф, к счастью, в эту секунду отвлекся на что-то происходящее вне дома. Наташа, проследив за его взглядом, увидела, что в конце прямой аллеи, вид на которую открывался из окна гостиной, стояла девушка, одетая в платье прислуги, и делала графу какие-то знаки. Добившись, наконец, что он обратил на нее внимание, она низко ему поклонилась.
– Княжна, извините меня, я вынужден оставить вас на минуту, – проговорил граф и, коротко поклонившись, быстрым шагом вышел из гостиной.
Наташа тихонько встала за оконную занавеску и стала наблюдать.
«Интересно, интересно… Не успел приехать, а уже дворовые девушки аж на месте прыгают от нетерпения», – думала Наташа, наблюдая за действительно чрезвычайно неспокойной девицей, которая вертелась на месте, то вытягивая полную белую шею, то одергивая рукава платья.
«А девушка-то – Алина, горничная Софьи Павловны», – узнала Наташа.
Граф быстрым шагом подошел к дворовой, и Наташа увидела, как та что-то быстро отдала ему в руки.
«Записка, – поняла Наташа, увидев, как граф развернул листок бумаги. – Что-то, наверное, не очень приятное», – она заметила, как помрачнел Орлов, и нехорошая улыбка покривила его губы.
Он что-то быстро набросал на обратной стороне листка и отдал его обратно Алине. Та весело поклонилась и убежала, сверкая на солнце рыжеватыми волосами.
Наташа отошла от окна. Настроение у нее испортилось. Она вспомнила слова отца о том, как настойчиво Софья Павловна привечает к себе графа. Учитывая нравы вдовы, суть отношений этих двух стала для нее весьма очевидной.
«Фу! – поморщилась Наташа. – Роковая вдова и разочарованный Байрон – какая великолепная получается пара!»
Поселилась вдова Софья Павловна Зюм в уезде с полгода назад. Муж ее скончался двумя годами ранее, и Софи с тех пор наслаждалась свободой. Дама слыла отчаянной сердцеедкой. Как только она понимала, что мужчина к ней расположен, Софи начинала свои игры. Капризничала, не желала видеть, не принимала подарков, а затем, враз меняясь, просила бывать чаще, краснела, подсаживалась ближе, говорила томно и многозначительно. То изображала ангела, то превращалась в дьявола… Разыгрывала неплохие, прямо скажем, спектакли. Потом ей это надоедало, и она покорно «сдавалась» на милость победителя, уже воспламененного желанием от таких игр. И тогда бог знает что у нее творилось в усадьбе! Иногда там закатывались балы на несколько дней, иногда прилетали из Петербурга взмыленные лошади с бледными мужскими профилями в колясках. В такие дни Софья могла днями не радовать соседей визитами и после того, как очередной гость покидал ее, ходила по дому в домашнем платье, бледная, с небрежно заплетенными в косу необычного платинового цвета волосами, с томным взглядом чуть раскосых серых глаз и блуждающей улыбкой на слегка воспаленных губах. Прислуга, сплетничая о нравах хозяйки, краснела и хихикала. Однако Софи была дамой отменно умной, интересной и к тому же богатой. И сей факт играл немаловажную роль в решениях принимать ли ее в приличных домах или нет. У Красковых она тоже бывала, правда нечасто и, как правило, не одна, а с кем-то из соседей.
Когда граф возвратился к ней с извинениями, лицо у Наташи было холодно и спокойно.
– Вернемся, папа меня, верно, ищет уже! – промолвила она и первая вышла из гостиной.
Граф пожал плечами и вышел вслед.
– Так решила я оставить кузнеца, батюшка, – услышала Наташа, возвращаясь на веранду. – Бог его знает, что с Радой случилось, а кузнец он дай Бог всем такими быть. Сашенька, не будешь на старуху гневаться? Может, и не Митрофана вина-то, а работника какого потеряем?
Тетушка хоть и просила, однако все прекрасно знали, что если она что-то решила, то никто на ее мнение повлиять уже не сможет. Даже граф. Посему он, хоть и нахмурился, однако поклонился Феофане Ивановне в знак подчинения и согласия.
- Предыдущая
- 8/75
- Следующая
