Врата Анубиса - Пауэрс Тим - Страница 46

• Предыдущая
• 46/104
• Следующая

Джеки втащила себя на эту балку и уселась, тяжело дыша. Только сейчас она сообразила, что ведь на ней ничегошеньки нет – если не считать коротких панталон. Она подняла руку, чтобы отбросить упавшие на лицо волосы, и обнаружила, что усы уплыли вместе с бородой.

Не самый подходящий костюм, чтобы разгуливать по Крысиному Замку. В таком виде ей вряд ли удастся незаметно выбраться отсюда.

Она крадучись прошла через арку, очень сожалея, что у нее больше нет кинжала. Все тихо, слышно только, как где-то жужжит пчела. Длинный коридор, очевидно, пуст, но она шла очень осторожно, то и дело прислушиваясь – нет ли погони.

Она вскарабкалась по ступеням к широкой площадке и, ощупывая все вокруг в поисках следующего ряда ступеней, вдруг наткнулась на деревянную дверь. Нет ни малейших проблесков света, ни вокруг дверной рамы, ни между досками. А это значит одно из двух: либо комната за дверью так же темна, как и лестница, либо это глухая дверь и за ней вообще нет никакой комнаты, что явно противоречит здравому смыслу.

Она надавила на щеколду – не заперто! – и осторожно открыла дверь. Да, внутри так же темно, как на лестнице, поэтому она быстренько проскочила внутрь и закрыла за собой дверь.

Ей все равно было нечем разжечь огонь, даже если бы она и осмелилась, поэтому она вела разведку на ощупь, следуя вдоль стены. Так она обошла все четыре стены маленькой комнатки и опять оказалась у двери, затем решила двинуться по диагонали. Здесь была узкая кровать, аккуратно заправленная; туалетный столик, и на нем пара книг; стол, на котором порхающие руки Джеки обнаружили бутылку и чашку – чашка была обнюхана, и в нос ударил резкий запах джина, – и, наконец, в углу был обнаружен стул, а на стуле… – тут Джеки возблагодарила Бога, когда, ощупав то, что было на стуле, она смогла определить, что это такое: короткое платье, парик, сумочка с гримом и пара старинных комнатных кожаных туфель.

«Это не иначе как чудо, то, что эти одежды словно специально положены здесь для меня», – подумала она. Потом она вспомнила, что старый Теобальдо говорил, что ему было приказано играть спектакль в костюме сегодня вечером. Это, должно быть, его комната, и он, должно быть, приготовил заранее костюм, а пока он его примерял, он принял решение умереть. Хотя она, конечно, не могла ничего видеть, она все равно с любопытством осмотрелась вокруг и пожалела, что никогда не узнает, какие книги лежали на туалетном столике.

* * *

Лен Керрингтон уселся прямо в передней комнате и отхлебнул изрядную порцию из карманной фляги, совершенно не заботясь, что его могут увидеть. С чего бы это, хотелось бы знать, его ни с того ни с сего вдруг назначили заместителем клоуна? И мало того, они еще хотят, чтобы он успокаивал разгневанного доктора Ромени, который считает неудовлетворительными сводки с места событий, поступающие каждые несколько минут от группы захвата, посланной на поимку двух беглецов. Да, а еще вдобавок Хорребин беснуется от ярости, и надо успокаивать Хорребина, который валяется в гамаке с тяжелейшими ожогами и стонет от боли. Надо его убедить, что приняты все меры и что делается все возможное для исправления ситуации. А Керрингтон даже не понимал, какова она, эта самая ситуация. Он, правда, слышал, что танцующий карлик попытался убить клоуна, а потом сбежал по подземной реке вместе с Индусом, но ради Бога, если это так, то почему доктора Ромени интересует только Индус?

Ха, а вот кто-то поднимается по лестнице из подвала. Керрингтон решил было встать, но потом отверг эту идею.

Как ни странно, это оказалась женщина. Ее прическа напоминала гнездо грызуна, а ее платье сидело, как кусок брезента на вешалке для шляп, но ее лицо под толстым слоем пудры и румян было, пожалуй, хорошенькое.

– Они мне посоветовали поискать Хорребина внизу, – сказала она так невозмутимо, как будто женщина в Крысином Замке не столь же беспрецедентное явление, как лошадь в Вестминстерском соборе. – Я его не видела.

– Нет, – сказал Керрингтон, вскакивая на ноги, – Он… э-хм… нездоров. Какого черта ты здесь делаешь?

– Я от Кэти Данниган, ну, у нее эти дома свиданий в районе Пиккадилли. Мне было предложено организовать совещание – очевидно, этот парень Хорребин хочет вложить деньги в это дело.

Керрингтон удивленно заморгал. Насколько ему было известно, проституция не входила в сферу деловых интересов Хорребина, но, безусловно, это как раз для него. И кроме того, совершенно невообразимо, чтобы юная девушка пришла бы в такое место, как Крысиный Замок, без достаточных на то оснований, это дело с домами на Пиккадилли – как раз самое оно.

Он окончательно успокоился – разумеется, это дело никак не связано с двумя беглецами.

– Ладно, но, боюсь, вы не сможете его сейчас видеть. Вам лучше покинуть это место и сказать этой женщине Данниган, чтобы в следующий раз присылала мужчину! Вам здорово повезет, если вас изнасилуют меньше, чем дюжину раз, прежде чем вы выберетесь из этого здания.

– Ну, в таком случае одолжите мне нож.

– В… Вот еще! Джеки подмигнула:

– Вам доводилось бывать на Пиккадилли?

Керрингтон ухмыльнулся, протянул руки и обхватил ее за талию.

– Нет, нет, не я, – поспешила она развеять его иллюзии. – Я… хм… у меня болезнь. Но у нас есть чистые девочки на Пиккадилли. Хочешь, я дам тебе пароль и ты сможешь в любое время получить девочку бесплатно. Ну, что скажешь?

Керрингтон отскочил от нее, но, подумав, нехотя засунул руку за пазуху и вытащил кинжал в кожаных ножнах.

– Вот, – сказал он. – Какой пароль? Джеки сказала самую непристойную трехэтажную непристойность из всех когда-либо слышанных ею.

– Я знаю, это звучит странно, но это так и есть. Ты просто приходи в любое из этих мест, подойди к вышибале у парадного входа и шепни ему это на ухо. А дальше сам увидишь, что будет.

Джеки неторопливо направилась к выходу из Крысиного Замка, демонстративно чистя ногти кинжалом.

Утром в субботу Дойль проснулся на соломенном тюфяке в жалкой конуре. Теперь он принял решение. Да, конечно, иного пути нет, но ясное осознание того, что ему предстоит, бросало в дрожь. Накатила волна холодного, липкого ужаса – в горле пересохло, руки дрожали, по телу пробегали мурашки. Он лежал на спине, охваченный приступом предательской слабости, и разглядывал трещины и потеки сырости на потолке. Но все-таки он почувствовал явное облегчение. Последнюю неделю Дойль терзался сомнениями, мучился от собственной нерешительности и строил бредовые планы, то теша себя радужными иллюзиями, то впадая в мрачное отчаяние. Да, теперь-то он все понял.

Какая наивность возлагать столько надежд на Эшблеса! Он только зря терял время в ожидании прибытия поэта.

Ну в самом деле, если рассуждать здраво, что бы изменилось в его ситуации, даже если бы он и нашел Эшблеса? Допустим, они встретились. А дальше что? С чего это он решил, что Эшблес станет вмешиваться в его дела и захочет помочь? А если вдруг и впрямь захочет, то сможет ли оказать реальную помощь? Ведь совершенно очевидно, что это дело касается только их двоих – его и доктора Ромени. И только встреча лицом к лицу может внести ясность. Да, и чем скорее это случится, тем лучше. Нет смысла длить и увеличивать страдания, ведь с каждым днем Дойль чувствовал себя все хуже и хуже.

Он попросил у Казиака выходной, и старик с видимой радостью исполнил просьбу. Присутствие Дойля уже начинало плохо сказываться на коммерции – посетители чувствовали некоторую неловкость и старались держаться подальше от этого доходяги – страшные приступы сухого, выворачивающего внутренности кашля скручивали его все чаще и чаще. Неудивительно, что добропорядочные обыватели опасались подхватить заразу и выражали неудовольствие хозяину за причиняемые неудобства.

• Предыдущая
• 46/104
• Следующая