Волшебный локон Ампары - Шарова Надежда - Страница 31
- Предыдущая
- 31/125
- Следующая
Долго ждать не пришлось. В салоне появились двое. Без шлемов, но в респираторах. Серые форменные костюмы, отливающие на сгибах глянцевитой чернью, серые кепи с темными полупрозрачными козырьками и такими же светофильтрами в пол-лица. На рукавах — нашивки с изображением змейки, свернутой в горизонтально расположенную восьмерку.
Боевики общались между собой и с кем-то на борту шверцфайтера посредством вмонтированных в респираторы радиопереговорных устройств. Кир-Кор обострил свое восприятие в радиодиапазоне. Понял только слово «грагал», но постарался заложить в запасники памяти всю эту словесную абракадабру — может пригодиться, если сохранится. Тайным языком служил какой-то странный слоговый сленг. Жестикуляция серой пары тоже была не очень понятной: один указывал на его кресло, другой — на механика. То ли не знали грагала в лицо, то ли не могли решить, с кого начинать…
Ежась от холода, серые с профессиональной быстротой обшарили механика. После обыска Федор Шкворец был приподнят и уложен в спущенный сверху на ваере длинный короб (вместо крышки — свернутый в рулон эластичный полог). «Вира!» — прозвучало в радиодиапазоне. Головной конец этого транспортного устройства приподнялся, а хвостовой скользнул по настилу, точно приготовленная к подъему бетонная балка. Самого подъема Кир-Кор не увидел, но через минуту короб вернулся пустой. Новоселье состоялось…
Серым проорали сверху какую-то фразу, и в их поведении произошла перемена: больше не переговариваясь и не жестикулируя, они молча схватили того, кто был к ним ближе (а ближе был Лирий Голубь), торопливо сунули «спящего» в короб, торопливо задернули полог. «Вира!» Головной конец короба приподнялся, пополз хвостовой. И вдруг сквозь стену вагона проник в салон свет мощной фары. «Приятные новости, юноша, — успел подумать Кир-Кор прежде, чем короб исчез. — Кажется, начался перехват».
Шверцфайтер и «финист» стремительно разошлись на скрещенных, как шпаги, курсах. Раздался странный, очень звонкий взрыв — будто вдребезги разлетелось что-то стеклянное. Вагон дрогнул. Одновременно вздрогнул Кир-Кор: со всех сторон на него обрушился шквал агрессивных, больно колющих в нервы радиописков. Ошарашенный, он спешно перекрыл своему восприятию доступ в радиодиапазон. На лапах захвата затрепетала путаница блескучих нитей и лент, и стало понятно: перехватчик метко влепил под брюхо пирату сигнальный снаряд, на жаргоне пилотов — «ведьму» (в каждой ленте — сотни миниатюрных сигнализаторов с писклявыми радиосигналами). Избавиться от ухватистой «ведьмы» практически невозможно. Во всяком случае — сложно. Даже если аэромашина полностью втянет захват. Сейчас здесь вся эскадрилья перехватчиков соберется.
Увидеть атаку «финистов» Кир-Кору не удалось. В форсированном режиме шверцфайтер нырнул во мглу второго облачного слоя, где избрал для маневра тактику частой перемены курса по азимуту. Вагон дергался, плясал и подпрыгивал, как бык на родео, салон затянуло туманом; серые слуги Морфея, падая друг на друга, трижды роняли грагала, и Кир-Кору, во избежание травм, пришлось фактически самому уложить себя в короб. Наконец, взлетев кверху в тесном футляре с полузадернутым пологом, он глотнул по дороге порцию морозного воздуха со студеной водой. Мгновенно увлажнившаяся рубаха «а-ля маркиз де Карвен» взялась на груди ледяной корочкой. Еще недавно он пронизывал эти же облака с несравнимо большим комфортом.
Его втянули в освещенный прямоугольник гондекового тамбура. Туман был настолько плотен, что не имело смысла закрывать глаза. Аэромашину трясло и швыряло из стороны в сторону. Опять раздался звонкий «стеклянистый» взрыв — закраину люка лизнуло мутно-белое пламя. «Визуальная метка, — понял Кир-Кор. — Теперь пиратская шхуна будет прелестно светиться во мраке». Две пары сильных сноровистых рук выхватили его из короба и с маху воткнули головой в раструб эластичного труболифта. «Умпф-ф…» — утробно вздохнул труболифт, проглотил пленника, приподнял на уровень твиндека и выплюнул, как обглоданную кость, в приемную кювету. Но еще при подъеме пленник услышал характерные звуки вакуумно-ударных разрядов: бумум-бумум-бумум. Заговорило самое мощное бортовое оружие — пират огрызался разрядами из арабайнеров. Это уже серьезно…
В твиндековом тамбуре отворилась щель горизонтального бокса. Кювету накрыла прозрачная крышка в виде панцирного полускафандра — прижатыми оказались плечи и бедра. На полушлеме — овальный вырез для лица. Ноги и руки свободны.
«Саркофаг» въехал в синий полумрак бокса, щель сомкнулась, и что-то ритмично защелкало над головой. Размеренная, четкая работа автоматики совершенно не вязалась с бешеными рывками мечущейся в вихре воздушного боя аэромашины… Шверцфайтер вдруг содрогнулся и начал стремительно набирать высоту. Кир-Кор обомлел. Арабайнеры смолкли, рывки прекратились, перегрузка росла. Все это могло означать лишь одно: пират уходил от «финистов» в стратосферу, сбросив вагон… «Ничего у них не меняется, — с тоскливым омерзением подумал Кир-Кор. — Земляне в своем обычном репертуаре». Он сделал попытку высвободиться. Крышка «саркофага» пробному натиску не поддавалась.
«За время воздушного боя они могли успеть выхватить из вагона еще одного человека, не больше, — прикинул Кир-Кор. — Остальных — в океан… Клянусь Новастрой, я узнаю имя командира банды. Хладнокровно отправить на смерть своих же товарищей — это сродни людоедству… Клянусь, я сделаю все, чтобы людоед в полной мере прочувствовал, кто он такой».
«И будет повод нашим недоброжелателям лишний раз поговорить о грубом вмешательстве грагалов в земные дела», — несколько охладил жгучую клятву внутренний голос.
«Но речь идет о преступлении против человечности!»
«Вне всякого сомнения. Однако сегодняшняя акция пейсмейкеров спровоцирована твоим… как бы это помягче… твоим поведением».
«Я знаю о своей вине перед механиком экзархата: промедлил, каюсь, с броском — не успел помешать отравителям. А вот чем я провинился перед пейсмейкерами, что-то не припоминаю».
«Неужели… А кто нарушил программу транзита? Кто усыпил их соглядатая? Память у тебя, что ли, дырявая… Кто сошел с трассы на Лавонгай и оказался в конце концов на Камчатке? Если Лавонгайский экзархат подконтролен ордену — а это скорее всего так и есть, — нетрудно вообразить, какой величины фитиль ты вставил пейсмейкерам».
«Накал эмоций никого не оправдывает».
«Да. Но кое-что объясняет».
«Не стал бы я поздравлять с таким объяснением ни их, ни себя. У меня на глазах и при моем невольном участии губят людей! И ради чего?! Всего лишь ради водворения блудного грагала в предписанный ему пейсмейкерами загон!»
«Судя по гекатомбе, этому придают необычайно важное значение… Напористость, наглость беспрецедентные. Словно твой арест для них — чуть ли не вопрос жизни и смерти…»
«Видимо, им важно добиться полной моей изоляции. Любой ценой».
«Ясно, что все это напрямую связано с открытием Планара. Но вот отчего это твое открытие вызвало такую ажиотацию — совершенно неясно. В других орденах, девидерах и куриях философской школы Ампары чрезмерной суеты не наблюдается. Не кажется ли тебе, что за фасадом почти любого крупного события последнего времени торчат пейсмейкерские уши?»
«Тогда зачем они промедлили на Театральном после выстрела по катамарану? Там я был у них фактически в руках».
«Их сбило с толку экстренное прибытие аэрозвена камчатского подразделения МАКОДа. Они почему-то решили, что „финисты“ принесли санкционированный директором МАКОДа ордер на арест».
«Должно быть, им очень хотелось, чтобы ордер на мой арест действительно существовал. Тогда они могли бы на вполне законных основаниях силой доставить меня по месту назначения, в Лавонгайский экзархат. Но — осечка, ордера не было, и я, согласно четырнадцатой статье МАКОДа, волен был выбирать любой экзархат по своему вкусу… Что ж, ситуация в общих чертах теперь мне понятна».
«Пейсмейкеры знали, какой экзархат тебе больше по вкусу, и оперативно это использовали».
- Предыдущая
- 31/125
- Следующая
