Ночь в Гефсиманском саду - Павловский Алексей - Страница 19
- Предыдущая
- 19/98
- Следующая
Между тем дочери, в отличие от Лота, думали о потомстве неотступно. Эта мысль преследовал а их днем и ночью. В своих мечтах и ночных фантазиях они перебрали множество вариантов, но все отпадали по самой простой и единственной причине – из-за их полной отъединенности от мира.
И все же одна возможность, о которой они поначалу боялись даже думать и старались не говорить о ней между собою, постоянно возникала в их распаленном воображении.
Они могли зачать от своего отца.
Мысль эта, показавшаяся сначала чудовищной, потом стала представляться забавной, а после сделалась вполне привычной, и ее обдумывали и так и сяк. Конечно, сам Лот никогда не пошел бы на такой грех – грех поистине содомский, но его дочери уже принадлежали к другому поколению. В отличие от Лота, которого содомляне всегда дразнили словом «пришелец», они выросли в Содоме, и, возможно, дух этого города незаметно проник в их душу, взрастив там семена греха. В то же время они во время обдумывания своего плана могли отчасти утешаться и некоторыми обычаями собственного народа, а именно теми обычаями, что, например, позволили Сарре самой отобрать и привести наложницу к Аврааму, когда ее бесплодие стало угрожать прекращением потомства. Среди Авраамова народа такой вынужденный обстоятельствами поступок не считался за грех. Однако дочери Лота еще долго сомневались, так как не могли припомнить, чтобы наложницею стала дочь (или даже дочери). Но и тут они утешали и оправдывали себя мыслью, что не знают таких случаев просто по бедности своего житейского опыта. В пестрой сумятице преданий подобный случай мог просто не попасться им на глаза. В конце концов, все ли рассказывают детям и девицам? В семье Лота, воспитывавшего дочерей в неукоснительном благочестии, ненужных, а тем более греховных разговоров не велось.
Дочери Лота, решив зачать от него, придумали сделать это так, чтобы Лот, дав семя будущему потомству, вместе с тем оставался бы в неведении относительно совершенного им поступка. С этой целью они решили напоить отца, чтобы взять – этот грех на себя, оставив отца как бы безгрешным.
Но предоставим речь Библии:
«И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет
человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли.
И так напоим отца нашего вином, и переспим с ним,
и восставим от отца нашего племя.
И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим; а он не знал, когда она легла и когда встала.
На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, спи с ним, и восставим от отца нашего племя.
И напоили отца своего вином и в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним; и он не знал, когда она легла и когда встала.
И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца
Своего;
И родила старшая сына и нарекла ему имя: Моав.
Он отец Моавитян доныне.
И младшая также родила сына, и нарекла ему имя: Бен-Амми. Он отец Аммонитян доныне» (Быт. 19: 31-38).
Больше о Лоте и его дочерях и о том, как они жили после рождения сыновей, нам ничего не известно.
Относительно рассказа о невольном грехе праведного Лота можно, пожалуй, лишь добавить, что в нем чувствуется (как, впрочем, нередко в Библии) легкая перекличка с невольным грехом праведного Ноя. Как мы помним, Ной, поселившись в долине Араратской, развел там виноградник и, выпив однажды незнакомого ему виноградного сока, уснул хмельным сном. Он спал обнаженным, что дало повод Хаму посмеяться над ним. Ной, как и Лот, впал в грех и ввел своего сына в грех по неведению.
Подобные переклички, всегда имеющие подчеркнутый моральный, поучительный смысл, по-своему скрепляют достаточно разрозненные страницы библейских рассказов, но скрепы эти ненавязчивы и не жестки, они рассчитаны, скорее, на нашу интуицию и догадку.
Однако вернемся к Аврааму. Мы его оставили, повествуя о Лоте, на том месте дороги, где он смотрел на далекое зарево и дым, поднимавшиеся над Содомом.
Вскоре запах дыма дошел и до Мамврийской рощи. Очевидно, усиливавшийся ветер гнал серные испарения, а вместе с ними и вулканическую пыль далеко к югу. Воздух был тяжел и смраден, солнце порою
едва пробивалось сквозь тусклую пелену и странно меняло свой цвет, становясь то блекло-серым, то оранжевым и багровым. Зловещие желто-зеленые тучи, свивавшиеся жгутами, придавали всему ландшафту пугающий вид. Попряталось все живое. Так продолжалось несколько дней. Авраам решил покинуть обжитое место, и вскоре длинный караван двинулся к югу. Прошло много времени, прежде чем запах серы и гари исчез, а зловещее зарево скрылось за выпуклостью земли. Дышать наконец-то стало легко и свободно.
Мысленно Авраам распрощался с Лотом. Он знал, что больше никогда его не увидит. То была самая большая потеря за его долгую жизнь. В свое время он тяжело пережил смерть отца, но Фарра был очень стар, и кончина его была естественной. Лот был любимцем. И Авраам и Сарра относились к нему, как к сыну. Если бы было довольно пастбищ, они бы никогда не разделились. Видно, такова божья воля.
Авраам направился на самый юг Ханаана. Там были прекрасные места, особенно между Кадешом и Суром: просторные пастбища, луга, покрытые травой, и три источника чистой холодной воды, ломящей зубы даже в самый знойный день. Места были богатые и гостеприимные. Уже через несколько дней Авраам был приглашен царем герарским Авимелехом, владевшим обширными землями к западу и югу. Ему принадлежало несколько городов, и двор его славился роскошью.
Авимелех был давно наслышан о мудром Аврааме, о его полководческих талантах и примерной добродетельности. Но о Сарре, жене Авраама, он не знал ничего, кроме того, что она славилась красотою. Однако Сарре в это время было уже, как мы знаем, около девяноста лет. Каково же было удивление Авимелеха, когда он увидел женщину, исполненную редкого обаяния.
Надо сказать, что Библия особо подчеркивает обманчиво молодой вид Сарры, что, возможно, было вызвано начавшейся беременностью, чудесно преобразившей старую женщину.
Авраам, еще по пути к Авимелеху, почувствовал тревогу, какую он испытал когда-то при въезде в Египет. Неужто царь герарский, как некогда фараон, заинтересуется его Саррой и захочет убрать со своей дороги нежелательного ему соперника-мужа?
Следует заметить, что это едва ли не бродячий сюжет в Библии, – так или иначе, в разных обличьях он варьируется на ее страницах, возникая, в непохожих друг на друга историях.
Авраам, как уже было в Египте, выдает Сарру за свою сестру.
И история повторяется: Авимелех, как когда-то египетский фараон, приближает к себе Сарру.
Вмешивается Бог.
На этот раз кары, обрушившиеся на герарского царя, захотевшего, хотя и по неведению, сотворить прелюбодеяние, вступив в связь с замужней женщиной, не были так страшны, как в Египте, но все же весьма ощутимы и очевидны. Авимелех, у которого открылись глаза на истинное положение дела, тотчас выпустил Сарру из своего гарема, не успев прикоснуться к ней. В глубине души (и совершенно справедливо) он считал во всем виновным Авраама.
«И призвал Авимелех Авраама и сказал ему: что ты с нами сделал? чем согрешил я против тебя, что ты навел было на меня и на царство мое великий грех? ты сделал со мною дела, каких не делают.
И сказал Авимелех Аврааму: что ты имел в виду, когда делал это дело?
Авраам сказал: я подумал, что нет на месте сем страха. Божия, и убьют меня за жену мою…» (Быт. 20: 9, 10, 11).
Это место в истории об Аврааме и Авимелехе интересно не только по своему психологическому правдоподобию и по выразительности, с какою обрисованы нравы тех времен, но и по своему общечеловеческому гуманистическому смыслу. Ведь Авраам и Авимелех чтил разных богов, но Авимелех не только простил Авраама но буквально задарил его многочисленными подарками, желая как-то загладить моральный урон, поневоле нанесенный его семейству в истории с Саррой. И для Авраама, и для Авимелеха существуют некие высшие моральные нормы, которые переступают границы наций и религий.
- Предыдущая
- 19/98
- Следующая
