Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ - Страница 58

Была ли вообще Лоскита? И что означало показанное ею? Решения… Каждое из них вплетает свою нить в узор судьбы. Если Лоскита показала мне правду — как победить судьбу и создать четвёртое будущее?

Порывшись в мешке с провизией, я достал сухую крошащуюся лепёшку и съел её, чтобы заполнить сосущую пустоту в желудке. Я принял решение поесть, принял решение укрыться в этой пещере. Не приближает ли меня каждое из них на шаг к тому исходу, который трижды показала мне Лоскита?

Дважды он был связан с Чёрной Башней, один раз — с Долиной. Можно ли надеяться, что если я буду держаться подальше от Башни и от Долины, то смогу отсрочить или изменить будущее? Но я даже не знал, где находится Чёрная Башня. Что если я неожиданно набреду на неё в горах? Единственное решение, в котором я не сомневался, было не возвращаться в Долину. Но любая мелочь может на многое повлиять.

Я обхватил руками колени и уткнулся в них лицом. Верно ли то, что предсказала Лоскита? Неужели я смогу спасти Каттею, только обратив свой меч против себя?

В двух показанных мне картинах будущего Каттея была на стороне сил зла: в Долине она убивала наших друзей, в Чёрной Башне — отрекалась от меня. В третьем случае Каттея бежала ко мне, а я был заколдован. В двух случаях из трёх Каттея не была мне больше сестрой, поскольку принадлежала к тёмным. Может быть, пытаясь спасти её жизнь, я предавал самое дорогое для меня в Каттее?

Решения! Лоскита сказала, что кому-то удалось преодолеть предначертанное судьбой. Но если не знаешь, какое решение…

Уткнувшись лицом в колени, я раскачивался из стороны в сторону.

Тягостные мысли не давали покоя. А что если Лоскита — ещё одна защита Динзиля, прикрывающая его отход? Я видел наваждения, которые насылали колдуньи Эсткарпа, и был обманут ими. Может быть, Лоскита — такое же наваждение, и то, что она показала, тоже обман. Откуда мне было знать?

Я прислонился спиной к стене пещеры. Голова болела, у входа мрачным пологом висели дождь и мрак. Спать… хорошо бы уснуть… Ещё одно решение — к чему оно приведёт? И всё-таки — спать.

Это был тяжёлый сон с жуткими сновидениями, и я очнулся в холодном поту. Уснув опять, я оказался во власти ещё более чудовищных кошмаров. Я не знал, порождены ли они моим собственным воображением или колдовством, витавшим над этими местами. Проснувшись серым утром с больной головой, я всё ещё не принял главного решения. Остаться здесь в добровольном заточении до тех пор, пока жизнь не покинет меня? Идти дальше с верой в правоту своего дела и попробовать преодолеть судьбу, предсказанную Лоскитой? Что выбрать?

«Если в Эскоре повсюду злые силы, то должны же быть и добрые, — вяло размышлял я. — Но как их вызвать?»

Эсткарпцы иногда, взывая о помощи, с мольбой произносили какие-то древние имена, но для большинства они давно уже утратили смысл, и люди чаще всего надеялись на самих себя и на поддержку колдуний.

Со мной по-прежнему был меч, я хорошо им владел, у меня был опыт войны на границе, но теперь мне представлялось, что всё это ничего не значит. Силу, с которой я собирался вступить в единоборство, невозможно было одолеть мечом. Так что же у меня оставалось? Случайные крупицы древней мудрости, собранные в Лормте, слишком истёртые временем, чтобы я мог на них полагаться.

Перед глазами неотступно стояли три картины, показанные Лоскитой.

Дождя не было, но и солнце не выглянуло, не расцветило пятнами горы — тяжёлые низкие тучи застилали небо.

Местность, открывшаяся моему взору из пещеры, казалась застывшей и безжизненной. Всюду лишь скудная растительность, искривлённая, уродливая, блёклая; да торчащие из земли каменные глыбы отталкивающего вида: на их поверхности проступали где злобное лицо, где — грозящая когтистая лапа или зияющая клыкастая пасть. Видения эти то появлялись, то таяли, то снова возникали чуть поодаль. Я отводил от них взгляд, закрывал глаза, чтобы не видеть этих мрачных серых камней, и пытался думать. Смутные мысли беспорядочно мелькали в мозгу, словно я метался по клетке, повсюду натыкаясь на прутья решётки.

Послышалось завывание — такое, как в каменном лесу, где я нашёл шарф Каттеи… Шарф… я сунул руку за пазуху и нащупал тонкий шёлк.

Каттея… Каттея, трижды погибающая, и всякий раз — от моей руки. Можно ли верить тому, что показала Лоскита? Или, как подсказывало мне едва уловимое, словно покусывающее подозрение, это всего лишь уловка врага, заметающего след?

Я поел и сделал глоток из фляги. Воды осталось совсем немного. Без еды можно прожить дольше, чем без питья, и я не знал, хватит ли у меня духу оставаться здесь, пока меня не найдёт смерть.

Да и не в моей натуре выбирать путь бездействия, даже если в этом состоит высшая мудрость. Слишком много во мне было от отца и матери — оба они всегда шли навстречу опасности, не дожидаясь её прихода.

Наконец, я всё-таки выбрался из своей норы и осмотрелся. Я помнил — во всяком случае, считал, что помню, — как выглядела местность вокруг Чёрной Башни, увиденная мной на песке у Лоскиты. Здесь не было ничего похожего. Где-то поблизости плескалась вода.

В питье и пище — опасность, предостерегала Дагона. Но, может быть, если смешать эту воду с оставшейся у меня во фляге, риск уменьшится? Решение…

Я старался не смотреть на каменные глыбы: зловещие видения, то появлявшиеся, то таявшие, стали отчётливее. Я был уверен, что это наваждение, и не хотел, чтобы оно сбивало меня с толку.

Завывание ветра действовало угнетающе: я мог бы поклясться на мече, что слышал стоны и вопли величайшего ужаса, будто кто-то взывал о помощи. Некоторые голоса казались мне знакомыми. Но я убеждал себя, что это всего лишь ветер завывает в скалах.

Я стал припоминать известные мне поверья. Салкары утверждали, что воин не падёт в бою, пока не услышит в шуме битвы своё имя. Я поймал себя на том, что прислушиваюсь, не различу ли в завывании ветра протяжного «Кии-моок».

Некоторые, например, Айдан с окраины Эсткарпа, где упорнее следовали старинным обычаям, — носили талисман. Айдан однажды показал мне камень с круглым отверстием — считалось, будто такой талисман, полученный от любящей женщины, надёжно защищает от беды. Айдан… Много лет я не вспоминал о нём. Где-то он теперь? Уцелел ли в пограничной войне, вернулся ли к той, что дала ему этот камень?

Впадина, по которой я шёл, сворачивала и дальше вела вниз, в узкую долину. Там растительность была обильнее, и текла мелкая речка, плеск которой я слышал до того, как ветер поднял свой скорбный плач. Я оглядел берега реки… и привычно среагировал на опасность, тотчас метнувшись за валун.

Даже вой ветра не смог заглушить внезапно раздавшиеся крики и звон металла. У самой воды шла жестокая схватка, в воздухе сверкали брызги. Трое кроганов — двое мужчин и женщина оказались в ловушке на мелководье. Какие-то мохнатые существа помогали им отбиваться. Атаковали же их воины с мечами, одетые в кольчуги и чёрные плащи. Выше по течению несколько фасов скатывали в воду камни и швыряли комья земли, спеша отгородить ту часть русла, где были кроганы, чтобы отрезать им путь к отступлению.

У одного из кроганов выбили из рук пику, он упал и над ним блеснул меч. Надежды на спасение у защищающихся не было: из зарослей с другого берега к врагу шло подкрепление — существа в балахонах с капюшонами, вооружённые посохами, на концах которых сверкали вспышки вроде тех, что высекали своими боевыми кнутами зелёные.

Один из чёрных меченосцев прошёл по воде, пиная лежащие тела. Схватив за волосы, он приподнял из воды тело женщины, и я увидел её лицо.

Орсия!

Враг за волосы протащил по гальке её безвольное тело и выволок на берег. Существа, вооружённые посохами, остановились поодаль, словно выжидая что-то, потом обменялись жестами с чёрными меченосцами и снова исчезли в кустах.

С неистовыми гортанными криками от запруды прибежали фасы и набросились на неподвижные тела в воде. Такой жестокости мне видеть ещё не доводилось. Это было настолько ужасно, что я боялся взглянуть в сторону Орсии.