Йоркширская роза - Пембертон Маргарет - Страница 2

• Предыдущая
• 2/53
• Следующая

Роуз слушала отца в полном молчании минуту или две. Она знала, как высоко ее отец ценит образованность, и старалась учиться так, чтобы он ею гордился. Но не для того, чтобы превратиться в «синий чулок». Она хотела стать художником по гобеленовым тканям, как и он. И намерена была этого добиться.

– Если дедушка Риммингтон не хотел, чтобы мама вышла за тебя, – заговорила она, пользуясь возможностью обсудить тему, которая до сих пор была запретной, – то за кого же он хотел ее выдать замуж?

Лоренс стиснул зубы. Разговор зашел далеко, но прервать его было уже невозможно, придется дойти до конца.

– За того, кто был равен ему своим положением в обществе, – ответил он, стараясь, чтобы горькие чувства по отношению к отцу жены не прозвучали у него в голосе. – Твой прадедушка Риммингтон был человеком, который, как говорится, сам себя сделал, Рози, а твой дедушка пожелал иметь титулованного зятя, пускай даже титул его был всего-навсего «сэр такой-то».

Роуз сморщила нос, не в силах представить, чтобы ее мама вышла за кого-нибудь другого, а не за ее отца.

– Тогда мама стала бы леди? – спросила она, толком не понимая, что это значит.

Они подошли совсем близко к остановке, на которой уже стоял трамвай, готовый вот-вот отправиться вниз, в центр города, но отец не ускорил шаги, чтобы успеть на него. Вместо этого он остановился и серьезно посмотрел на дочь.

– Не обманывай себя, полагая, будто титул сам по себе может кого-то сделать джентльменом или леди, – произнес он таким тоном, который, как уже знала Роуз, означал, что он говорит очень-очень серьезно. – Так не бывает. Это требует гораздо большего. Нужны хорошие манеры, доброе отношение к людям и любовь ко всему прекрасному и хорошему. Твоей маме не нужно было выходить замуж за баронета, чтобы стать леди. Она и есть леди. И она была бы ею, даже если бы родилась в самом бедном из фабричных коттеджей Листера или Латтеруорта.

Роуз кивнула. Она отлично понимала, что ее мать – настоящая леди. Так говорили все. Джонни, молочник. Мистер Джейбз, который доставлял им уголь. Мистер Тодд, директор начальной школы, их сосед. Миссис Мел-лор, их соседка напротив, а она редко о ком говорила доброе слово.

Когда они, держась за руки, снова двинулись к остановке, она спросила задумчиво:

– Скажи, как ты думаешь, дети маминого брата понимают, что она настоящая леди?

То был обходный путь к тому, чтобы заговорить о дяде и двоюродных братьях и сестре, но Роуз никогда с ними не встречалась и не знала, как это сделать иначе.

– Дети твоего дяди? – Отец посмотрел на Роуз с удивлением. – Разумеется, они знают, что твоя мама настоящая леди. Она их тетя и единственная родственница, если не считать тебя, Нины и Ноуэла. То, что дедушка Риммингтон наложил запрет на отношения между Уолтером и твоей мамой, а также между детьми Уолтера и тобой, Ниной и Ноуэлом, не меняет дела ни на йоту. – Лоренс с минуту помолчал и добавил с некоторым смущением: – Ты, малышка, иногда задаешь непростые вопросы. В следующий раз вдруг захочешь узнать, как пишется слово «Константинополь».

Несмотря на свои тяжелые мысли, Роуз не удержалась от улыбки. «Константинополем» они дома называли игру в слова, и девочка знала, как пишется это слово, чуть ли не с трех лет.

На остановке никого не было, кроме них двоих, трамвай отправился в путь по крутой дороге к подножию холма несколько минут назад. Они уютно устроились в приятной тени под навесом, и Роуз опять принялась за свое.

– Ты с ними виделся? – с любопытством спросила она. – Они знают все о нас? Знают, как нас зовут?

Лоренс пригладил большим и указательным пальцами аккуратно подстриженные усы. Следовало ожидать, что Роуз проявит интерес к своим кузенам и кузине.

Нина его проявляла, но ее интересовал прежде всего образ жизни дядиной семьи. «У них очень большой дом? – спрашивала она. – У них есть горничные? Кузина Лотти ходит в школу или у нее есть гувернантка?» Понимая, что вопросов у Роуз не перечесть и что разговор на эту тему продолжится по меньшей мере до того, как придет следующий трамвай, Лоренс решил проявить терпение.

– Я не видел их очень-очень давно, – сказал он и мог бы добавить: «Со дня похорон твоей бабушки», но не сделал этого. – Я уверен, что они знают ваши имена. Так же, как и вы знаете, как их зовут.

Роуз достала из кармана своего льняного платья в белую и голубую клеточку мятный леденец, стерла с него налипшие соринки и сунула в рот.

– А кто старше, Уильям или Гарри? – спросила она с глубокой заинтересованностью.

Лоренс поставил громоздкий футляр с камерой и треножник на пол между ног. Рассказывать дочери о ее кузенах и кузине было не так неприятно, как говорить о дедушке Риммингтоне.

– Уильям старший из них, – ответил он, доставая из кармана куртки свою трубку и залезая в другой карман за жестянкой с табаком. – Ему теперь должно исполниться семнадцать. Гарри на год моложе, они с Ноуэлом ровесники. А Лотти немного моложе Нины и немного старше тебя.

– Значит, ей тринадцать, – медленно проговорила Роуз, которая в эту минуту гадала, унаследовала ли Лотти такие же «риммингтоновские» рыжие волосы, как у нее самой, или они у нее сияющие тициановские, как у Нины. – Скажи мне, папа, Уильям и Гарри занимаются рисованием и музыкой, как наш Ноуэл? – задала она следующий вопрос.

Ей ужасно хотелось познакомиться с ними, встречаться, быть одной семьей, вместе проводить Рождество и дни рождения, вместе ездить на пикники на Шипли-Глен и Бейлдон-Мур.

Лоренс набил трубку табаком.

– У Риммингтонов нет художественных дарований, – сухо проговорил он. – Ты и Ноуэл унаследовали эти способности по линии Сагденов. Риммингтоны наделены физической активностью. Один из твоих двоюродных дедушек погиб, сражаясь с зулусами. Другой эмигрировал в Канаду и стал охотником-траппером.

– А дедушка стал шерстяным бароном?

Девочка произнесла это с оттенком гордости, и Лоренс слегка нахмурился.

– Он предпочитает думать о себе именно так, – ответил он, раскуривая трубку; ему не хотелось, чтобы дочь хоть чем-то восхищалась в бездушном деспоте, который едва не разрушил их жизнь.

Вдали показался трамвай, и отец с дочерью встали со скамейки.

– Я собираюсь навестить дедушку Риммингтона, когда вырасту, – решительным тоном заявила Роуз. – Хочет он познакомиться со мной или нет, я все равно намерена познакомиться с ним.

Лоренс крепко стиснул зубами трубку. Ничего себе результат откровенного разговора! Когда Роуз начнет его расспрашивать о деде и вообще о риммингтоновской семье в следующий раз, стоит быть поосторожнее. При одной мысли о том, что Роуз, или Нина, или Ноуэл переступят порог помпезного дома Калеба Риммингтона, волосы на затылке у Лоренса вставали дыбом. Он и Лиззи так настрадались от бурных столкновений с ее отцом, что хватит на всю оставшуюся жизнь, – и больше не надо.

– Не думаю, что это такая уж хорошая мысль, малышка, – сказал он, когда они уже вошли в трамвай. – Более того, я считаю ее очень и очень плохой.

– Па не сказал, почему он считает эту мысль плохой? – спросил Ноуэл, сосредоточенно сдвинув брови – он как раз в это время наносил клей на какое-то сложное соединение в модели моноплана.

Это было после чая, и они все втроем сидели в гостиной. В отличие от всех других гостиных, в каких им доводилось бывать, эта-не была чинной и неудобной комнатой, предназначенной только для приема гостей. Если становилось холодновато, на каминной решетке тотчас зажигали уголь. За стеклянными дверцами шкафа из орехового дерева книги соперничали за место с драгоценными безделушками. У одной из стен стояло настоящее бродвудское фортепиано[1], верх которого был заставлен фотографиями в серебряных рамках. В нише у широкого окна находился стол красного дерева, накрытый свисающей до полу светло-коричневой плюшевой скатертью с бахромой. Именно на этом столе и занимался своей кропотливой работой Ноуэл: причудливые кусочки бальсового дерева[2] с пазами были аккуратно разложены на листе газеты, чтобы клей не попал на плюшевую скатерть.

• Предыдущая
• 2/53
• Следующая