Серебряная луна - Картленд Барбара - Страница 20

• Предыдущая
• 20/39
• Следующая

— Не пойму почему, — пожал плечами Арман. — Да, она сестра императора, но его семья обязана своим положением исключительно ему. Вся их помпезность и снисходительная любезность просто смешны, если подумать, кем они были, пока Наполеон не возвысил их.

— Такой же несносный, как моя двоюродная бабушка! — вспыхнула Рэв. — Помните, как она…

Нет, Арман не может помнить свою встречу со старой герцогиней. И в качестве маркиза д'Ожерона он никогда ее не видел. Рэв быстро сменила тему:

— Зачем император вызывал вас вчера вечером?

— Он спросил меня, согласен ли я стать его личным адъютантом, когда окрепну, — ответил Арман.

Рэв вскочила с кресла.

— Арман! И вы мне не сказали!

— Вот сейчас говорю.

— И как вы намерены поступить?

— Разве у меня есть выбор? — удивился Арман. — Я думал, это следует понимать как приказ императора, которому надо подчиниться или умереть. Я поблагодарил за честь и сказал, что как только доктор Корвизар сочтет меня пригодным к службе, тотчас буду в его распоряжении. А пока что, как и собирался, займусь устройством вашего замужества.

— Он что-нибудь сказал на это? — спросила Рэв.

— Да, он напомнил мне, что сегодня приезжает граф Жиль де Дюрье, и отзывался о нем в самых высокопарных выражениях. Ему самому, похоже, не терпится повидать графа.

— Вы знаете, почему император так к нему относится?

— Нет, — ответил Арман. — Что-то особенное?

— Принцесса Полина сказала мне, что это последний и самый ценный его астролог.

— Астролог? Это все объясняет! Я слышал, Наполеон не вступает в битву, не посоветовавшись со звездами, и даже в поход берет с собой гадалок, Я этому не верил, но теперь склонен думать, что это правда. Меня беспокоит его отношение к графу: он до небес превозносит этого человека!

— Значит, если я откажу де Дюрье, мы навлечем на себя гнев и враждебность императора.

— Бросьте! Бони любит, конечно, чтобы его желания выполнялись, но не может же он зайти так далеко, чтобы требовать от девушки, которую и видел-то два раза в жизни, выйти замуж за человека, который верит в планеты и несет всякую чушь!

— Кое-кто не считает это чушью!

— Ну, если вас интересует мое мнение, то все это чушь от начала до конца! В чем-то этот ваш император может быть велик, но в чем-то ничтожно мал!

— Почему вы сказали «этот ваш император»?

— Разве я так сказал? Наверное, я имел в виду тех, кто так с ним носится.

Рэв помолчала, потом заметила, стараясь скрыть досаду:

— Вчера вечером вас удостоила внимания герцогиня де Монестье…

Арман откинул на подушки голову и закрыл глаза; на губах его заиграла улыбка.

— Арман, вы находите, она очень красива?

Арман открыл глаза.

— Кто? Принцесса Полина?

— Разумеется, нет! Мы же говорим о герцогине де Монестье!

— Она довольно хороша, но в свое время я встречал женщин не хуже. Если честно, Рэв, мне здесь скучно! Я никогда тут не был, но почему-то все кажется мне давно знакомым и приевшимся! Все эти церемонии, люди, их манерничание, притворный смех — право, меня одолевает зевота. Давайте вернемся в Вальмон!

Рэв вся зарделась от счастья… но тут же свет перед ней потух.

— Вы забыли, что через несколько дней Вальмон больше не будет принадлежать мне!

— Да, действительно. Но ведь император обещал щедро заплатить за него?

— Это будет приданое для его любимого астролога! — с горечью произнесла Рэв.

Уловив ее тон, Арман выпрямился и протянул ей руку.

— Подумайте, Рэв! Если мысль об этом браке делает вас несчастной, клянусь, я смогу воспрепятствовать ему, нравится это императору или нет! Но ведь как-то вечером, когда мы говорили об этом, вы сами настаивали, чтобы я не перечил. Вероятно, поэтому я и согласился помочь императору надеть вам на палец кольцо!

— Да, все так.

Рэв встала и отошла к окну, повернувшись спиной к Арману и уставясь на фонтаны в саду.

Сказать ему сейчас или еще немного подождать? Он еще не готов к путешествию. Доктор Корвизар считает, что ему еще неделю-другую нужно провести в покое. «Он должен окрепнуть, мадемуазель, — сказал он. — Пока никаких танцев и верховой езды». Ему нельзя скакать верхом! А если Арману придется бежать из Фонтенбло, то именно верхом… и солдаты Наполеона погонятся за ним.

Нет, пока рано. Она еще не смеет открыть ему правду. Остается только молиться, чтобы в эти дни не произошло ничего страшного.

Она заставила себя улыбнуться ему.

— Давайте не будем ничего решать, пока не увидимся с графом. Может быть, он не так ужасен, как мы вообразили. А если он хороший астролог, попросим его предсказать нашу судьбу. Интересно же, что ждет нас в будущем.

Пока Рэв говорила, Арман напряженно сдвинул брови. Ей было знакомо это выражение: он пытается поймать ускользающие образы прошлого, пытается уловить тихий, но упорный внутренний голос, напоминающий о чем-то незавершенном. Только вот о чем?..

— Вам нужно сегодня отдыхать, — сказала Рэв. — А меня пригласила прокатиться принцесса Полина. Она хочет показать мне скалы в лесу Фонтенбло.

— Вполне невинное времяпрепровождение, — одобрил Арман. — А я по вашему совету останусь здесь и подремлю.

— А когда я вернусь… — начала Рэв.

Ее прервал стук в дверь.

— Войдите, — разрешила она, предполагая, что это Антуанетта.

Но в комнату вошел паж в переливчатой зеленой ливрее с алой отделкой, ливрее слуг герцогини де Монестье. С низким поклоном он подал Арману записку.

— Я подожду ответа, месье, — сказал он и спиной попятился к двери.

Арман читал записку медленно и почему-то с усмешкой. Рэв почувствовала, как в душе закипает гнев, а вместе с ним и жестокая, опаляющая ревность, грозящая поглотить все ее существо. Какая уж тут осторожность! В конце концов она не выдержала:

— Что ей нужно?

Арман поднял взгляд и широко улыбнулся:

— Она приглашает меня, милая сестричка, прокатиться верхом и посмотреть на скалы в лесу под Фонтенбло, а потом посетить ее городской дом и выпить бокал вина. Невинное времяпрепровождение, не так ли?

— Но вы ведь не поедете? — спросила Рэв срывающимся голосом.

— Отчего же? — удивился Арман. — Может быть весело, а то и… поучительно. Кто знает?

Арман стоял у окна своей спальни, выходящего на пруд с карпами; то и дело рыбы шлепали хвостами по воде, поднимая брызги…

Он рано оделся к обеду, заходящее солнце бросало теплый отсвет на его элегантный зеленый камзол, безупречные белые бриджи и хрустящие складки шейного платка. В отличие от остальных господ, приглашенных в этот вечер во дворец, он не стал надевать драгоценности. За эту последнюю неделю для него стало вопросом тщеславия обходиться без столь модных у мужчин колец, булавок для галстуков, цепочек и сверкающих пуговиц. Его преследовало необъяснимое желание все упростить — не только одежду мужчин и женщин, с которыми он общался, но сам дворец с его нарядными гостиными, расписными потолками, вычурной золоченой мебелью и ливрейными лакеями в блестящих позументах и кружевах.

Арман отдавал себе отчет, что вся эта нарочитость оскорбляет не просто его вкус, но и что-то более глубокое. В чем все-таки дело, он не понимал, но сейчас, глядя в сад, опять подумал, как часто думал в последнее время, что, если память к нему вернется, эти тайны разъяснятся сами собой.

Ему стало гораздо лучше. Врач решил, что в повязке больше нет необходимости. От ранения остался только след в виде длинного узкого шрама, бегущего от правой брови через висок к искусно уложенным волосам.

Однако внутренне ничего не изменилось с того момента, когда он впервые пришел в сознание и спросил: «Где я?» Ему не на что было опереться в прошлом.

Голова была как в тумане, порой сквозь него пробивались неясные образы. Арману со школьных лет был знаком знаменитый греческий девиз «Познай самого себя». Теперь он обнаружил, что вообще ничего о себе не знает. Иногда он поражался своей осведомленности. Вчера вечером поймал себя на том, что свободно рассуждает с господином Талейраном, министром иностранных дел, о сложных отношениях между Англией и Ирландией!

• Предыдущая
• 20/39
• Следующая