Ночная Фурия. Первый Акт (ЛП) - Аврора Белль - Страница 2

• Предыдущая
• 2/22
• Следующая

Его некогда черные волосы, теперь с сединой, коротко подстрижены. Широкая грудь и плечи поднимаются с каждым вдохом. Черные тренировочные штаны скрывают длинные крепкие ноги, и он без обуви. Его темно-карие глаза сверлят мои. Если бы он не был священником, то Отца Роберта считали бы довольно привлекательным.

Не то, чтобы это не так. Я видела, как женщины смотрят на него. Конечно же, я не рассматривала его с этой стороны. Этот мужчина для меня самый близкий человек, фактически отец. Он скрестил руки на груди, и ворчит:

– Катарина, какого хрена это было?

Угрызения совести пронзают меня, и я опускаю голову.

Он вздыхает:

– Тебе нужно лучше стараться. Сегодняшнее занятие было ужасным. Отвратительным.

Мое дыхание все еще тяжелое, я поднимаюсь на слабые ноги и подхожу, чтобы встать перед ним.

– Мне жаль, Боб. У меня утром был выходной, – большие руки легли мне на плечи.

Он наклоняется, чтобы смотреть мне прямо в глаза:

– Прекрати думать о постороннем, Фурия.

Я киваю.

– Ты убьешь сама себя.

Киваю еще раз.

Он прав, в конце концов.

Его голос становится резким, когда он говорит:

– Если ты убьешь себя, то я найду способ воскресить тебя, чтобы самому прикончить.

Не могу удержаться от усмешки независимо от того, как сильно стараюсь:

– Мы не верим в воскрешение, Отец Роберт.

Он закатывает глаза и говорит:

– Очень смешно.

Обнимает меня за плечи и ведет обратно к моей комнате:

– Никаких занятий сегодня вечером, твой мозг перегружен. Выспись, и начнем завтра все сначала, – в его голосе слышно разочарование, и я не могу справиться с расстройством, засевшем во мне.

Соберись, девочка.

Я шепчу:

– Мне очень жаль. Я буду стараться лучше.

Когда мы подходим к двери в мою комнату, он поворачивается ко мне, наклоняется и целует меня в лоб:

– Я это знаю.

Его отеческая улыбка согревает меня. Я улыбаюсь в ответ, хоть и слабо.

– Бог в помощь, Катарина.

– И вам, Отец.

Секунду он колеблется в нерешительности. Наконец, берет мою руку и тихо говорит:

– Я позволил тебе быть неподготовленной в прошлый раз. Мы все почти заплатили за твою... Я имею в виду, мою ошибку. Это вновь не произойдет, дитя. Я обещаю.

Мои щеки сильно покраснели. Жар исходит от меня слабыми волнами.

Он должен был вспомнить это, не так ли?

Это не так, будто я не думаю о той ночи каждый день. Это не так, будто с тех пор я не потеряла сон из-за этого. Он, извиняясь, улыбается, а потом оставляет меня размышлять над этим.

И я размышляю.

Глава 2

Воспоминания о той ночи преследовали меня.

Отец Роберт всегда берет вину на себя, но правда в том, что это была моя ошибка. Я знаю это.

Все это знают.

Это всегда будет бельмом у меня на глазу. Я ничего не смогу с этим поделать, только жить дальше.

Я надеваю простую белую рубашку с длинными рукавами, полностью застегиваю темно-синюю юбку в клетку, длиной ниже колен, темно-синие колготки и черные балетки. Закрепляю шпильками на голове темно-синее покрывало монахини, закрываю глаза, читаю молитву и выхожу из комнаты.

Чаще всего послушницы не надевают покрывало монахинь, так как это не требуется, но если они выбирают покрывало, как я, то оно будет короче, чем у монахинь и темнее по цвету. Сложив руки вместе перед собой, в тишине направляюсь на кухню, где слышу приятный смех Сестры Френсис. Я улыбаюсь и вхожу.

Сестра Френсис, по локоть в тесте для хлеба, поднимает голову и улыбается мне лучезарной улыбкой:

– Ну, не уж то это моя маленькая кошечка Кэт, – она подмигивает, а я борюсь с желанием закатить глаза.

Сестра Френсис, которую я ласково называю “Френки”, как сестра мне. Она милая, добрая и забавная, все, что я когда-либо хотела иметь в сестре, если бы могла выбирать ее. Она на 10 лет старше меня и красива естественной красотой. Ее медно-красные волосы длинные и волнистые, глаза самые голубые из всех голубых оттенков, а кожа алебастрово-бледная. Хотя то, что делает ее очень симпатичной – это ее улыбка.

Когда Френки улыбается, улыбаются все вокруг. Ее улыбка – праздник, который привлекает другие улыбки.

– Доброе утро, Френки.

Я игнорирую вспышку раздражения от Сестры Арианны и быстро приветствую и ее:

– Доброе утро, Сестра.

На несколько лет старше Френки, сестра Арианна, худая, как щепка, белокурая, зеленоглазая, правильная, хорошо воспитанная и в меру строгая. Ее французский акцент просто обалденный. Она может превратить любое оскорбление во что-то вежливое и эффектное.

– Доброе утро, дорогая. Я бы попросила сохранить такие фамильярности до тех пор, когда вы окажетесь за пределами церкви, хорошо? – ее пристальный взгляд режет меня, как горячий нож по маслу.

Чувствуя себя отчитанной, быстро отвечаю:

– Конечно, Сестра.

Оборачиваясь к Френки, я бормочу:

– Извините, Сестра Френсис, – потом возвращаюсь обратно к Сестре Арианне: – Такого больше не повторится.

Френки и слышать об этом не хочет:

– О, ради всего святого, Ари, никого нет поблизости! Мы знаем правила, хорошо?

Сестра Арианна улыбается мне:

– Я знаю, но Кэт хорошая девочка.

Она поворачивается и впивается взглядом в Френки:

– Она слушает меня, в отличие от некоторых. Кроме того, любое плохое поведение плохо отразится на Отце Роберте. Понимаешь?

Френки закатывает глаза перед Ари, и поворачивается ко мне:

– Слушай, детка, у меня есть для тебя дела на кухне, но в любом случае я сделала большинство из них. Не могла бы ты взять на себя работу в саду?

Я прячу улыбку. Работа в саду. Мое любимое занятие.

– Да, Сестра Френсис, – прежде, чем она сможет передумать, я выхожу через заднюю дверь.

Как только я прохожу через нее, слышу, как она кричит:

– И ради Бога, зови меня Френки!

Я люблю работать в саду.

Что-то в сборе свежих овощей на прохладном утреннем воздухе успокаивает меня.

Я занимаю себя, собирая самые спелые томаты, самые зеленые огурцы и самые насыщенные перцы для вечернего ужина. Подношу каждый овощ к носу и вдыхаю земляную сладость, прежде чем кладу их в свою корзинку.

Это, вероятно, не так важно для большинства людей, но этот сад особенный для меня. Я выращиваю эти овощи и зелень сама. Я лелеяла их, подкармливала их и относилась к ним с особой тщательностью.

Они то, что есть у меня, и никто не сможет отнять это. Этот сад – мой рай.

Когда мне плохо, я молюсь здесь под открытым небом. Я чувствую себя ближе к Богу здесь, чем в церкви. Безумно, я знаю.

Церковь – все, что у меня есть. Она – моя семья.

И это нормально. Я знаю, у нас нет выбора, с чем нам столкнуться в жизни, но если бы выбор был, я оставила бы все, как есть.

Не каждый день все легко, как сегодня. Большинство дней начинаются с подъема ранним утром, а отправляюсь спать я только поздно ночью. Это утомительно, но необходимо. Так говорит Отец Роберт. И я доверяю ему.

Я родилась, чтобы быть той, кто я есть. Мне сказали это в раннем детстве. Сообщение отложилось в моей голове. Это для общего блага. Должны быть принесены жертвы. Нет другого пути.

Судьба может быть жестокой стервой.

***

– Кэт. Дорогая?

Я положила совок и повернулась к знакомому голосу. Сестра Арианна шла ко мне с выражением беспокойства на ее утонченном лице. Мой желудок внезапно падает вниз.

Я люблю Ари так же, как и других сестер, но она та, кто решает задачи. У нее мозг инженера, ей нужно знать, как что работает, какие возникают проблемы и как их решить.

Мысленно я закатываю глаза в ожидании того, что случится.

Она садится на скамейку, которая ближе всего ко мне. Я беру лопатку и рою еще одну ямку в мягкой, коричневой почве сада, готовая пересадить еще кучу базилика.

– Ты не хочешь поговорить со мной о том, что тебя беспокоит, дорогая?

• Предыдущая
• 2/22
• Следующая