Крещение - Акулов Иван Иванович - Страница 165
- Предыдущая
- 165/168
- Следующая
— Вынь из-под прилавка! Вынь!
— Залезай — гляди.
— А я не какая-нибудь, чтобы доглядывать. А карточку мне отоварь.
— Ты что сидишь, тетка Елена?
— Да и впрямь, что это я сижу?
— Ты какая-то другая вроде, тетка Елена.
— Другая, девонька. Другая совсем. — Елена хотела пойти растапливать печи, но заговорила, заговорила, помогая себе куцыми, но горячими жестами: — Вот сдается мне, Ира, Николушка мой завтра придет. Все мои мысли и приметы на то падают. И вот сон я видела. Будто это я иду паровым полем, а оно, скажи, все взялось золотой сурепкой и все зыбится, клонится, а то заходит, и так меня всеё залихоманило. Села я будто на межу, легла, и вся моя боль — книзу, книзу, а потом отпустило — и нате, из подола крик. Пробудилась я, и пади мне в голову: да это ведь таким же летом у меня родился он, Колюшка-то, когда засуха была у нас, и, скажи на милость, заглохли у нас в то лето все посевы от сорняка. Осот да сурепка…
— Тетка Елена, я хочу в госпиталь к раненым сходить. Ты халатик-то мой с поясочком постирала?
— Халат, говорю, чистый надо, тетка Елена.
— Не глажен он.
— Принеси какой есть. Да ты поскорей с уборкой. Что-то и не торопишься сегодня.
— Тороплюсь, Ира. Кажется, весь день бегу куда— то, никакого покою не знаю, а дело — правду говоришь, — дело между рук, вроде вот как вода.
— Да ты затопляй, тетка Елена. И мешаешь мне. Обсчитаюсь вот.
— Ира. Добрый вечер. Я уж думал… — И радость, и тоска ожидания в голосе Костикова отозвались в душе Иры тоже приятным облегчением. — Родненькая, тут за углом калитка — она, оказывается, не заперта. — Он заскрипел костылями по ту сторону ограды, и Ира вернулась к углу, вошла в калитку. Встретились. Он признательно поглядел на белый сверток в ее руках и, качнувшись к ней на одном костыле, дохнул в щеку здоровым табачным теплом: — Мы тут прогуливаемся, а иногда сидим в санитарных машинах…
— Вы не близко, не близко.
— Родненькая, вы идите за мной — я должен где-то сесть, — сказал он, тоже переходя на «вы». — Я долго ждал вас. — Он тронул ее плечом, приглашая идти с ним, но она опять отстранилась:
— Да не близко-то, не близко.
— Да что вы! Мне, Ира, сесть бы надо. — И он, не ожидая ее и не зная, идет ли она за ним, пошел, волоча левую забинтованную ногу, обвисая на костылях. Она постояла в нерешительности и пошла за ним, приятно вспоминая его табачное тепло на своей щеке.
— Вы бы о письме спросили. Может, я его выбросила.
— Вы хорошая. Разве я мог другой доверить?
— Откуда-то и хорошая.
— Ирочка, родненькая, ну подойдите поближе. Родненькая. Ну!
— Я и так слышу.
— Костыли эти проклятые…
— Как же вы могли мне доверить?
— Боже мой, Ирочка, да я человека на пушечный выстрел различаю. Мне тут в госпитале ни одна сестричка не нравится… Йодом да хлоркой ото всех пахнет, а вы другая.
— Чем же я другая-то? Врете вы все.
— Да ведь мы с вами встретились и разошлись, зачем же мне врать. Говорю, что есть. Прошли вы мимо, и не мог я вас не приметить. — Говорил лейтенант искренне, и она чувствовала это.
— Мне уже пора идти.
— Дайте хоть руку — холодно ведь вам.
— Мне уже пора идти, — слово в слово повторила она.
— А что бы вам не сказать прямо, что противны вам мои костыли? Конечно. Только не надо лгать. И жалеть тоже. У меня, может, и ногу к черту отпилят да привяжут полено. Тогда вы небось уж совсем не подойдете. Конечно…
— Да что это вы? — растерялась вдруг Ира, прижала свои рукавички к груди и сделала шаг к машине, но тут же отступила: от здания школы кто-то валко шел, направляясь к калитке, и еще издали начал ругаться не то женским, не то мужским сиплым голосом:
— Калитку опеть отчинили.
— Ходют здеся, а ну как сам Марк Павлович: разнесет — вот и вся любовя.
- Предыдущая
- 165/168
- Следующая