Эпопея любви - Зевако Мишель - Страница 16

• Предыдущая
• 16/82
• Следующая

— Ни слова, ни намека, никому и никогда!

— Клянусь, Ваше Величество, никому!

— Даже Алисе, даже королеве Наваррской, хоть она и воплощение доброты.

— Клянусь!

— Вы уже обещали мне хранить в тайне все, что касается наших с вами встреч.

— Обещаю еще раз!

Королева, казалось, успокоилась, и на ее лице вновь появилось выражение тихой грусти, придававшее Екатерине какое-то особое очарование и величие.

А Марильяк испытывал огромное облегчение в душе и сам удивлялся:

«Что со мной? Почему я так рад? Ведь я ни на минуту не сомневался в Алисе, никогда…»

Некоторое время они молчали и королева пыталась понять, насколько удалось ей завоевать доверие Марильяка. Наконец Екатерина произнесла:

— Я обещала сказать вам всю правду, вы должны знать, почему у королевы Жанны возникли сомнения. С Алисой де Люс действительно связан один секрет. Королева Наваррская боялась, что он станет известен вам. Эта тайна бросает тень на Алису, хотя бедняжка ни в чем не виновата…

— Говорите, говорите же, мадам! — взмолился граф.

— Что же, вы должны знать все, граф: Алиса — подкидыш, без роду, без племени. Семья де Люс удочерила ее, но она не имеет никаких прав на то имя, что носит. Вот и вся правда, граф.

Объявить Алису подкидышем и сообщить это Деодату, который сам был брошен родной матерью, — такая поистине дьявольская уловка могла родиться лишь в мрачном воображении Екатерины Медичи. Быть незаконнорожденной считалось в те времена страшным несчастьем для девицы благородного рода.

Но счастливый Марильяк радостно воскликнул:

— Мадам, вы подарили мне счастье! Господь да благословит вас! Вы возвратили меня к жизни… Я брошусь к ногам Алисы, может, она простит меня за то, что я осмелился подозревать ее в каком-то преступлении.

— Значит, граф, это известие ничуть не смущает вас?

— Ах, мадам, — прошептал Марильяк, с дрожью в голосе, — разве это могло бы быть препятствием для меня, когда я и сам… — И он замолк, увидев, как погрустнела при этих словах королева. Марильяк еще ниже склонился перед Екатериной и повторил:

— Господь да благословит вас, Ваше Величество!

— Однако, граф, если вы хотите, чтобы я устроила ваш брак, постарайтесь, чтобы все осталось в тайне.

— Как вам угодно, мадам, сама церемония не имеет для меня значения, лишь бы я обвенчался с Алисой!

— Значит, вы предоставляете мне полную свободу и я все улажу, — произнесла королева с нежной улыбкой.

— О, мадам, как я счастлив! — воскликнул Марильяк.

Несчастный Деодат чувствовал себя на вершине блаженства: он обрел мать и вот-вот должен был соединиться с любимой девушкой.

— Тогда я сама хочу выбрать место, день и час венчания. Надеюсь, вы не такой уж ревностный гугенот и войдете в католический собор, чтобы доставить мне радость?

— Мадам, готов сделать все, что вы пожелаете… Согласен даже на католического священника…

— Священник… надо подумать, к кому можно обратиться. Я знаю одного воистину святого человека, вот он вас и обвенчает. Его зовут преподобный Панигарола. А церковь? Пусть будет Сен-Жермен-Л'Озеруа.

— А день свадьбы? — спросил граф, совершенно потеряв голову от счастья.

— Решим так: на следующий день после бракосочетания моей дочери Маргариты с королем Наваррским.

— И в какое время, Ваше Величество?

— Лучше всего — в полночь! Идите, граф, и будьте счастливы.

— Счастье мое безгранично! — воскликнул Марильяк и покрыл поцелуями протянутую ему руку Екатерины Медичи.

— Еще одно слово, — произнесла Екатерина, — разрешите мне самой сообщить Алисе о предстоящей свадьбе. Должна же я как-то загладить свою излишнюю суровость, право, милая девушка этого не заслуживает…

— Пусть все будет так, как вы пожелаете, мадам, — ответил Марильяк и расстался с королевой Екатериной. Он не шел, а летел на крыльях любви, спеша сначала к королеве Наваррской, чтобы рассказать ей о своем счастье, а потом — к Алисе, чтобы упасть к ее ногам и просить прощения.

Как только граф ушел, Екатерина покинула молельню и прошла через свой кабинет в маленькую полутемную комнату. В углу, в полумраке стояла молодая женщина, это была Алиса де Люс. Подойдя к ней, королева взяла ее за руку и, пристально взглянув в глаза, спросила:

— Все слышала?

— Нет, мадам! — ответила Алиса.

— Странно! — заметила Екатерина. — Что-то это на тебя не похоже. Тогда я расскажу, слушай. Граф только что вышел из моей молельни. Он любит тебя сильней, чем прежде. Вскоре вы обвенчаетесь, но пока не спрашивай меня ни о дне, ни о часе свадьбы, ни об имени священника. Придет время, и ты все узнаешь. Но ты должна знать, что ты не дочь графа де Люс, а приемыш; кто твои родители — неизвестно. Жанна д'Альбре это знает: ты сама доверила ей свою тайну, а Марильяку открыть ее побоялась. Понятно?

— Да, мадам, — чуть слышно прошептала Алиса.

— С сегодняшнего дня ты должна выглядеть счастливой. Никаких колебаний ты не испытываешь, никаких препятствий для вашего брака не осталось. Тайну знаю только я одна.

— Но еще королева Наваррская?

— Не волнуйся, — ответила Екатерина, и что-то зловещее зазвучало в ее голосе. — Он женится на тебе, и вы уедете далеко… куда сами захотите. Там ты будешь счастлива. Но ты должна слушаться меня, во всем до конца! Если я что-то замечу, предупреждаю, я тебя раздавлю, убью…

— Я во всем буду подчиняться вашей воле, мадам!

— Вот и хорошо, дочь моя. И запомни, я желаю, чтобы вы оба были счастливы. Можешь идти.

Но Алиса не уходила, казалось, что-то удерживало ее.

— Что же ты, Алиса? О чем задумалась? — спросила Екатерина.

— Простите, мадам, — вздрогнув, ответила девушка. — Я хотела… Нет… впрочем, ничего…

— Постой! Ты хочешь сказать мне что-то?

— Нет, но я подумала…

— Ты действительно не слышала разговора в молельне? — строго спросила Екатерина.

— Клянусь, мадам, не слышала, — уверенно ответила девушка.

Королева хорошо знала Алису и, вглядевшись в глаза фрейлины, сочла, что та говорит вполне искренне. Впрочем, к Алисе уже вернулось самообладание, она сделала почтительный реверанс и вышла из комнаты.

Алиса вышла, обходя стороной парадные залы, коридорами и потайными лестницами выбежала из Лувра и вернулась в свой домик на улице де Ла Аш. Она бессильно опустилась в гостиной на стул и глубоко задумалась:

— Значит, он ее сын… Знает ли она это? Должна ли я сообщить эту тайну ему или ей? Перед королевой я едва сдержалась, хотя признание чуть не сорвалось с моих губ. Жаль, что я не слышала разговора, это моя ошибка. Но у меня хорошая память и я помню ту беседу королевы Наваррской с Деодатом, в тот самый день, когда Жанна д'Альбре выгнала меня из Сен-Жермен… Тогда я все хорошо слышала, и их слова до сих пор звучат у меня в душе. Он сказал: «Лучше бы я умер… я не хочу быть сыном безжалостной королевы Екатерины Медичи…». Должна ли я сказать ему, что мне все известно? А знает ли об этом Екатерина? Вдруг я признаюсь Марильяку, а он отвернется от меня?

Долго-долго сидела так Алиса, терзаемая горькими сомнениями. Наконец она приняла решение:

— Ничего не скажу. Если Екатерина узнает, что граф — ее сын, она погубит его!

Последуем за графом Марильяком, распрощавшимся с Екатериной Медичи, в парадные залы Лувра, где праздновалась королевская помолвка. После беседы с королевой вся горечь, годами копившаяся в душе Марильяка, растаяла: если прежде Екатерина была для него безжалостным врагом, то теперь граф видел в ней лишь страдающую мать.

Марильяк искал Жанну д'Альбре, он хотел рассказать королеве Наваррской, как он счастлив. Потом он надеялся увидеться с Алисой. Но в зале его сразу же встретила компания придворных, закружившихся вокруг него в веселом хороводе. Среди них был герцог Анжуйский:

— Сударь, что-то вы невеселы! — воскликнул герцог. «А ведь он мой брат», — подумал Марильяк.

А герцог Анжуйский продолжал:

• Предыдущая
• 16/82
• Следующая