Выбери любимый жанр

Маленькая торговка прозой - Пеннак Даниэль - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2

У влюбленных девчонок на все есть ответ, а старшие братья остаются со своими заботами: моя любимая сестра завтра выходит замуж за тюремщика, еще и главного. Неплохо, да? Если приписать сюда мамашу, которая вот уже несколько месяцев как сбежала с полицейским и от любви, верно, впала в беспамятство, так как даже ни разу не позвонила за все это время, получается довольно милый портрет семейки Малоссенов. И это уже не говоря о прочих братьях и сестрах: Тереза предсказывает по звездам, Жереми устроил пожар у себя в коллеже, Малыш – мечтатель в розовых очках, любой кошмар становится для него явью, наконец, Верден, самая младшая, оглушает всех своими воплями с первых секунд, как появилась на свет, под стать той самой битве[4].

А ты, рыдающий великан, какая у тебя семья? Может, вообще никакой и ты все отдал творчеству? Он понемногу успокаивался. Я воспользовался этим, чтобы задать вопрос, ответ на который уже знал.

– Вам вернули рукопись, верно?

– В шестой раз.

– Одну и ту же?

Опять кивок – он наконец оторвался от моего плеча. Потом очень медленно покачал головой:

– Я так много над ней работал, если бы вы могли себе представить, я знаю ее наизусть.

– Как ваше имя?

Он назвался, и я тут же вспомнил веселье Королевы Забо и ее издевательский комментарий: «Умник, который пишет подобные фразы: „Сжальтесь! – икнул он, пятясь задом”, или считает, что пошутил, называя Галереи Лафайет[5] Барахольными рядами, и на протяжении шести лет, совершенно невозмутимо, шесть раз подряд сдает то же самое, – каким врожденным недугом он страдает, Малоссен, вы можете мне сказать?». Она встряхнула головой, непомерно большой для ее щуплого тельца, и повторила, как если бы речь шла о личном оскорблении: «„Сжальтесь! – икнул он, пятясь задом”... Да почему же не: „Здравствуйте, – вошел он” или „Пока, – бросил он, выходя”?» и далее на добрых десять минут она погрузилась в бесконечные импровизации: ей-то, признаться, таланта было не занимать...

В результате отправили рукопись не читая; я сам лично подписал отказ, а парень чуть не умер от горя у меня на руках, предварительно превратив мой кабинет в дикую пустыню.

– Вы ведь ее даже не читали, признайтесь? Я перевернул обратной стороной страницы тридцать шесть, сто двадцать три и двести сорок семь, они так и остались перевернутыми.

Классический прием... И как это мы, стреляные воробьи, еще попадаемся на эту уловку! Что сказать, Бенжамен? Что ответить этому чудаку? Что он зря тратит силы на этот бездарный инфантилизм? Давно ли ты уверовал в зрелость, Бенжамен? Черт! Да ни во что я не верю, знаю только, что пишущая машинка – гроб для детской непосредственности, а чистые листы – саван для всякого рода глупости и, наконец, что не родился еще тот человек, который продаст эту писанину Королеве Забо. Она – настоящий сканер для рукописей; только одна вещь может по-настоящему ее достать: пренебрежение имперфектом в сослагательном наклонении.

Ну, так что же ты собираешься ему предложить, этому верзиле, – заняться акварелью? Оригинально – он разнесет в прах остатки здания... Ему уже натикало пятьдесят, из которых, по крайней мере, последние лет тридцать он полностью отдает себя литературе, такие способны на все, когда попробуешь подрезать им крылья!

Итак, я принял единственно возможное решение. Я сказал ему:

– Пойдемте.

И спрыгнул с кресла прямо на пол. Порывшись в разгромленном столе Макон, я нашел нужную мне связку ключей. Далее – проследовал в противоположный конец комнаты. Он не спускал с меня глаз, словно я был единственный оставшийся в живых после сирийско-израильского конфликта. Я опустился на колени перед ящиком-картотекой, металлический щит которого поддался при первом повороте ключа. Он был плотно набит рукописями. Я взял первую, что попалась мне под руку:

– Возьмите это.

Название гласило: «Не разбирая пути», подписано: Бенжамен Малоссен.

– Это ваше? – спросил он, когда я закрыл шкаф.

– Да, все остальные – тоже.

Я отправился возложить связку ключей на Маконовы руины, точно туда, где я их взял. Он больше не смотрел на меня.

Он растерянно разглядывал рукопись.

– Не понимаю.

– И тем не менее это просто, – сказал я, – мне возвращали все эти романы, и гораздо чаще, чем вам вашу рукопись. Я вам предлагаю этот, один из последних. Может быть, вы мне скажете, что там не так. Мне самому нравится.

Он смотрел на меня так, как будто эта небольшая перестановка мебели повлияла на мои умственные способности.

– Но почему я?

– Потому что мы лучшие критики чужих произведений, а ваша собственная работа доказывает, по крайней мере, что вы умеете читать.

Тут я закашлялся и на секунду отвернулся, и когда я вновь посмотрел на него, глаза мои были влажными.

– Прошу вас, сделайте это для меня.

Мне показалось, что он побледнел и хотел уже было обнять меня, но я ловко увернулся и направился к двери, которую широко распахнул перед ним.

Мгновение он стоял в нерешительности. Губы его опять задрожали, он сказал:

– Ужасно думать, что всегда найдутся люди, которые еще более несчастны, чем ты сам. Я вам напишу, что я думаю, господин Малоссен. Обещаю, я вам напишу!

Он развел руками, указывая на погром, царивший в комнате, и сказал:

– Извините меня, я все возмещу, я...

Но я отрицательно покачал головой, легонько подталкивая его к выходу. Я закрыл за ним дверь. Последним кадром, который он запечатлел в заключение этого небольшого сеанса, было мое лицо, влажное от слез.

***

Я провел по лбу тыльной стороной ладони и сказал:

– Спасибо, Джулиус!

Так как пес и ухом не повел, я сам подошел к нему и повторил:

– Нет, в самом деле, спасибо! Вот примерная собака, которая защищает своего хозяина!

Обратись я к чучелу, набитому соломой, результат был бы тот же. Джулиус Превосходный все так же сидел у окна и спокойно, с упорством японского художника, смотрел, как течет Сена. Пусть мебель летает по комнате, пусть его хрустальный фетиш поплатился за Талейрана собственной головой, Джулиусу Превосходному наплевать; свесив голову и высунув язык, он смотрел, как течет Сена, а вместе с ней – баржи, ящики, башмаки, любовь... В полной неподвижности, так что даже громила, должно быть, принял его за произведение художника-примитивиста, сделанное из слишком тяжелого материала, чтобы его могла сдвинуть с места разбушевавшаяся стихия.

Меня вдруг взяло сомнение. Я опустился рядом с ним на колени и тихонечко позвал:

– Джулиус?

Нет ответа. Один запах.

– Мне еще только твоего припадка не хватало!

Все семейство Малоссенов проживало в постоянном страхе, ожидая его приступов эпилепсии. По словам Терезы, это всегда предвещало катастрофу. И потом, такое не проходит бесследно – кривая шея, язык на сторону...

– Джулиус!

Я схватил его на руки.

Нет, вполне живой, теплый, светло-бежевый окрас, псиной воняет со всех сторон: Джулиус Превосходный в полном здравии.

– Ладно, хватит прохлаждаться, идем писать заявление об уходе нашей Королеве Забо.

Подействовало ли так на него это слово «заявление», но он тут же вскочил и был у двери раньше меня.

вернуться

4

Верден – город во Франции на р. Мёз, где в 1916 г. состоялось одно из самых кровопролитных сражений Первой мировой войны.

вернуться

5

Универсальный магазин в центре Парижа.

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело