Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe - Страница 42

• Предыдущая
• 42/108
• Следующая

– Это вас не касается никоим образом, – ответил глава «ВиндПро» не менее резким тоном, одернул пиджак и поправил галстук. – Мы еще побеседуем, – прошипел он, обращаясь к Теодоракису, и скрылся из виду между припаркованными автомобилями.

Янис, тяжело дыша, опустился на четвереньки. Струйка крови из его носа стекала по подбородку. Пия засунула пистолет в кобуру.

– Собирались сбежать? – холодно осведомилась она.

– Нет, не собирался. – Теодоракис ощупал землю вокруг себя. – Этот сумасшедший хотел меня убить! Я заявляю об этом официально.

Он нашел свои очки, надел их и со стоном поднялся на ноги. Затем, с гримасой боли на лице, прислонился к багажнику автомобиля и потрогал нос.

– Этот засранец сломал мне нос, – пожаловался он. – Вы будете свидетелем, что он напал на меня!

– Говоря откровенно, я не видела, кто на кого напал, – сказала Пия. – Но неужели вы удивлены тем, что Тейссен испытывает к вам, мягко говоря, неприязнь после ваших обвинений в его адрес?

– Я всего лишь сказал правду, – возразил Теодоракис несколько театральным тоном. – Однако в этой стране говорить правду опасно для жизни. – Он вытер нос тыльной стороной ладони и принялся рассматривать оставшуюся на ней кровь.

Пия решила воспользоваться ситуацией. Люди, находящиеся в состоянии шока и лишившиеся присутствия духа, не способны спонтанно лгать.

– Откуда у вас результаты экспертизы, которые Тейссен якобы сфальсифицировал?

– Что значит «якобы»? – возмутился Теодоракис. От его шока не осталось и следа. – У меня есть связи. Даже в «ВиндПро» работают порядочные люди.

Он отодвинул в сторону прядь растрепанных светлых волос. Его рука тряслась. Сердце колотилось в груди, словно молот, бьющий по наковальне с бешеной скоростью. Это была не Пия! Боденштайн приложил палец к шее молодой женщины, чтобы проверить пульс на сонной артерии и обернулся.

– Подойдите сюда! – крикнул он двум санитарам, которые искали раненых под обломками стульев. – Женщина без сознания!

Он выпрямился и отступил назад, чтобы освободить место санитарам. Его взгляд блуждал по залу. Здесь все еще сидели и стояли люди – растерянные, с выражением безмолвного ужаса на лицах. Боденштайн проложил себе путь через лабиринт обломков стульев. Он знал, что до конца жизни не сможет избавиться от воспоминаний о сегодняшнем вечере. Хотя ему не раз приходилось оказываться в опасных ситуациях и с честью выходить из них, никогда прежде он не опасался за свою жизнь. Несмотря на многочисленные занятия по поведению в стрессовых и критических ситуациях, несколько минут назад Оливер совершенно потерял способность трезво мыслить и руководствовался исключительно самым сильным и самым примитивным из всех инстинктов, которому человечество обязано своей эволюцией, – инстинктом самосохранения. Выжить, чего бы это ни стоило!

– Оливер!

Он обернулся. Лицо матери было бледным, но она старалась держать себя в руках. Испытывая огромное облегчение, он заключил ее в объятия. Его родители сидели в передней трети зала и благоразумно не двинулись с места, когда разразилась паника. Только сейчас Боденштайн заметил отсутствие отца.

– А где отец? – спросил он.

– Он захотел помочь другим, – ответила мать, посмотрев на него странным взглядом.

– Я позвоню Квентину и скажу, чтобы он забрал вас.

– Не надо. – Она положила ему на руку ладонь. – Мы доберемся домой сами. Занимайся своим делом.

– Нет, подожди. Тебе не нужно все это видеть, – возразил он.

– Я видела и не такое, – сказала она решительным тоном. – Может быть, я смогу чем-нибудь помочь людям.

Боденштайн пожал плечами. Он знал, что спорить с ней бесполезно. К тому же, работая в хосписе на общественных началах, мать действительно повидала немало горестей и несчастий. Она была сильной женщиной и знала, что делала. Сам Оливер не ощущал ни малейшей потребности идти за ней в фойе.

Выйдя через запасный выход на улицу, он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Прохладный ветерок освежил его разгоряченное тело. Здесь тоже стояли люди. Растерянные, они переговаривались вполголоса. Одна женщина машинально затягивалась сигаретой. Ее лицо было залито слезами и перепачкано косметикой. Бредя без цели, Боденштайн прошел мимо них. Лишь бы не стоять и не размышлять о произошедшем.

Перед главным входом в зал творилось нечто невообразимое. Наступившую тьму, словно зарницы, прорезали лучи синего света. Только теперь Оливер заметил женщину, которая все еще следовала за ним. Он внимательно рассмотрел тонкие черты ее бледного лица, скорее оригинального и привлекательного, нежели красивого. Светлые волосы выбились из конского хвоста и обрамляли лицо, подобно венцу. Она немного напоминала ему Инку Хансен. И тут до него дошло, откуда он ее знал. Они виделись однажды в усадьбе его родителей, и тогда еще отец отвозил ее домой. Оливер выразил удивление по этому поводу, но мать объяснила ему, что это их знакомая.

– Мы с вами случайно не встречались не так давно? – спросил он. – Ведь вас зовут Николь, не так ли?

– Ника. – Женщина улыбнулась, ее зубы блеснули в темноте, но тут же вновь посерьезнела. – Пойдемте. Вам нужно немного посидеть.

Она подвела Боденштайна к большой кадке с цветами, усадила его на край и села рядом.

Некоторое время они молчали, глядя перед собой. Ее близость немного раздражала Оливера, но в то же время она производила на него приятное впечатление. Он чувствовал, что тепло тела и спокойствие женщины оказывают на него умиротворяющее воздействие.

– Спасибо вам за помощь, – произнес он наконец хрипловатым голосом. – Очень мило с вашей стороны.

– Не стоит благодарности.

Когда Ника внезапно повернулась и испытующе посмотрела на него, ему сделалось жарко.

– Я должна найти одного человека, – тихо сказала она. – С вами все порядке?

– Да, все нормально. – Оливер протянул руку в ее сторону, но она избежала прикосновения, поднявшись на ноги.

– Мы еще увидимся.

Боденштайн посмотрел ей вслед, и в следующее мгновение Ника исчезла в луче прожектора, как будто растворилась в воздухе.

В этот момент из дверей запасного выхода появилась Пия. Оглядевшись, она увидела своего шефа и бросилась к нему. Ее белая блузка была покрыта темными пятнами, как и джинсы. У Боденштайна гора упала с плеч. Он встал и с трудом удержался от того, чтобы заключить ее в объятия, столь велика была его радость при виде целой и невредимой Пии. Коллега критически окинула его взглядом и склонила голову набок.

– Как ты выглядишь!

Боденштайн осмотрел себя. Рубашка выпросталась из брюк, рукава куртки были оторваны до половины, и он только теперь осознал, что ботинки на его ногах отсутствуют.

– Я… я оказался в самом центре давки, – глухо произнес он. – А ты? Где ты была? В какой-то момент я потерял тебя из виду.

– Я вытащила из зала бургомистра, иначе его растерзали бы. Еще поймала Теодоракиса, который наверняка сбежал бы, если бы Тейссен не отколотил его. Мне удалось предотвратить худшее.

– Где же сейчас Теодоракис?

– Дожидается в полицейском автомобиле.

Теперь, когда Боденштайн обнаружил, что на нем нет ботинок, он ощущал сквозь тонкие носки холод мостовой. Уровень адреналина в его крови упал, и он начал мерзнуть. Внезапно его одолела усталость, и Оливер опять опустился на край кадки с цветами.

– Пошли. – Пия дотронулась до его руки. – Только сначала отыщем твои тряпки, а потом поедем в Хофхайм.

– Как это могло произойти? – Боденштайн потер ладонями лицо. Он чувствовал слабость, все тело болело. Целый день он ничего не ел, а тут еще этот кошмар и страх за Пию. Она порылась в карманах своей куртки и достала пачку сигарет.

– Хочешь сигарету?

– Да, спасибо.

Пия дала ему прикурить. Боденштайн сделал несколько затяжек.

– Как ты думаешь, закусочная в Кенигштайне на парковочной площадке еще открыта? – спросил он. – Я съел бы сейчас донер-кебаб. И немного картофеля фри с майонезом и кетчупом.

• Предыдущая
• 42/108
• Следующая