Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe - Страница 59

• Предыдущая
• 59/108
• Следующая

– Я внимательно просмотрел газету, страницу за страницей, – продолжил он. Ника повернулась к нему лицом. Янис сидел, закинув ногу на ногу, скрестив руки за головой, и самодовольно улыбался, не сводя с нее глаз. – И наткнулся на объявление о лекции профессора Айзенхута. Тебе известно, что если в «Гугле» набрать ваши имена вместе, выскакивает пара сотен сайтов?

– Ничего удивительного. Ведь Айзенхут был моим шефом в течение нескольких лет. – Ника попыталась придать своему лицу как можно более безразличное выражение, хотя в ее голове неистовствовал целый рой мыслей. Едва ли Янису удалось узнать что-нибудь. А что, если все-таки?.. – Я работала у него ассистенткой.

Почему он не сказал ей об этом позапрошлой ночью, если уже все знал? Интересно, что он замышляет?

– Мне немного обидно, что ты ничего не рассказывала об этом, – сказал он. – В течение нескольких месяцев ты слушала, как я говорю на темы твоей профессиональной сферы, и делала вид, будто ничего в этом не смыслишь. Почему?

Внезапно его лицо приняло странное, необычное выражение. Холодный страх сжал сердце Ники так сильно, что она почти утратила способность мыслить. Ей ни в коем случае нельзя было сейчас допустить ошибку. Янис не мог ничего знать. Он лишь выяснил ее настоящее имя и узнал, что она была ассистенткой Дирка. Улыбка сползла с лица Яниса, его темные глаза гипнотизировали ее.

– Почему бы вам не посетить сегодня вечером его лекцию, госпожа доктор Зоммерфельд? – сказал он с невинной улыбкой. – Только представь, как обрадуется твой шеф, увидев тебя.

Было около половины седьмого, когда Боденштайн поднялся по лестнице и свернул в коридор, в котором располагались кабинеты К-2. Из открытой двери одного из них доносился гул голосов. В совещательной комнате собрался коллектив регионального управления уголовной полиции в Хофхайме почти в полном составе. Он с удовольствием проследовал бы дальше в свой кабинет, но Пия, заметив его, бросила на него свирепый взгляд.

– Где ты был целый день? – спросила она с упреком в голосе. – Я раз двадцать пыталась дозвониться до тебя. Почему ты не позвонил мне?

Оливер не решился рассказать ей о Радемахере и роковом завещании Хиртрайтера вот так, мимоходом – слишком серьезное это было дело.

– Извини, – сказал он. – Я…

В этот момент в конце коридора открылась дверь кабинета. Из нее вышла советник уголовной полиции доктор Энгель и направилась к ним, стуча каблуками, с недовольной миной на лице.

– У нее на тебя зуб, – шепнула ему Пия. – Автомобиль Фрауке Хиртрайтер… я хотела тебе сказать, но ты не брал трубку.

– А-а, главный комиссар почтил нас наконец своим присутствием, – пробурчала доктор Энгель. Она пребывала явно не в лучшем настроении. – Мы начинаем. Так что прошу…

Боденштайн и Пия вошли в переполненную совещательную комнату. Здесь стояли и сидели за большим столом восемнадцать сотрудников из других отделов, прибывшие на помощь своим коллегам из К-2.

При появлении советника уголовной полиции разговор стих, и в комнате воцарилась тишина. Похоже, все, включая Боденштайна, догадывались, что сейчас последует.

Доктор Энгель села во главе стола. Боденштайн занял место сбоку, рядом с Пией.

– Я вне себя от гнева, – начала советник уголовной полиции холодным тоном. – Коллега Кирххоф только что сообщила мне о серьезной неудаче, и я здесь для того, чтобы узнать, как такое могло случиться. Почему никто не смог выяснить, что подозреваемое лицо скрылось вовсе не на автомобиле, на поиски которого было потрачено столько времени и усилий?

Боденштайн ничего не понимал. Он сидел с неподвижным лицом и надеялся, что дальнейшие слова госпожи Энгель прояснят ситуацию.

– Я согласилась на то, чтобы восемнадцать человек оставили свои текущие дела и пришли на помощь сотрудникам К-2, и что в результате получилось? Создание крупной оперативной группы имеет смысл только в том случае, если в ее состав входит человек, способный координировать действия остальных. В вашей группе, судя по всему, такой человек отсутствует.

Она окинула присутствующих своим пронзительным взглядом. Большинство опустили глаза или украдкой взглянули на Боденштайна. В их взглядах читался упрек.

– Это форменное безобразие! – Она указала пальцем на две папки, лежавшие перед ней на столе. – Ничего, кроме набора смутных предположений. Ни одной прочной улики. И ко всему прочему, этот сегодняшний позор! В расследовании убийств Гроссмана и Хиртрайтера мы топчемся на месте – и я намеренно говорю «мы», поскольку такая небрежная работа бросает тень на руководство управления!

Воцарилась напряженная тишина. Ни единого звука. Казалось, все затаили дыхание.

– Коллега Крёгер, может быть, вы сможете объяснить мне, почему никто из ваших людей не удосужился заглянуть в гараж? – нарушила молчание доктор Энгель.

И тут вмешался Боденштайн.

– Если и была допущена ошибка, – сказал он, все еще пребывая в неведении относительно того, что именно так рассердило его начальницу, – то вся ответственность за нее лежит на мне, поскольку я руковожу расследованием.

Доктор Энгель повернулась к нему.

– Итак, значит, вы руководите расследованием. Я этого не заметила – сегодня, во всяком случае. Где вы находились весь день?

В ее голосе отчетливо прозвучал сарказм.

– Я ездил по служебным делам. – Боденштайн выдержал ее взгляд. Дело неуклонно шло к открытому конфликту, и он не собирался ни извиняться, ни оправдываться. По крайней мере, не здесь и не сейчас.

– Мы это еще проверим. – Советник уголовной полиции бросила на него испепеляющий взгляд, и Боденштайну показалось, что он слышит ее зубовный скрежет, когда она первой была вынуждена отвести глаза, чтобы не потерять лица. – Госпожа Кирххоф, пожалуйста, начинайте, – обратилась она к Пии.

Ее глаза продолжали метать молнии. В ответ Оливер лишь поднимал брови. Он старался следить за выступлением Пии, но уже спустя несколько минут его мысли обрели независимость от его воли.

За двадцать с лишним лет службы в полиции ему не раз предлагали взятки, но материальные соблазны мало его прельщали. Понятие «честь» имело для него большое значение. Почему же предложение Радемахера не вызвало у него подлинного возмущения? Было ли это предложение действительно предложением взятки, или он что-то неправильно понял? По сути дела, Радемахер всего лишь сказал, что Оливеру совсем не повредит, если он уговорит отца продать луг. Даже самый придирчивый, самый злонамеренный следователь не усмотрел бы в этом коррупционных мотивов.

Но что ему посоветовать отцу сегодня вечером? Он обязательно должен рассказать Квентину и Марии-Луизе о завуалированных угрозах Радемахера, хотя после этого они наверняка потребуют от отца продать луг, чтобы застраховаться от подобных опасностей.

Что, если отец поддастся на уговоры детей и решит продать луг «ВиндПро», вопреки своим убеждениям, – не подвергнутся ли шантажу они сами? А если даже и подвергнутся, имеет ли это значение при наличии трех миллионов евро?

Боденштайн вздохнул. Это было бы самое простое решение – и вдобавок к этому весьма прибыльное, – но едва ли стоило рассчитывать на то, что отец передумает. В упрямстве он не уступал Хиртрайтеру. По всей очевидности, эти соображения не беспокоили Энно Радемахера ни в малейшей степени. Боденштайн ни секунды не сомневался в его решительности и беспощадности.

– Итак? – Янис взглянул на нее. – Почему ты делаешь тайну из своего прошлого?

Они сидели за кухонным столом, друг против друга. Оссобуко тушилось в духовке, в стоявшей на плите кастрюле варился картофель. Ника оправилась от первоначального испуга и теперь раздумывала, не сказать ли Янису правду, дабы он осознал всю серьезность положения. Он твердо намеревался пойти сегодня вечером на лекцию Дирка Айзенхута, чтобы подразнить Тейссена. Но ограничится ли он этим? Янис был и без того чрезвычайно вспыльчив, а сейчас его ослепляла жажда мести и терзало уязвленное самолюбие.

• Предыдущая
• 59/108
• Следующая