Антизолушка - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 2

Лизоньке не понравился его повелительный тон. Позволив себе чуть-чуть развлечься, капризно возразила, старательно соответствуя выбранной линии поведения:

– Но ведь это же долго! На чем я буду работать?

Он не выдержал и колко полюбопытствовал:

– А что, вы еще и работаете? Ну, извините, не знал!

Она задумчиво произнесла, медленно проводя розовым ноготком по четко очерченной темно-серой брови:

– Да доводится иногда, знаете ли. Хотя и нечасто. А представляете, если бы работать приходилось постоянно? Вот была бы морока! С ума сойти можно от одной мысли о таком кошмаре! – и, пряча в глазах насмешливый огонек, взглянула на него в поисках сочувствия.

Зайцев начал томительно закипать, как медный самовар, начиненный горящей лучиной. В голове вспыхнула чудная картинка: он хватает милашку за шкирку, выкидывает из отдела и подпирает за ней дверь шваброй. Чтобы не превратить мечту в явь, от греха подальше засунул руки глубоко в карманы; вряд ли начальству понравится подобная вольность.

Лизонька без труда догадалась о бродивших в его голове скверных мыслях по его откровенной физиономии. Оскорбление, пусть и не осуществленное, требовало возмездия. Похихикивая про себя, повела вокруг своими чудными глазками, выискивая предлог для отмщения. В отделе автоматизации она бывала уже не раз, и ее постоянно поражала здешняя захламленность и неухоженность.

Зная по опыту, что мужчин всегда обижают обвинения в неряшливости, пусть и справедливые, провела тонким пальчиком по столу, брезгливо посмотрела на ставший черным от грязи палец и высокомерно произнесла:

– Почему у вас так грязно? Просто отвратительно! Интересно, как вы среди этого хлама что-нибудь нужное находите? И как у вас уборщица убирает? Наверное, только полы и моет? Хотя и на полах у вас чего только нет! Нормально и убрать-то невозможно! Сразу видно, что в вашем отделе женщин нет! Какие же всё-таки мужчины неряхи!

Она небрежным взмахом руки указала на старые терминальные станции, сиротливо стоявшие по углам. Они были покрыты пушистой белесой пылью, как будто простояли тут много веков. Зайцев непредвзятым взглядом окинул свое убежище и впервые заметил, что у них в кабинете действительно ни пройти, ни проехать из-за раскиданной везде старой сломанной аппаратуры.

Это открытие возмутило его еще больше. Чего придирается, ведь прекрасно знает, что не мужское это дело, порядок наводить, да и уборщица на что? Сердито окрысился, не зная, как избавиться от назойливой посетительницы:

– А вы-то чем недовольны, вы же здесь не работаете! Идите к себе! Я уверен, что в вашем кабинете красота и порядок! Живите и радуйтесь!

Она пристально на него посмотрела.

– Конечно, у нас в отделе приятно работать! А вы разве не знаете? Вы же несколько раз к нам приходили, чинили мой компьютер.

– Какой компьютер?

– Ну, дохленький такой, ГЭГ называется. Он у меня самый старый в конторе. Давно менять пора. Жуткий тихоход, тормозит постоянно. На нем уже работать невозможно.

Зайцев кивнул и нахально соврал, чтоб не зазнавалась:

– Комп помню. А вас и комнату не помню. Да и какая разница?

Лизонька ему не поверила:

– Не помните меня? Меня?

Она ошеломленно уставилась на него, пытаясь определить, правду ли он говорит. Чтобы запомнили какой-то паршивый железный ящик, а не ее, никогда не бывало. Зайцев под ее пристальным взглядом неловко усмехнулся одной половиной рта, отчего выражение лица стало по-детски беззащитным и уязвленным.

Это ее почему-то умилило. Чуть нахмурив ровные брови, она припомнила все, что про него слышала: лет ему весьма за тридцать, не женат, до сих пор живет с родителями.

Оценив, решила, что выглядит он слишком заурядно, чтобы обращать на него внимание: средний рост, средний вес и намечающаяся лысинка сверху; серые глаза сверкают из-под насупленных черных бровей с откровенным неодобрением; на висках сквозь темно-каштановые волосы уже пробилась легкая седина. Одет в затрапезный черный свитерок с потрепанными джинсами того же цвета. Ладно, хоть ботинки начищены: это свидетельствует о каком-никаком, но культурном уровне.

Но все равно ни в какое сравнение ни с одним из ее поклонников не идет. Заурядный инженер, или как их там сейчас кличут. А тому, что она ему не нравится, есть примитивное объяснение: у него вообще нет интереса к женщинам. В последнее время это не редкость.

Зайцев, и без того уже кипевший от негодования, взорвался, когда просек сомнения, написанные огненными знаками на ее белоснежном лбу:

– Нормальная у меня ориентация, нормальная! Если вы мне не нравитесь, это еще ничего не значит! Просто я терпеть не могу тупых блондинок! – и напряженно замолчал, приготовившись к шквалу горючих слез и упреков.

К его удивлению, она не обиделась, а, кокетливо поправив золотистый завиточек у виска, воскликнула:

– Не нравлюсь? Чудненько! Вы приятно отличаетесь от стандартной мужской массы!

Зайцев яростно заскрежетал зубами, и Лизонька, решив, что на сегодня она вполне достаточно повеселилась на его счет, положила клавиатуру на стол Владимира Ивановича, послала огорошенному собеседнику томный воздушный поцелуй и выплыла из отдела, изящно покачивая туго обтянутыми бедрами.

В бешенстве обернувшись ей вслед, Зайцев чуть было не выпалил вслух все, что думает о ней и ее повадках, но тут дверь распахнулась и под его зубодробительный взгляд попали уставшие и недовольные сослуживцы.

Вошедший первым Лешик Баранов несколько опешил от столь негостеприимного приема, и даже слегка пошатнулся, желая убраться из-под внезапного артобстрела, но быстро оправился и ликующе воскликнул, замерев у входа:

– Зайцев! Чую, ты недаром такой красный и взъерошенный! Не иначе, как целовался с Лизонькой! Наконец стал настоящим мужчиной! Давно, давно пора!

Пребывая в расстроенных чувствах, Зайцев погрозил балаболу крепко сжатым кулаком, раззадорив того еще больше. Смиренно сложив руки на груди, Лешик насмешливо покаялся, низко склонив кудлатую голову:

– Ежели б мы знали, с кем ты здесь милуешься, весь день прокуковали бы на складе, лишь бы тебе не мешать!

Демонстративно не слушая несносного трепача, Илья повернулся к нему спиной, не желая быть предметом досужей болтовни. Да нужна ему эта кукла, впрочем, так же, как и он ей!

Игорю Петухову надоело топтаться в коридоре, выглядывая из-за плеч Лешика, и он с силой протолкнул его внутрь, заставив пролететь через весь отдел вертлявой стрелой и приземлиться аккурат в собственное кресло, после чего вошел и с удовольствием подхватил интригующую тему:

– Да, Илья, колись, что у нас делала эта милашка? Надеюсь, ты не клялся ей в вечной любви? – С высоты своего многолетнего супружеского опыта рационально посоветовал: – Помни: никогда нельзя признаваться женщине в любви на первом свидании! Только на втором!

Объект всеобщего интереса сухо ответил, стремясь прекратить насмешки:

– Принесла клаву помыть. Есть желающие, они же добровольцы?

Мужчины немедля уткнулись в мониторы, в упор не слыша неприличного предложения, недостойного инженеров с полным высшим образованием. Зайцев саркастично следил за их жалкими потугами отвертеться от неприятной работенки.

Вошедший последним и не участвовавший в перепалке Генрих Рудт, упитанный потомок немецких переселенцев, вытащил из холодильника принесенные из дома сардельки с картофельным пюре, вытряхнул в объемистую тарелку, полил острым кетчупом и засунул в микроволновку. Пока обед разогревался, завистливо протянул, покачивая рыжей головой:

– И кому, интересно, эта роскошная девочка достанется? И сама хороша, и папа крут до невозможности. Вот зятечку-то отвалится – и квартирка приличная, и машинка импортная, и счетец в банке кругленький. И жена – картинка писаная! Всё при ней!

Микроволновка пронзительно запищала, сообщая об исполненном поручении. Рудт вытащил полную до краев тарелку, степенно сел за свой стол и принялся неспешно принимать пищу.

Лешик, принципиально не отвлекаясь на завораживающие голодный желудок ароматы и бестактно мешая нормальному пищеварению обедающего товарища, присвистнул и осуждающе заметил: