Пятая четверть - Михасенко Геннадий Павлович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/37
- Следующая
— Вот такой же мост сейчас в Братске разбирают — под затопление попал. Громадное будет море.
Прогремели мостовые фермы, и тотчас за окном, заслоняя небо, вырос рыжий откос. Антон прищурился, как это у него всегда получалось, когда в голове рождалась дельная мысль, повернулся к Матвею, сидевшему внизу, и спросил:
— А в самом Братске вы были?
— Бывал. Правда, редко, набегами, когда вдруг тоска заберет смертельная. У нас ведь ни кино, ни, извините, девушек на трассе нет. Из развлекательного — одни газеты, которые еще Петр Первый печатал. А что они, газеты? Грузимся на трехтонку, разнюхиваем, где вечер, — и туда.
— А такую улицу знаете — Вторую Строительную?
— Вторую?.. Наверно, после Первой. А ты что, пропасть боишься?
Нет, но… Так. Вдруг не встретят.
— Встретят, — уверил Матвей. — А нет — прикатывай к нам на ЛЭП. Дадим тебе монтажный пояс, робу — и лезь на мачту. Домой циркачом вернешься. Чарли Чаплином!.. Познакомим с косолапыми. Они у нас частые гости. Я вот раза три сталкивался. Последний раз — осенью… Прибыли к нам геодезисты, двое молодоженов. Он — с этим, как его… с теодолитом ходит, она — с рейкой. Возьми девчонка да и подверни ногу. Сергей, парень-то, — к бригадиру нашему: мол, помоги. А тут я на глаза попался: ступай, говорит, потаскай рейку. А рейка вот такая, раз в два выше меня. Бродим мы с Серегой по тайге — курорт… И вот установил он свою треногу в распадке, я на указанный бугорок потопал. Ставлю рейку и поворачиваюсь. Серега уже припал к трубе, согнулся и целится. А за ним медведь стоит!
— Ой, — вскрикнула женщина, и Антон услышал, как всплеснулись ее ладони.
Да он и сам чуть не ойкнул.
— Да, стоит медведь… Я только рот разинул и не знаю, что делать. А Сергей рукой помахивает: мол, прямей держи рейку. Какое тут прямей! Я ее совсем опустил и давай ему знаки делать: мол, оглянись. Не понимает. Потом, видно со злости, выпрямился да и задел того друга — оглянулся. Оглянулся и сразу — нырь под теодолит. И сидит там. А медведь на задних лапах шагнул ближе, понюхал прибор, носом трубку повернул и давай нализывать. Что Серега исчез — он и внимания не обратил. Чую, дело плохо. Изгрызет инструмент или опрокинет и растопчет вместе с геодезистом. Поднял я рейку да с криком — вниз. Увидел он меня, этакую бородатую образину, рявкнул — и ходу, в бурелом. Вот как случается-то, а ты боишься в городе заблудиться, — задрав к Антону бороду и тряся ею, закончил Матвей.
— Да нет, я ничего, — со смешком ответил Антон.
Поезд петлял по косогорам осторожно, словно не доверял рельсам. То наплывал срез огромной выемки с бурыми прослойками вековых отложений, то вдруг раскрывалась глубокая лещина, полная сумрака и точно подгорелых деревьев, на которых, висело нечто похожее на сухую болотную тину — ну, прямо Кощеево царство, Не хватало только черепов, насаженных на вершины, да кружащих над ними черных воронов.
На станции Вихоревка Матвей простился, а через несколько часов в коридоре послышалось: «Братск! Братск!
Сходило много народу. Антона подхватило и по дощатому узкому перрончику понесло к маленькому вокзалу с названием «Братское Море». Затертый чемоданами и сумками, Антон тянул шею и прислушивался, не пробьется ли сквозь суматошный гвалт родной оклик: «Анто-он!» Но ничего нельзя было разобрать. Передние вдруг замешкались, зашумели громче. Поток сжался, замер на момент и хлынул вспять. Пассажиры полезли обратно в вагоны, кляня белый свет.
«Что же это? А куда же мне? Где Леня?» — испуганно замелькало в голове Антона, и он застыл посреди перрончика, как порожистый камень, сопротивляясь течению. Его пихали, ругали, стукнули корзиной по лбу.
— Все садитесь! — командовал человек в железнодорожной фуражке и с лейкопластырем на носу. — Все по местам! Следующая — Падунские Пороги. Там управление строительства, гостиница, черт, дьявол! Все там! А тут, кроме меня, жены да коровы, нет ни одной собаки!.. Что, что «почему»?.. Потому что через пять лет сюда море подкатит — вот почему назвали Братским Морем.
Опомнившись, Антон кинулся к нему.
— Дядя!.. Дяденька! А где бетонный завод?
— Все назад! — надсаживался дежурный, тыча носовым платком под фуражку и отдуваясь. — Назад!.. Что, малый? Бетонный?.. На правом берегу, через остановку!.. Да не суйте мне билеты! Мало ли что там написано!.. А теперь нет такой станции — Братск, нету! Есть Братское Море, Падунские Пороги, Гидростроитель — все они Братские. А старый Братск затапливается. И линию перенесли. Это новая линия, черт бы вас побрал.
Антон сунулся в ближайший вагон. Пассажиры, скованные вещами, застревали в проходе и в тамбуре, наконец людская плоть как-то раздалась, и Антона притиснуло к двери. Решив, что Леонид знает, конечно, о переносе линии и встретит его там, где надо, он несколько успокоился.
Опять потянулась тайга, охраняемая телеграфными столбами, которые порой так сливались с лесом, что нельзя было разобрать, к столбам ли привинчены изоляторы или просто к деревьям. И хоть поезд продолжал кружить, но теперь каждый поворот сулил конец путешествию. И когда сквозь редеющие сосны замелькали первые дома, Антон так и прилип к стеклу — вот оно, начинается.
Поселок ютился на пригорке. Наверху, образуя улику, высились аккуратные теремки с мезонинами, а ниже рассыпались домишки, сделанные тяпляписто, в некоторых по торчащим сквозь обшивку буферам угадывались вагончики. У самой линии, на лугу, возле большой круглой штукенции, свистели и приплясывали мальчишки. Из переулка вылетели две собаки и понеслись вдоль насыпи, распугивая коз и кур.
Дома, дома, склады, свалка разбитых машин, угольные вороха, еще не задымленная кирпичная труба, приземистый корпус с проломами в стенах, сквозь которые виднелись котлы; башня с наклонной подпоркой, из башни вырывался фонтанчик пыли; ползали краны, как скелеты доисторических животных, — во все это Антон осматривался с огромным интересом: в этом мире жил Леонид.
На станции Падунские Пороги вагон изрядно опустел.
«Следующая моя!» — тревожно подумал Антон, когда поезд тронулся опять.
Впереди засияла голубоватая пропасть и открылся мост — эстакада со знакомыми по фотокарточкам двухконсольными кранами наверху. Эти гигантские кресты, серебрившиеся в лучах еще высокого, но уже слабеющего вечернего солнца, держали, казалось, небо над Братском.
В голову Антона вдруг ударил жар. Это был конец его космического полета — он, раскаляясь, как бы входил в плотные слои атмосферы загадочной планеты, жадно всматриваясь в ее очертания и еще не зная, где сядет и сколько витков перед этим сделает.
Поезд направлялся внутрь эстакады, в самый сгусток металлических сплетений, куда и проникнуть-то было вроде немыслимо, ничего не придавив, но куда состав все же плавно вполз. Сразу стало сумрачно. И из этого сумрака, как из-под козырька, все виделось преувеличенно ярко: и Ангара, воронкой сходящаяся к плотине, и пенистая гряда Падунских Порогов с застрявшими и камнях бревнами, и зеленые катера островов, трусливо бросившие якоря перед бурунами, и дымящиеся развалины какого-то, видимо, недавно снесенного селения возле самого берега. А вокруг, выглядывая, как зрители в театре, из-за плеч друг друга, — холмы, холмы, холмы со светлыми полосками вырубок у подножий — они заранее подбирали хвойные подолы своих таежных одеяний, чтобы не замочить их в волнах готового родиться моря…
Леонид не встретил.
Когда перрон опустел, Антон перечитал письмо ещё раз и обратился к женщине с красной повязкой. Она сказала, что улицы Второй Строительной не знает, а вот бетонные заводы здесь. У автобуса Антон еще раз спросил про улицу. Рабочий, забрызганный известкой так, что его комбинезон закостенел, как панцирь, подумал и с треском пожал плечами. Тогда Антон решил податься на завод. Леня наверняка там, запурхался в своих делах, поэтому и не встретил. И, повеселев, Антон сел в автобус.
Минут через двадцать он оказался неподалеку от громадных запыленных цилиндров и башен с наклонными подпорками — такую он видел там, на станции Падунские Пороги. Взяв в руки чемодан и поправив рюкзак, Антон двинулся напрямик — слишком велико было нетерпение, ведь брат был от него в каких-то двухстах метрах. Перебравшись через кучи мусора и бетонных отходов, обойдя несколько канав и ям, он очутился на узкой неровной дороге, вилявшей между конусами песка и щебня. Проползали с тяжелой развалкой самосвалы, над головой в галереях шумело, по лоткам что-то дробно сыпалось, всюду пылило — и нигде ни души. Антон прятал лицо в отворот пиджака, когда облако пыли обрушивалось на него после прохода машины, и шел дальше, понимая, что рано или поздно кто-нибудь встретится, может, сам Леонид.
- Предыдущая
- 4/37
- Следующая
