Армагеддон - Злотников Роман Валерьевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/75
• Следующая

— … ну а кто такой мистер Торинфельд, ты, как мне кажется, уже знаешь.

Гости несколько мгновений пристально разглядывали Клайда, затем Торинфельд обратился к шефу.

— А не слишком ли он молод?

Шеф пожал плечами и с коротким смешком ответил:

— Ну, это недостаток, который быстро проходит. К тому же Метьюз занял этот пост, будучи моложе его на год.

Следующий вопрос последовал от Гершвица.

— Молодой человек, насколько хорошо вы знаете Россию?

Клайд уставился на него с удивлением. На Россию в Америке смотрели как на нечто из области анекдотов. Слабое, опутанное долгами государство, вот уже не одно десятилетие натужно пытающееся восстановить хотя бы намек на былое могущество и дошедшее в своих потугах до того, что скатилось в пучину дремучего средневекового абсолютизма (а как еще можно относиться к анекдотическому референдуму, в результате которого на карте Евразии появилось государство под названием Русская империя?). Впрочем, Клайд испытывал к ней некий снисходительный интерес, поэтому счел себя вправе ответить так:

— Мне кажется, лучше многих.

Гершвиц понимающе кивнул и повернулся к шефу.

— Что ж, мистер Рейли, рад был с вами познакомиться, Что касается подробностей, то жду вас во вторник…

Когда гости покинули кабинет, Клайд вопросительно посмотрел на шефа. Тот обошел вокруг письменного стола, уселся в кресло, закинул ноги на столешницу и раскурил сигару.

— Ну что ты смотришь, Клайд? В жизни не поверю, что ты ни о чем не догадался.

Клайд вздохнул:

— Вы таки решились баллотироваться. Шеф кивнул:

— Да. Джозеф (так звали Президента) — «хромая утка», у демократов склока между Челсеном и Пидли, а у меня никаких реальных конкурентов. Так что готовься, должность советника по национальной безопасности за тобой.

Клайд усмехнулся:

— Ну, сначала надо выиграть выборы, и… я не понял, при чем здесь Россия?

— Понимаешь, Клайд, я не хочу остаться в истории проходной фигурой, серой мышкой, чтобы обо мне написали: «Президент, правивший Америкой с такого-то по такой-то год». И обстановка мне благоприятствует. Америка созрела для большого рывка. Но наша нация всегда показывала лучшие результаты, если у нее была серьезная угроза. Короче, Америке нужен враг…

— Сорок секунд…

Артем, задыхаясь, перевалился через забор и упал кулем на землю, больно ушибив левое колено. Инструктор-воспитатель неодобрительно качнул головой и бросил:

— Сорок пять секунд… прибавь.

У Артема не осталось сил даже на короткий кивок, поэтому он лишь судорожно втянул воздух перекошенным ртом и, с трудом выпрямив дрожавшие от усталости ноги, потрусил, прихрамывая, к нижней ступени лестницы, которая вела к балкам разрушенного моста. В этот момент сзади послышался упругий хлопок, голос инструктора-воспитателя произнес:

— Тридцать две секунды, отлично, Николай!

Артем жалостливо сморщился. Вот черт, его уже догнали…

Когда все закончилось, он пять минут валялся на дне окопа, который и был последним рубежом полосы, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Эх, черт, угораздило же его вляпаться во все это дерьмо…

Артем Капустов был брошенным ребенком. И фамилия у него такая смешная была как раз из-за этого. Женщина — делопроизводитель загса, оформляя документы на кроху, оставленного в роддоме непутевой малолетней матерью, долго ломала голову, под какой фамилией записать это существо, никому на свете не нужное. Для оформления сирот в загсе был выделен всего один день в месяц, и когда очередь дошла до Артема, перед ней уже лежало с десяток свежевыписанных свидетельств о рождении, на которые и ушла вся ее фантазия. Женщина досадливо поморщилась, вскинула глаза к потолку, потом опять бросила взгляд на лежавшую перед ней справку из роддома, полную прочерков и значков «н/у», что означало «не установлен», а затем, припомнив известную байку о том, где находят детей, вздохнула:

— Ладно, будешь Капустов.

Впрочем, вполне возможно, что все было не совсем так или совсем не так, во всяком случае, Артем этого не видел и никто ему не рассказывал. Но, как бы там ни было, с той поры в грудничковом отделении Клинского дома ребенка появился новый воспитанник. Артем родился довольно слабеньким. По-видимому, его, малолетняя мамочка до самого последнего момента скрывала от окружающих сам факт своей беременности, что, несомненно, подразумевало обычный для молодежной тусовки образ жизни с пивом, водочкой, ночными дискотеками и танцами до упаду, а возможно, и с чем-то еще, на здоровье плода влияющим отнюдь не лучшим образом. Так что Артемка появился на свет с врожденным плоскостопием, левосторонней кривошеей, астмой и еще целым букетом болезней, которые делали его крайне непривлекательным для усыновления. Впрочем, генетическая основа у него, как видно, была вполне приличной, и к семи годам большинство его болячек то ли прошли сами собой, то ли просто пока ушли вглубь, ожидая для развития более благоприятную (для себя) обстановку. Каковая, впрочем, рано или поздно должна была образоваться. Да и действительно, какая судьба могла ждать детдомовского паренька? Жить впроголодь, ходить в обносках, мерзнуть по ночам из-за диких сквозняков и еле теплых батарей, и все детские годы ловить на себе презрительные взгляды и слышать за спиной шепот: «детдомовский». Но тут произошло неожиданное. Россия стала Империей. И в жизни Артема, как и остальных обитателей детских домов, все изменилось…

— Значит так. — Голос инструктора-воспитателя был немножко сиплым. — Результаты пока разные, но большинство явно прибавило. Особенно Капустов. Молодец, если так пойдет дальше, — скоро получишь нашивку.

Артем досадливо скривился, но в глубине души ему было приятно, что, хотя он отстал от всех, инструктор его похвалил. Конечно, по поводу нашивки инструктор явно поторопился. До зачетного результата Артему надо было сбросить еще не меньше двадцати секунд. Впрочем, когда Артем первый раз вышел на полосу, то упал без сил уже после разрушенного окна…

Указ Императора о передаче системы детских домов в ведение вновь образованной трехсторонней комиссии был объявлен 1 апреля. Сказать по правде, многие сначала восприняли его как первоапрельскую шутку. Во-первых, больно разношерстным оказался состав этой комиссии — министерства образования, здравоохранения и… обороны. Запрягли, так сказать, в одну повозку коня и трепетную лань. А во-вторых, сам указ прозвучал как гром среди ясного неба. Его появление оказалось для большинства чиновников и депутатов совершенно неожиданным. Документ этот появился без всяких проработок и обсуждений, без обкаток на круглых столах и депутатских слушаниях — без всех этих процедур, обычных в демократическом государстве при выработке решений. Конечно, система подобных обсуждений и проработок позволяет заранее устранить большую часть неясностей и ошибок, без сомнения наличествующих в проекте любого важного документа, если он разработан довольно узким кругом лиц, ибо эти лица всегда несколько ослеплены изяществом найденного ими решения либо насущной неотложностью проблемы. Вот почему, несмотря на все опасения, Император в подавляющем большинстве случаев пропускал свои решения через эту уже достаточно отработанную общественную систему. Но на этот раз все было по-другому. Возможно, из-за того, что число разнообразных «общественных» (а по большому счету лоббистских) организаций давно уже достигло просто неприличной величины. И они продолжали множиться.

Система их действий была давно отработана. Как только в кулуарах пролетал слух о том, что та или иная проблема может получить бюджетное финансирование, мгновенно, как грибы после дождя, начинали появляться все новые и новые «Фонды…», «Круглые столы…», «Движения в поддержку…» или «Лиги против…», эксперты которых тут же принимались вещать со страниц газет и телеэкранов, околачиваться в приемных высоких чиновников и депутатов, министров и прокуроров. Когда аргументов, высказанных со страниц газет, оказывалось недостаточно, откуда-то вытаскивались результаты исследований, опросов общественного мнения, а иногда возникали некие громкие (хотя и весьма скромные в финансовом отношении) спонсоры. Впрочем, существовали и постоянно действующие Фонды, как правило, подвизавшиеся на почве экологии и защиты окружающей среды, поскольку, как выяснилось в последнее десятилетие ушедшего века, не было на свете вопроса, который в той или иной мере не касался бы экологии и окружающей среды. Так что практически каждый мало-мальски крупный олигарх или высокопоставленный чиновник в конце концов озаботился созданием экологического фонда, движения либо партии. Так, потихоньку, постепенно обсуждаемый закон видоизменялся, установки его модифицировались, формулировки шлифовались и наконец закон получал всеобщую поддержку и одобрение, а солидный кусок бюджетных средств оказывался благополучно поделен между заинтересованными лицами. И вот эта налаженная и бесперебойно действующая система внезапно оказалась похеренной.

• Предыдущая
• 12/75
• Следующая