Вернуться! (Эмигранты) (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 25

- Ладно, давайте спать. С утра опять на этот нечестивый дом глазеть придется. Вот же люди - нет бы высыпать всем гарнизоном на бережок, пивка выпить, на кораблике пройтись вдоль берега. Драку, в конце концов, устроить. Кого им здесь таится?

- Может, они за домом целый день-деньской в тенечке полеживают, - предположил Хенк. - А к реке не выходят, потому что аванков боятся?

- У, этих гадов здесь десятки, - немедленно воспламенился злопамятный Квазимодо. - Так и смотрят из воды. Я их мерзкие взгляды задницей чувствую. И ведь тоже странно - чего они набились в эту заводь? И ведь не охотятся, живоглоты. На нас только посматривают. Лодку и то не трогали - даром я чуть не обделался. Эх, сюда бы Ныра да отлаженный эвфитон - мы бы этим толстокожим такую войну устроили!

Заснул Жо под ворчание вора. Действительно, счетов к водным ящерам у Квазимодо скопилось неизмеримое количество.

С реки тянуло сыростью сильнее, чем обычно. Где-то за озером гуляла гроза. Доносились далекое погромыхивание. Лежать на охапке тростника было удобно, но, проснувшись, Жо уже не мог заснуть. Выспался. Еще три дня назад, стоило только сесть, как глаза неудержимо начинали слипаться. Сейчас усталость прошла. Только на душе тяжело.

Дежурящий Ква сидел у крошечного огня костерка, поглаживал топор, лежащий на коленях, смотрел на звезды. Свою рыжую, должно быть, вспоминает. На островках за протокой кто-то кашлял и заливался сатанинским хохотом. Что за тварь веселится, никто не знал, но к соседству весельчака уже привыкли. В реке раздавались всплески. Рыбы и прочие речные твари жили своей жизнью. Все как обычно - здесь, должно быть, тысячелетия жизнь не меняется.

Жо плотнее обхватил себя за плечи. Душно, влажно. Хочется нормальную одежду вместо протершейся и ставшей заскорузлой на швах кожаной рубашки. Глупость. Глупый мальчишка. Вот ты и в неведомой стране. Сквозь завесу грозовых туч пробиваются ненормально яркие звезды. Жужжат ненасытные москиты. Особенная трава, которой научили натирать кожу, отпугивает далеко не всех кровососущих. И впереди, кроме москитов, полусырой рыбы и одиночества, ничего-ничего не будет.

Не должна она была так делать. Так нечестно. Ушла, сказав на прощание два слова. Нечестно. Жо не плакса, но четырнадцать лет, всего лишь четырнадцать лет. Что человеку теперь делать? В сущности один остался. И вор, и Хенк, если вдуматься, совершенно чужие люди. Решат и уйдут в Каннут или еще куда-нибудь. Прихватят вещи. По местным меркам - настоящее богатство. Квазимодо достаточно практичен, чтобы сообразить, что возвращение к хвостатой жене - чересчур рискованная затея. Год пути - с ума можно сойти. Какие уж тут чувства.

Слезы - ни что иное, как секрет особых желез, омывающий поверхность глазного яблока и конъюнктиву. Обладают дезинфицирующими свойствами. Позор-то какой в четырнадцать лет.

Жо стиснул висящие на поясе ножны. Ножа теперь два. Совершенно одинаковых. Но этот, что стискивают пальцы - ее. На прощание сунула не глядя. "Храни. Вылезем".

И это все, что можно было сказать?!

Сейчас в словах виделся второй смысл. Предостережение. Намек. Многозначительное прощание.

Ни Ква, ни Хенк, не произносили вслух, но на языке так и вертелось: всё, нечего ждать. Мертва. Убита и скормлена аванкам. Или всеядной дерьмогрызке. Пора уходить.

У, черт! Не готов. Ты не готов быть один. Весь последний год она была рядом. И мама была, конечно, и Мышка. Потом малыши. Но всех их нужно любить и защищать. А она тебя защищала. Даже когда жил у индейцев, ездил в город, бродил по лесу, учился самостоятельности, под рукой был мобильный телефон. Можно было позвонить ей, спросить совета. Бурчала бы, ругалась, но помогла. Как же теперь? Ты готов пройти этот мир в одиночку? Она ведь когда-то прошла?

Страшно. Такая даль. Четырнадцать лет сейчас совсем не кажется Возрастом. Одиноко. И что потом сказать маме? Даже если дойдешь. Где оставил Кошку?

- Слышь, Жо, - пробормотал, не оборачиваясь Квазимодо, - если не спишь, садись сюда, вместе травки попьем. Ночь сегодня какая-то грозовая. Дышится как через воду.

Мальчик присел у костра, взял протянутый вором котелок. Теплый горьковатый отвар приятно покатился в желудок. Рядом с поклажей, завернувшись в одеяло, посапывал Хенк.

- Спит, - одобрительно прошептал Квазимодо. - Привык к здешним местам. А у меня как какая перемена погоды - половина лица точно чужая. Стыдно сказать, губу вроде сделали, а как слюни текут, не замечаю. Ну, гроза так гроза. Небось, не в океане, в нас молнией боги не стукнут - мачты у нас не сильно высокие, - вор постучал себя по макушке. - Вообще-то засиделись мы здесь. От леди вестей нет.

Жо напрягся.

Квазимодо посмотрел на него, хмыкнул:

- Пей травку. Я говорю, засиделись мы. Еще три дня подождем и штурмовать этот дурной дом пойдем. Ты в штурмах участвовал? Вот и попробуешь. Не нравится мне это логово. Так бы и спалил. Но заглянуть внутрь, конечно, придется. Пощупаем этих парней-девиц. Жалеть нам их, собственно, не за что. Я в этих охранных хитростях ничего не понимаю, так что план атаки тебе составлять. Обдумай, как да что. А об остальном не заботься. До Медвежьей долины я тебя уж как-нибудь доведу. Не в первый раз, путь знакомый.

- Думаешь, Катрин уже...

- Я не колдун-волновик, чтобы по озерной воде гадать. Что-то у нее не получилось. Она ведь каждый миг зубами скрипела. Торопилась. Ей ждать - хуже, чем ножом в кишки получить. Ну, через три дня разберемся, что там к чему.

К середине следующего дня ничего существенного у дома не произошло. Выходил парень - тот, что повыше ростом. Постоял на берегу, поглазел на реку. После грозы в воде плавала уйма разной дряни. Парень полюбовался, лениво вернулся в дом. Потом вышел второй абориген - этот задрал голову, разглядывал хмурое небо. Видимо, любитель-синоптик. Жо, сидя на суку, уже порядком отполированном задницами троих наблюдателей, бормотал проклятья. В подзорную трубу можно было разглядеть лицо местного обитателя. Вроде бы спокоен, но чем-то недоволен. Видимо, погодой. Жо и сам был ею расстроен - промокшая одежда никак не желала сохнуть. Быстрей бы эти два дня проходили. У Жо появились некоторые идеи, как обмануть систему охраны. Слабенькие идеи, по правде говоря. Но лучше хоть что-то придумать. Хенк и Ква надеются на образованного юнца-пришельца.

Жо осторожно переместил центр тяжести. Левая ягодица болела невыносимо. Это же не сук, а кол для жуткой казни.

Абориген скрылся в зарослях у дома, и Жо опустил подзорную трубу. Потер глаз. Каждый день одно и тоже. Что же там у них в доме? Жо мельком глянул на воду и вздрогнул. У самого берега застыла темно-зеленая колода. Торчали две дырочки ноздрей. И глаза.... Нехороший взгляд у аванка, слишком осмысленный. Нормальные хищники так смотреть не должны.

Мальчик погрозил животному подзорной трубой. На глупый жест рептилия никак не отреагировала. Все так же пристально разглядывала сидящего на дереве человека. Жо невольно отвел взгляд. Вот же пристал чемодан недоделанный. Смотрит еще, мыслит чего-то там. Локоть мальчика коснулся рукоятки ножа. Ква как-то рассказывал, как его дружок по кличке Ныр заколол аванка ножом. Причем прямо в воде. Этот Ныр был, правда, из племени фуа. Там все сплошь прирожденные ныряльщики. Но все равно - ножом, и этакое бревно!? Этот аванк еще небольшой - шагов шесть-семь. Вор рассказывал, что пресмыкающийся, которого геройски на нож взяли, был настоящим гигантом. Прямо субмарина живая. Конечно, Ква любит красочно порассказать. Небось и свою Рыжую байками покорил. Где теперь Теа? Где все? Жо как-то еще и не очень-то привык к мысли, что у него маленькие брат и сестра. Всё думал, что чуть подрастут, вот тогда...

Жо сдержал вздох. Аванка на воде больше не было. Исчез. Зазевался ты, кадет-индеец. Наверное, ящер отправился рыбу ловить. Или надоело разглядывать всякую невидаль, вроде бесхвостой обезьяны, ерзающей на неудобном суку.