Злыднев Мир. Дилогия (СИ) - Чекрыгин Егор - Страница 18

– Как же от него отвязаться? – подумал я. – Как убедить его оставить меня в покое? Может сотворить ему груду его любимых золотых монет? Или….? А что, – хорошая идея. Тем более, что поскольку я не собираюсь возвращаться обратно к людям, это мне не грозит никаким разоблачением.

– Слышь, Хромой, ты это, – сядь. – Сказал я ему, когда он наконец догнал меня.

– Да уж можешь не сомневаться, – сяду. Размахался тут своими ножищами, чисто мельница лопастями. Я уж думал, у меня глаза лопнут от напряга, пока гнался за тобой придурком.

Он продолжая ругаться, сел на выступающую на обочине кочку и начал утирать пот и массировать больную ногу

Я тоже подошел к нему и склонившись к его ноге ПОСМОТРЕЛ на нее. Как я и думал, – ничего сложного здесь не было. Нарастить немного кости и мускульной массы, подправить неправильно сросшееся сухожилие, и наладить систему кровообращения.

Поначалу он даже и не понял, что я собираюсь делать. Потом, когда почувствовал жар и странные ощущения в ноге, дернулся и попробовал отползти назад. Пришлось даже на время его обездвижить. Когда я закончил с его ногой, заодно подлечив еще пару болячек, (дело заняло не больше десяти минут), – вернул ему способность двигаться. Но он продолжил сидеть без движения, тараща глаза то на меня, то на свою ногу.

– А чегой‑то это было то? – наконец спросил он меня. Ты чего сделал‑то?! Ты, – вообще‑то кто?!?! – Его голос сорвался и перешел почти что на визг.

– Ты это, Хромой, – не волнуйся. Я просто того…, – ну типа подлечил тебя, теперь нормально ходить сможешь.

– Подлечил?! Как это? Ты что – маг? Чтоб людей лечить?

– Ну типа, – маг.

– Да что ты несешь такое, да с какой стати магу у меняя на конюшне то спать? Маги они знаешь какие….?!

– Не знаю и знать не хочу, а я такой какой есть. И вот еще что, – ты это, ни говори никому об том что я маг и все такое. Про ногу соври чего‑нибудь, а про меня даже и не упоминай. Сделай так, – по‑хорошему прошу. А то в этого превратишься, – ну типа, в жабьего сына, (вспомнил я его любимое ругательство). – Сказал, и пошел дальше.

Когда я дошел до поворота дороги и невольно оглянулся, – он продолжал сидеть на том же месте, все так же выпучив глаза и держась за ногу.

– Интересно, останется у него прежняя кличка Хромой, – или теперь его будут называть как‑то по‑другому? – внезапно подумалось мне. – А впрочем, с какой стати меня должно это беспокоить, давно пора выбросить из своей головы этих людей и смыть с себя их запах.

Тут как раз подвернулся знакомый перелесок, где как я знал, протекал небольшой ручеек.

Я свернул в него и на ходу сбрасывая с себя одежду, подбежал к небольшой запруде, и окунулся туда с головой.

Ледяная ключевая вода обожгла тело, парализовав его на несколько мгновений и убрав из головы все посторонние мысли. Изменив свой вес, я погрузился на дно и полежал там с десяток минут, набирая время от времени в рот немного воды и превращая там ее в воздух. Человеческая вонь с каждым мгновением вымывалась из пор моего тела и уносился вниз по течению. По мере удаления этого яда из моего организма, – исцелялись мои разум и душа, и когда я вынырнул, то был полностью здоров и почти полностью счастлив.

Брезгливо обойдя стороной свою человеческую одежду, я выбрал подходящее место для ночлега. Подправил несколько кочек, слегка сдвинув их и выровняв по высоте, превратил заодно жесткую колючую осоку на них в мягкую травку, и улегся в эту постельку. Немного подумав, склонил ветки растущих вокруг кустов и деревьев пониже к земле, превратил листья на них в дубовые, (их шелест мне нравиться больше), и придав запах можжевельника, (по той же причине). Затем подумал еще, ничего не придумал, повернулся на правый бок, подложил ладошки под голову, закрыл глаза и сладко заснул.

ПОЛТИННИК

Когда я высказался про то что, – «пора бы когти рвать, с этой войны и из этой армии», – большинство приняло мое предложение с радостью и одобрением. Лишь несколько человек оказались недовольными этими перспективами. Но из серьезных авторитетов в этой группе был лишь Большая Шишка, который по известным обстоятельствам не мыслил себя без армии. Ну еще Куренок пищал что‑то про войну до победного конца. Я правда так и не понял, с кем он собирался воевать, да особо и не пытался вникать в курячий писк. Но остальным, – идея понравилась.

Но вот когда я начал размышлять, о сопутствующих этой затеи трудностях, – радости явно поубавилось. Пошли споры да разговоры, о том как и куда «рвать когти». А главное, – что при этом прихватить.

Большинство не воспринимало наш уход без того, что бы не пограбить вволю армейского имущества и вообще…. За этим «вообще», для скрывались заманчивые мечты, – «обеспечить себя до конца жизни». Как и за чей счет, – никого особо не волновало. И мне стоило огромных трудов убедить этих засранцев, что, – «Нетрудно обеспечить себя до конца жизни, если этот конец наступит уже сегодня».

Но наконец, после долгих базаров и парочки оплеух, мы пришли к согласию. Договорившись, что двигаемся отрядом под моим командованием, до тех пор, пока мы не выйдем на безопасную территорию. И что по пути не будем отвлекаться на откровенный грабеж, но то что само в руки лезет, можно и прихватить. Любой желающий может покинуть отряд в любой момент, спросив моего согласия и забрав свою долю имущества.

После этого, оставаться на одном месте больше не было смысла. Мы распростились с бойцами Кудрявого, к которым к этому времени большинство моих ребят начало питать почти дружеские чувства, и двинули в сторону вчерашнего лагеря.

– Доведется ли увидеться вновь, – подумалось мне, когда я пожимал на прощание руку Кудрявого. – Скорее всего нет. Мир слишком большой, а мы идем в противоположные стороны.

…И до этой, противоположной стороны, еще надо дойти, – с некоторым беспокойством подумал я, когда выбравшись из лощины обозрел творящийся на поле боя бардак, – А на мне висит груз ответственности за десяток пацанов и столько же ветеранов, которые ни смотря ни на что, продолжают считать меня своим командиром.

Внезапно, я как никогда почувствовал тяжесть этого груза. Словно человек всю жизнь таскавший на себе скалу, сбросив ее на мгновение, почувствовал непривычную легкость и свободу, а потом вновь взвалив на плечи, согнулся от непомерной тяжести. – А почему я собственно должен его таскать?! С какой собственно стати? Какое мне дело до других людей? Кто они мне, – родственники, друзья? Да большинство из них, я знаю только по обязанности и по обязанности же забочусь о них. Но ведь больше этой обязанности на меня никто не возлагает. Я свободен и волен послать их всех. И обязательно пошлю…, как только выйдем с этой проклятой местности, так сразу и брошу и пойду своей дорогой. Только знать бы, – где она, эта моя дорога?!

Но тут, от размышлений «за жизнь», меня отвлекла компания каких‑то засранцев, (язык, не поворачивается назвать их солдатами), преградившая путь нашему отряду. Им почему‑то срочно понадобилось узнать, «кто мы и куда следуем?».

Собственно говоря, удивляться этому не стоило. Все, на этом странном и страшном поле, что‑то выясняли друг у друга, зачастую стоя на трупах собственных товарищей.

Воздух был пропитан каким‑то сумасшедшим возбуждением, и все это походилр на пожар в борделе, во время наводнения. По всему полю разношерстные ораторы собирали вокруг себя небольшие толпы, указывали им на очередных врагов, и призывали к немедленному уничтожению последних. Правда зачастую после этих речей, уничтожали самого оратора, но это не останавливало следующего трибуна.

Наиболее часто доставалось естественно начальству и магам. Начальство уничтожали с большим энтузиазмом и без особой помпы. А вот магов…, магов побаивались и прежде чем уничтожить того, в ком мага заподозрили, – устраивали судилища и старались казнить поизощреннее. Все как правило сводилось к костру, или колу в сердце, но иногда встречалось и нечто более оригинальное.