Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 17

• Предыдущая
• 17/164
• Следующая

Брошенный фен обиженно выл на столе, пока капитан рылся в ворохе обойных листов. Он перерыл его несколько раз, прежде чем обнаружил хомячка приклеившимся к одному крупному куску. Решив не испытывать судьбу ещё раз, он аккуратно оторвал кусок приклеившихся к спине хомяка дефицитных рельефных обоев и вместе с ним отнёс «хомякадзе» к его собратьям.

Те, оставленные без присмотра в той же раковине, время зря не теряли и почти растеребили тряпку, которой человек заткнул сток, на отдельные нити. Рыжий «альпинист» уже предпринял попытку протиснуться в образовавшийся просвет и застрял, отчаянно свирища. Вызволение его легче было производить снизу. Когда человек извлёк рыжего из отверстия слива и встал, он успел заметить, как последний из оставшихся в раковине хомяков карабкается по спине «хомякадзе» по приклеенному листу обоев, перебирается на край раковины, оттуда на край стола и исчезает за резной хлебницей.

Ловлей хомяков капитан «развлекался» до самого приезда жены и дочери. И даже с их помощью этот процесс занял их до позднего вечера.

Опустилась душная летняя ночь. В марлю на окне билась какая-то летучая насекомая живность. Из развороченного и кое-как наспех скрученного двумя лентами лейкопластыря стока кухонной раковины мерно капала вода в подставленный тазик. Семья офицера сидела за кухонным столом и смотрела, как в коробке из-под обуви копошится десяток пёстрых глазастых зверьков, частью покрытых паутиной (найден за шкафом), испачканных в муке (найден в шкафу), краске (найден в банке с краской), с приклеенным на спине огрызком обоев… и только один рыжий «альпинист» мирно спал на ворохе измельчённых газет, ибо его выловили полузахлебнувшимся из стакана с пивом.

Про то, что утром капитан обнаружил в своей фуражке, я рассказывать не буду. А коробку хомяки к утру прогрызли и их ловили уже по всему ДОСу.

Что такое полигон, думаю, известно каждому служившему. Ну, или почти каждому. И вот, нас тоже не минула чаша сия: в количестве пяти машин под командованием Макарыча нас отправили помогать обеспечивать развертывание какой-то там дивизии. Видимо, мало машин было, а может, из каких других соображений, не знаю. «Партизан» понагнали туеву хучу народу, техники… По мнению Макарыча, кто-то в верхах сильно проворовался, и под «партизан» и учения списывали все, что только можно. Ну, ему виднее, конечно, но нам от этого легче не было, ибо постоянно приходилось что-то возить от железнодорожной станции (названия за давностью лет уже не упомню) до места дислокации. Как обычно, толкового руководства не было, куча начальников отдавала приказы, абсолютно противоречащие друг другу; брызжа слюной и топая ногами, грозили сгноить на губе нас, посадить Макарыча и все такое прочее. Единственные более-менее рабочие машины были наши, и мотались мы по маршруту Станция – Полигон практически круглосуточно, жили в кабинах, спали не раздеваясь. После того, как кто-то из бойцов заснул за рулем и заехал в болотину, из которой его пришлось вытаскивать ГТТ-шкой,[15] Макарыч, озлобившись, дозвонился до части и в категорических выражениях потребовал замены. Долго ли, коротко ли, но, наконец, все же привезли подмену, а мы отправились в свою часть.

Отправиться-то отправились, но прибыли не все. Я, волею судьбы, поехал знакомиться с военно-полевой медициной. Случилось так, что где-то неслабо приложился голенью, ещё в самом начале этой эпопеи. Нога тупо болела, значения этому я особо не придавал: в футбол играли, ещё сильнее попадало, но перед отъездом сапог снялся с большим трудом, штанину же пришлось разрезать. Правая нога ниже колена чудовищно распухла, место, которым приложился, представляло собой неправильной формы кружок размером с пятикопеечную монету, под которым нащупывалась какая-то жидкая субстанция. Такое впечатление, что накачали шприцем какой-то дряни туда. Встревоженный Макарыч связался с автобатом, дислоцировавшимся поблизости, обрисовал ситуацию и попросил помочь. Оттуда ответили, что санчасть у них общая с пехотным полком, своей нет, но машину пришлют и содействие окажут. Часа через полтора пришла «санитарка», и я отбыл к военным медикам, встречаться с коими за прошедший год службы ещё не доводилось.

Скрежеща раздолбанной коробкой передач, уазик-таблетка доставил меня в санчасть. В приемной важно восседал какой-то краснопогонник с «тёщами»[16] в петлицах и погонами младшего сержанта, но с таким самодовольным и спесивым видом, какой бывает не у всякого генерала. Лоснящиеся щеки закрывали и без того узкие глазки, не меняя позы, он небрежно процедил:

– Чито прышол?

– Нога болит.

– Гиде балыт? Давай нага, сматреть буду, – с важным видом он, взяв пинцетом тампон, окунул его в банку с йодом, намазал ногу и откинулся на стул.

– Все, иды. Иды к сибе в част. Скора прайдет!

Я всегда поражался, почему всегда на самых тёплых местах хлеборезов, поваров, санинструкторов, каптерщиков, кладовщиков и прочая, прочая, прочая, почти неизменно оказывались представители «братских» среднеазиатских и кавказских республик. Ни черта не умеющие, с трудом говорящие по-русски, они плотно оккупировали всю эту синекуру. Не везде, правда, но в девяноста процентах частей, в которых приходилось бывать, это присутствовало. Поняв, что медицинской помощи, равно как и сочувствия, получу не больше, чем получает его окурок, плавающий в унитазе, я похромал к выходу. Дойти, правда, не успел. Дверь распахнулась, в приёмную ввалился здоровенный дядька в майорских погонах и той же самой «тёщей» в петлицах. Подскочивший на стуле санинструктор, казалось, сдулся, как шарик и угодливо подбежал с докладом к майору. Тот, небрежно махнув на него рукой, уставился на мою ногу:

– Что случилось?

– Болит, тащ майор! Ударил где-то.

– Давно?

– Неделя уже. С полигона привезли только сейчас.

Майор повернулся к краснопогонному эскулапу:

– Где журнал регистрации?

Узкие глазки забегали:

– Нэ успел писат, таварищ майор!

– А куда ты его отправил тогда?! Писатель!!! Ещё скажи мне, что писать умеешь!!! Ты зачем здесь сидишь, ишак самаркандский?! – взревел майор – Фельдшер, бля! Какой ты к херам фельдшер?! Купил диплом за пять баранов, сам шестой! Ты в своём кишлаке коз сношал и ишакам хвосты крутил! Фельдшер он! Забудь это слово, ты не фельдшер, ты – гондон! Повторяю, чтобы запомнил, ГОН-ДОН!!!

Развернувшись, он бросил мне: «Иди сюда!»

Выйдя из приёмной, майор, пинком отворив дверь кабинета начальника санчасти в звании прапора, принял рапорт, затем скомандовал зайти.

– Это что?! – сурово вопросил он прапора, указав пальцем на мою ногу.

Прапор наклонился к ноге: «Флегмона, вроде…» – неуверенно проговорил он.

– Прапорщик! Это не вроде! Это именно флегмона! Настоящая, стопроцентная, которую нужно было вскрыть ещё неделю назад! Твой урюк её йодом намазал и бойца в часть отправил. Я, бля, вам обоим жопы намажу, и не йодом, а скипидаром! – вновь загремел грозный майор – И будете вы у меня бегать вокруг санчасти, пока из них дым не повалит, как из паровоза! Немедленно в санбат его отправляй! Чтобы через час он уже у меня на столе лежал!

– Слушай, а кто этот майор? – поинтересовался я у водилы, когда уазик, подпрыгивая на ухабах, катил по направлению к медсанбату, находившемуся километрах в пяти, в посёлке около железнодорожной станции.

– Начмед. Майор Левин, – не поворачивая головы, проговорил водила. – Крутой мужик, но правильный. Хирург главный в санбате. Щас он тебя и резать будет, наверное… Повезло тебе, вообще-то, что он тут оказался; от этих козлов (имелся ввиду самаркандский ишак и прапор) толку никакого. У них один диагноз на все болезни – острый шлангит называется.

Рассказ об операции я опущу. Все равно ничего интересного читателю, если он не является медиком, тут не будет, да и медикам тоже малоинтересно. Обычное дело… После операции Левин удовлетворённо обозрел дело рук своих и подмигнул медсестре, лица которой я не разглядел из-за скрывающей его повязки, но глаза!… Ох, какие у неё были глаза!.. Глаза, в которых мужчины тонут сразу и бесповоротно… Помнится, я ещё нашёл в себе силы пошутить в ответ на её вопрос о чувствительности моей злополучной ноги, которую она обколола новокаином.

• Предыдущая
• 17/164
• Следующая