Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 80

• Предыдущая
• 80/164
• Следующая

Первую неделю УУ-Коля старательно учил названия: АПА, ТЗ, ЭГУ, «Воздушка», «Кондёр» и т.д. Всю вторую, к огромной радости солдат, пытался совместить теорию с практикой. Он с жутко сосредоточенным видом ходил по парку и по вырванной из сержантского учебника картинке определял название машины реальной. Большей частью неудачно.

Все эти две недели я бессменно тащил все полёты, в обе смены, а на третью сломался.

Я оттянул первую смену и передал технику УУ-Коле прямо на ЦЗТ[89] аэродрома. Ну, кто мог подумать, что он вообще впервые в жизни видит аэродром и самолёты!. Изначально ротного обуял ужас, но потом он быстро взял себя в руки и к середине полётов, ну для ознакомления с местностью что ли, залез за руль АПА и поехал кататься.

Ехал УУ-Коля по ровнёхонькой бетонной рулёжке и радовался успехам дорожных строителей: могут же, когда хотят, и у нас делать шоссе не хуже германских автобанов! Напряжённость первых часов прошла, и УУ-Коля расслабился. Дело происходило глубокой ночью, и он оказался неприятно поражён наглостью встречного автомобиля, который не просто ехал по сплошной осевой, а ехал с дальним светом и при этом всем фара горела у него одна! УУ-Коля помигал своими фарами, мол, свет-то переключи. Но нахал не собирался ни сворачивать, ни переключать свет. Обе машины остановились, и УУ-Коля вылез из кабины, горя праведным желанием побеседовать с нахалом.

Шок пронизал УУ-Колю, когда он увидел перед собой… самолёт! Страх был настолько велик, что он рванул в сторону ближайшего леса со скоростью хорошего спринтера. Машина осталась на рулёжке, полёты пришлось прервать почти на полчаса, а два борта сажать по запасному варианту. Но я пока этого не знал.

Ровно через десять минут после этого меня тёпленького извлекли из постели, и комбат лично повёз меня к командиру полка. На общую беду на застрявшем на полосе самолёте совершил посадку сам командир. Командира мы нашли на вышке руководителя полётов. Он бегал по диагонали крохотной комнаты и орал: «И этот ..удак мне поморгал! Дорогу ему уступи! Кто, я спрашиваю, кто это был?!» Я выстроил солдат, и комбат лично провёл допрос. Результат расследования поверг всех в шок и комполка запретил пускать УУ-Колю на аэродром пожизненно.

Наш герой перенёс командирский гнев с истинно восточным смирением и сосредоточил всю свою энергию на повышении уровня готовности автотехники, а также изучении матчасти. И преуспел, на наше горе.

Спустя неделю УУ-Коля, исполненный самых благих намерений, решил помочь солдатику, сел за руль ТЗ-22[90] и съездил на склад ГСМ, где и залил в топливо Т-6 ещё кубов 10 РТ. Какая разница? Керосин-то везде одинаковый. Хорошо, что машину, прибывшую на дозаправку дежурного звена, перехватил техник-СДэк.[91] Опять крики, вопли и… УУ-Коле запрещают покидать территорию части, и появляться где-либо кроме автопарка и казармы. В обиход плотно вошла мудрость о том, что у Советских ВВС есть только два врага: НАТО и обато.

Но приключения сами находили нашего героя.

Прошла ещё неделя, июль, суббота. Личный состав в парке возится с техникой, мы с ротным на КТП[92] беззлобно ругаемся, пытаясь выкроить людей в наряды. Вдруг раздаётся наглый и резкий автомобильный гудок. Ага! Понятно. Прибыл очередной полковник из штаба корпуса чего-нибудь подремонтировать своему «жигулю». Обычная халява.

Сейчас нас осчастливил своим визитом зам начальника штаба. Ему требовалось переобуть машинку. Полковник вальяжно вознёс своё тело в крохотную дежурку КТП. И молча, оценивающе, оглядел нас с ног до головы. Ну, я-то был прикинут по-простому: синяя летняя техничка без знаков различия, фуражка и черные сандалии на босу ногу. А вот УУ-Коля предстал во всей красе: застёгнутый на все пуговицы китель, брюки-бутылки и сапоги, надраенные как котовы яйца. Полковник тоже был в сапогах, какая-то странная, прямо патологическая любовь к сапогам наблюдалась у сухопутчиков. Встретились родственные души, два сапога… Ротный лично, с истинно восточным почтением, принял новенькую «трёшку» полковника и уехал на ней за боксы. Вернулся минут через десять и доложил о том, что все будет готово максимум через полтора часа.

Отведённое на работы время пролетело быстро, и снова нас осчастливил своим визитом ЗНШ корпуса. УУ-Коля почтительно повёл начальство принимать работу, а я потихоньку пошёл за ними, влекомый странным предчувствием беды.

«Жигуленок» стоял на козлах, а рядом аккуратно лежали все пять свеженьких колёс, причём старая резина была уже вымыта и уложена в багажник. Тут же стояла воздушка,[93] и боец в мгновение ока накачал все колёсики. После чего прошёлся с манометром и довёл давление до нормы. Всех дел на две с половиной минуты. Полковник удивлённо крякнул, а услужливый дурак УУ-Коля начал торопливо пересказывать ему краткое содержание только что прочитанного учебника для сержантских учебок. А далее со словами: «Это очень легко! Попробуйте сами, товарисч полковник!» – вывернул ниппель из одного колеса и сунул в руку слегка охреневшего ЗНШ штуцер от воздушки. ЗНШ поднёс штуцер к золотнику колеса, а УУ-Коля со всей дури крутанул вентиль.

Почувствовав близкую свободу, в несчастный «жигулевский» баллон рванула минимум половина из 350 атмосфер, спрятанных в воздушке. В считанные доли секунды баллон раздулся до размеров «Беларусевского» заднего, а затем… Я едва интуитивно отпрянул за ближайшую машину, как по ногам ударила мощная волна воздуха, с лёгким гулом, вращаясь, полетел колёсный диск, поднялась страшная пыль. Вдруг сразу стало тихо; когда пыль осела; нашему взору предстали сидящие на асфальте, донельзя грязные, ЗНШ и УУ-Коля, причём у последнего из ушей текла кровь, верный признак контузии. Взрывная волна сбросила «жигулёнка» с козел и положила здесь же на бок.

Крохотные куски покрышки находили потом метров за 50 от места трагедии, а вот усвистевший диск так и не нашли.

УУ-Коля пролежал с месяц в госпитале, я дембельнулся и больше о нём ничего не слышал. Но вот на ремонт штабные полковники в наш парк ездить перестали.

Вылет не задался с самого начала. Нет, ничего принципиально сложного в нём не было – эту работу полк выполнял ежегодно. На полигоне выполнялся показ слушателям академии Генерального штаба операции с названием «Прорыв подготовленной обороны противника танковым полком при поддержке артиллерии и авиации». Авиацию в данном случае представляли четыре Су-24 N-ского Гвардейского бомбардировочного авиаполка, ведомые лично командиром этого полка – храбрецом, пилотом от Бога, орденоносцем, любимцем командования и подчинённых, подполковником М. Задачей четвёрки было подойти на бреющем к полигону точно в момент окончания артподготовки, и, «обеспечивая непрерывность воздействия на противника», с набором высоты вывалить на хорошо приметную горушку посреди мишенного поля по два десятка стокилограммовых фугасных авиабомб.

Неприятности начали подстерегать группу ещё на старте – при выруливании заглохли двигатели четвёртого самолёта. Пока первая тройка болталась в воздухе, сжигая горючее и нервы, на земле состоялась краткая, но энергичная дискуссия о причинах этого события и его возможных последствиях. В конце концов, было решено, что двигатель заглох по причине излишне энергичного манипулирования РУД-ами[94] со стороны лётчика, и дальнейших неприятных последствий это иметь не должно. Была дана команда на повторный запуск и, спустя несколько минут, отставший самолёт присоединился к своим заждавшимся товарищам. Но время! Драгоценное время уже было упущено – уже был выбран не только заложенный на стадии планирования «штабной» запас, но и «штурманский» и даже «командирский», в чем штурман ведущего самолёта убедился сразу, как только закончил примерные подсчёты. Штурман ведущего второй пары пришёл к такому же выводу минутой позже, о чем и оповестил всех по рации нервным сообщением «Не успеваем!», не сопроводив его даже положенными своими позывными и позывными вызываемого что, впрочем, было не удивительно, ибо, скорее всего, он и не знал сам, к кому обращался.

• Предыдущая
• 80/164
• Следующая