Правила жестоких игр. Дилогия (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 2

• Предыдущая
• 2/149
• Следующая

Черное купе Филиппа, промелькнув, подрезало неповоротливый седан, раздался истеричный сигнал. Хозяин автомобиля попытался догнать лихача, надеясь проучить, но скоро сдался. Филипп только бросил взгляд в зеркальце заднего вида, седан исчез во влажном тумане. Дернулся уголок красивого рта, неестественно синие глаза вспыхнули насмешкой. Медленная черепаха на четырех колесах не смогла бы догнать стремительную ласточку, летавшую по небу. Молодой человек снова щелкнул пальцами, и из динамиков громыхнула резкая визгливая музыка, заполнившая крохотный салон.

Неожиданно на экране навигатора вспыхнула зеленая точка. Она металась по широкому проспекту всего в двух кварталах от Филиппа. Тот резко крутанул руль, чудом избежав столкновения, и, не уменьшая скорости, свернул в переулок.

Голодный суккуб, только выпущенный на свободу, сходил с ума от сладких человеческих запахов. Демон юлой скользил по карте, а потом застыл в тупике одной из улиц, вероятно, отыскав жертву. Обычные люди не могли видеть демонов, они только чувствовали их холодные объятия, испытали животный ужас, заставлявший ради спасения бежать без оглядки.

Жестокая игра. Безусловно. Но молодые ведьмаки могли позволить себе маленькие тайные шалости.

Спортивное купе Филиппа влетело в переулок одновременно с Заком, но с противоположных въездов. Белый кабриолет Заккери, проскочивший под запрещающий знак, опередил машину сводного брата на короткие секунды. Затормозив, блондин выбрался под проливной дождь и, не теряя времени, скрылся за углом кирпичного потемневшего здания в темноте тупичка. Фил остановился в метре от брошенного автомобильчика, не думая торопиться, ведь партия все равно была проиграна, а выходить под холодный ливень, чтобы насладиться чужой победой, не прельщало.

Он опустил окно, наблюдая за братом. В салон залетала прохлада и пудра дождя.

Освещенный единственным фонарем, висевшим над железной дверью, тупик являлся задними двором какой?то забегаловки, и воздух в нем пропитался едой и помоями. Даже дождь не смог смыть неприятные запахи, заполнявшие маленький переулок. В луже, отражавшей тусклый свет, бился в конвульсиях мужчина, и от его промокшей одежды летели брызги. Он бешено орал, стараясь оттолкнуть от себя сильного невидимого противника, напавшего подло и внезапно. В каждом неловком движении жертвы читалась бесконтрольная паника, и чем больше бедняга катался по мокрому асфальту, тем яростнее к нему присасывался суккуб, вытягивавший энергию до последних капель. Демон, готовый подарить последний смертельный поцелуй, обнял жертву острыми коленями, удушал кривыми узловатыми пальцами и нависал, заглядывая в вытаращенные глаза человека.

Зак, чуть отклонившись, вытянул руки. В воздухе вспыхнула яркая голубая точка, похожая на звездочку, и она стремительно разрасталась в большое световое пятно. Внутри нее закручивались спиралью воздушные потоки.

В зеркальце спортивного купе Филиппа отразился свет чужих фар. Ослепленный на мгновение парень недовольно поморщился, разглядев красный кабриолет блондинки. Та резко затормозила, поравнявшись с его автомобилем, и открыла окно. На хорошеньком личике с пухлыми губами появилась наигранная досада.

Между тем поверженного суккуба медленно и тяжело засасывало внутрь открытого прохода, как будто потусторонняя сила тянула нечисть за шкирку. Демон запрокинул голову, последний раз надрывно завопил, что лопнула лампочка фонаря, и оторвался от жертвы, исчезая в световом круге. В мгновение ловушка захлопнулась, потухнув. Лишь на стене остался черный круг с обожженными краями.

Мужчина на асфальте затих и свернулся в комок, поджав колени к подбородку. Он очнется через пару часов, замерзший, болезненно разбитый и не будет помнить ни мгновения из ночного инцидента. Человеческая память слишком коротка и обладает отличным свойством стирать плохие моменты. Филипп знал лучше всех, ведь в чужих глазах он мог прочитать любое воспоминание, даже самое сокровенное и запрятанное.

С противоположного конца улицы показался серебристый автомобиль Максима. Он затормозил, проскользив по асфальту несколько метров. Увидев расслабленного Филиппа, выстукивавшего по баранке руля ритм орущей в салоне песни, Макс выскочил из машины, злобно хлопнув дверцей, и заорал обиженно:

– Да он мухлюет!!! – Синие глаза блеснули нехорошим огоньком. Дождь контуром огибал его фигуру, не портя пиджака в тонкую полоску.

Фил только пожал плечами без особого сожаления. На его кабриолете, проигранном в прошлом марте, сейчас гоняла блондинка Елизавета.

Из тупичка, пряча самодовольную ухмылку, показался Заккери. По красивому лицу с твердым подбородком и черными бровями, резко контрастирующими со светлыми мокрыми волосами, стекали дождевые тонкие ручейки, похожие на слезы.

– Макс, брат, – сочный голос Заккери напитался торжеством, как его футболка льющей с неба водой, – сегодня я все равно не смогу уехать на двух машинах, но завтра жду ключи.

Последняя летняя ночь подходила к концу.

* * *

– Не понимаю, что за профессия – философ? – Ворчал отец, пока я, собираясь в настоящей панике, металась по квартире.

Пунктуальность не являлась моей добродетелью, с какой стороны не посмотри. Выезжая на встречу за час, я обязательно попадала на нее через два.

Кеды отыскались в ящике для обуви под горой туфель и отцовскими резиновыми сапогами, а плащ вовсе не удалось найти. Жаль, одежда – не мобильный телефон, и по ее номеру не возможно позвонить, чтобы выяснить местонахождение.

– Папа… – Огрызнулась я сквозь зубы, смирившись с тем, что придется надеть осеннюю куртку.

С момента поступления на философский факультет прошли почти три летних месяца, а родитель отказывался понимать мой выбор. Впрочем, умом я тоже отказывалась. После автомобильной катастрофы моя жизнь неслась по неизвестному холодному течению, похожая на легкую одинокую щепку в бурных потоках. Я так и не могла заставить себя вернуться в медицинский институт, откуда забрала документы еще в мае.

Наверное, я слишком сильно ударилась головой о руль, практически не получив других увечий, но

после

меня стали посещать видения. Яркие, четкие, почти материальные картинки короткими вспышками рассказывали о грядущем. Так в один из майских дней, накаченных бредом успокоительных лекарств и больничными запахами, мне привиделся список имен студентов и название факультета. Подавая документы в толпе вчерашних школьников, я чувствовала себя старухой и искренне не понимала, что творю, но решила не разочаровывать поселившихся во мне демонов. Когда сумасшедший слушает внутренний голос, то становится философом поневоле.

– Костик, мы уже обсуждали это. – Мама оторвалась от документов и, тут же встав на мою защиту, осуждающе покосилась на отца через стеклышки лекторских очков. – Не единожды.

Мамаша была готова согласиться на любой сумасшедший проект, памятуя о днях моего безжизненного бездействия, будь то татуировка на руке или поступление на невнятный факультет. Отец снова что?то буркнул под нос и уткнулся в утреннюю газету.

Я глянула в зеркало, пытаясь пригладить торчащие соломой ярко?рыжие волосы, но расческа оказалась бессильна. Прозрачная бледная кожа на худеньком лице с острым подбородком, выступающими скулами и зелеными глазами была покрыта веселыми сочными веснушками, даже на кончике носа имелась парочка. Быть рыжей в черно?белом мире нелегко, но, глядя на моих рыжих родителей, до странности похожих, будто брат с сестрой, становилось понятно, что у их ребенка шанса родиться темноволосым или черноглазым не имелось изначально.

По небу пронесся гром, наверное, последний в этом году. Лампочка тревожно моргнула, жалобно пискнул, выключаясь, компьютер. Всем семейством мы кисло покосились в окно, отороченное темно?зеленой занавеской с золотыми бабочками. За ночь погода испортилась, став по?осеннему хмурой, небо заволокло тучами, и по асфальту забарабанил дождь. Еще зеленые деревья понуро мокли под яростными потоками, а по тротуарам, пузырясь, бежали ручьи.

• Предыдущая
• 2/149
• Следующая