Вещий сон, или Интуиция (СИ) - Чайка София - Страница 17

• Предыдущая
• 17/57
• Следующая

Вика просто обошла очкарика и даже не пригрозила ему расплатой. Ночь с Эдом сделала ее чересчур мягкосердечной, но не умерила аппетит.

Подавив зевок, Виктория подумала, как замечательно было бы сейчас кувыркаться в кровати — и не только в ней — вместе с Эдом, а не выслушивать старую маразматичку.

— …одна в огромной квартире.

Вика встрепенулась после этих слов.

— А ну-ка, Тереза… э-э… — она посмотрела на титульный лист истории болезни, — Вацлавна, повторите еще раз последнее предложение.

— Яна, можно тебя на минутку?

Она делала вид, что не слышит и не видит его, в надежде, что парню рано или поздно надоест ее преследовать. С нее вполне хватило вчерашних обвинений. Кстати, весьма несправедливых.

Яна размышляла над его словами первую половину ночи, отыскивая все новые и новые доводы в свою пользу. Их оказалось предостаточно, но уснуть они ей не помогли. Лучше бы она решилась и таки пригласила к себе Остапа, тогда не было бы настолько обидно. Наверное. Хотя, как знать?

Во второй половине бесконечной ночи ей в очередной раз снился прежний ужасный сон, в котором она чувствовала себя жалкой и беспомощной. Давненько он ее не беспокоил.

Яна проснулась с тупой головной болью и в плохом настроении, и сейчас не собиралась больше ничего и никому доказывать. Пусть думает, что хочет.

Синичка ускорила шаг, стараясь оторваться от Дубовского, но тот с упорством одержимого шел за ней. Не бежать же ей от него, в конце концов? Что подумают о них окружающие? Видимо, ей таки придется выслушать от него очередную порцию нравоучений.

Яна остановилась так резко, что Виталик чуть не сбил ее с ног. Он невольно ухватился за нее, чтобы не свалить на пол.

— Извини.

— За что?

Яна удивилась мрачному спокойствию в собственном голосе. Да и своей смелости тоже. Она, конечно же, понимала, за что Виталик извиняется, но ей хотелось услышать это от него.

— За то, что… толкнул.

Пожалуй, растерянным Дубовского она видела впервые. Обычно этот парень казался достаточно уверенным в себе. А тут — ни привычной широкой усмешки, ни смешинки в глазах, ни легкой развязности типа «вот такой я симпатяшка». Только брови хмурит, да бегающие очи в сторону отводит.

Яна подождала еще мгновение, давая возможность парню извиниться за вчерашнее, но Виталик молчал. Тогда она повернулась к нему спиной и отправилась дальше, но уже медленнее, поскольку на них стали оборачиваться коллеги и больные. Синичка же не любила находиться в центре внимания. Дубовский же пытался идти с ней рядом, приноравливаясь к ее шажкам, но продолжал молчать. Этот мужчина начинал ее раздражать.

Он явно планировал сказать что-то еще, но, видимо, не знал, как это сделать, а Яна не собиралась ему помогать. Никто его за язык не тянул. И хотя со вчерашнего вечера ее злость слегка поутихла, прощать Дубовского без извинений и уговоров она не собиралась.

Синичка пыталась выглядеть невозмутимой, но долговязое, большое тело, передвигающееся мелкими рывками, смотрелось комично. Яна внутренне усмехнулась, но на лице сохранила безразличное выражение.

— Я…

«Ну-ну, продолжай, парень. Извиняться — не самое легкое занятие. К тому же подобное косноязычие — торжество справедливости. Не только одним девушкам заикаться в твоем присутствии».

Подобные размышления еще больше подняли Яне настроение. На мгновение она удивилась собственным ехидным мыслям по отношению не к кому-нибудь, а к своему бывшему кумиру, но затем отмахнулась от сомнений в их правильности. Он заслужил их все до единой, и еще многие сверх того.

— Ты…

«Одни местоимения. Где же глаголы, прилагательные?»

Яна снова остановилась. Она смотрела на Виталика с таким видом, словно все происходящее ей порядком наскучило. Девушка даже сложила руки под грудью. У нее в арсенале, конечно, не наблюдалось силиконовых вершин Виктории, но и ее собственная — небольшая, но высокая, явно произвела на этого мужчину должное впечатление. Вот, оказывается, что с женщиной делают обида и злость — она становится уверенной в себе, жесткой и артистичной.

Виталик смотрел на нее с таким откровенным недоумением и почти восхищением, словно видел впервые, и Яне захотелось рассмеяться в ответ на его удивление, но она сдержалась и лишь слегка приподняла брови, намекая на то, что ожидание слишком затянулось.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — неожиданно выдал Дубовский, продолжая двигаться взглядом по ее телу. Жаль, что раньше он никогда так на нее не смотрел. Теперь же подобные авансы в его исполнении уже не оказывали на Яну ожидаемого воздействия, хотя и тешили ее самолюбие.

Что он спросил? Ах да. А еще говорят, что непоследовательность — женская черта.

— Охмуряю иностранца.

Она бросила эту фразу Дубовскому в лицо и уже собиралась уйти, но он схватил ее за руку, и ей пришлось остаться на месте.

— Зачем… так? Не думал, что ты такая злопамятная и… вообще.

— Вообще? Это то, что ты забыл сказать мне вчера?

— Я ошибался.

— А мне показалось, что ты говорил именно то, что думал.

— Тебе показалось. Я разозлился, когда увидел тебя с ним.

— Почему?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему ты разозлился?

— Ну, как? Ты целовалась с этим пижоном так, что…

— Ты приревновал? Или — что, пожалуй, ближе к истине — тут же вспомнил Викторию и Родзинского, а затем, долго не раздумывая, сравнил меня с ней?

Виталик смущенно переминался с ноги на ногу, а ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться и не перейти на крик. Еще немного, и она превратится в истеричку. Нет уж, дудки.

Яна попыталась незаметно для окружающих отобрать у Дубовского свою руку, но тот не отпускал.

— Я тут подумал. На досуге. Дело не в ней. Не только в ней. Я не собираюсь к ней возвращаться.

— Но и забыть не можешь.

Их взгляды встретились. Мужской взгляд молил ее о понимании. И хотя Яна искренне сочувствовала этому красивому и, в сущности, неплохому парню, но больше не хотела быть лекарем для его болезни под названием «Виктория». Хотя, Виталик, кажется, не собирался этого понимать.

— Могу и забуду. Мне нужна ты. Давай встретимся вечером? Сходим в ресторан или в ночной клуб.

— А ты не планируешь спросить, чего хочу я?

— То есть?

— Вот именно. Ты даже не пытаешься меня понять, узнать, порадовать. Проанализируй свою трогательную, почти душещипательную речь — «я подумал», «я хочу», «я обиделся». Ты даже площадку для встречи выбираешь единолично. А где во всем этом я? Сколько места занимаю? Имею ли право на собственное мнение?

— Со временем ты мне все это расскажешь. Женщины любят поболтать.

— Вот видишь? За многие годы знакомства ты так и не понял, что я не люблю поболтать.

— Но, Яночка…

— Все, с меня достаточно. Я уже устала, а мне сегодня еще дежурить.

Она вырвала руку из его хватки и пошла прочь — как это ни странно, впервые весьма довольная собой. Хотя она почти успокоилась и ее мысли теперь устремлены совсем на другого мужчину, когда Дубовский громко крикнул ей вслед «Я не отступлюсь!», она удовлетворенно улыбнулась.

«Кажется, все спокойно».

Яна обошла почти все отделения, поговорила с медсестрами, осмотрела больных, оставленных под наблюдение дежурного врача. Осталось только приемное отделение, куда она и направлялась, когда услышала возмущенные женские крики. Яна немедленно устремилась на голос.

Медсестра приемного отделения, раскинув руки в стороны и расставив ноги, держала оборону и что-то настойчиво объясняла высокому мужчине в черной кожаной куртке. Он смотрел на довольно высокую женщину с высоты своего немалого роста ничего не выражающим взглядом и молчал. А когда ее крики ему надоели, он просто отодвинул ее в сторону и направился вглубь — по направлению к Яне.

Не то чтобы она испугалась, но надвигающийся на нее человек выглядел опасным. Яна не заметила бы его в толпе, но сейчас, когда он шел ей навстречу, все необычные мелочи его облика казались особенными.

• Предыдущая
• 17/57
• Следующая