Соловей для черного принца (СИ) - Левина Екатерина - Страница 75

• Предыдущая
• 75/158
• Следующая

— Возможно, Роби, возможно… — старик почесал подбородок. — Если он слишком увлекся…

— Бедная, несчастная Эллен! Но ведь должны быть какие-то способы воздействовать на нее!

— Нора надеется, что ты поможешь ей.

— Я? Но как я смогу?

— Как, как, — передразнил меня дед. — Ты же вон какая, как назвала тебя сестрица, «боевая». Общайся с ней почаще…Как вы женщины любите, усядетесь кружочком и ля-ля-ля…

Представить как-то себе это «ля-ля-ля» я не могла, особенно со слабой и изможденной Эллен. Однако спорить с дедом я не стала. Надо попробовать. Может и впрямь у меня получится расшевелить Эллен. Хотя, если честно, я не видела от чего ее надо спасать. Для меня в этом доме она была категорично нормальнее всех остальных.

После ленча, который провела вместе с дедушкой в его комнате, я поднялась на третий этаж, где располагался солярий и спальни Уолтеров. Граф предупредил меня, что за Эллен надо будет зайти иначе сама она никогда не спустится. Когда мы только приехали, граф велел служанке напомнить миссис Уолтер о своем обещании сопроводить меня в часовню. Перед ленчем я переоделась в свою обычную синюю юбку и бело-голубую в полоску блузу только на плечи накинула кашемировую шаль дымчатого цвета.

Спальни Уолтеров были сразу за солярием. Я прошла через него — восхитительную комнату с множеством окон, светлую и солнечную, с диванчиком, круглым столом и разложенным шезлонгом между двух кадушек с фикусами. В простенках между окнами висели многочисленные картинки с пейзажами.

На мой стук вышла служанка, оставив дверь приоткрытой. Она сообщила, что миссис Уолтер плохо себя чувствует и никого не принимает. Я вежливо выразила надежду, что меня то она примет и проскользнула мимо женщины. В спальне было темно из-за задвинутых плотных штор, постель была разобрана и белела откинутым одеялом и простынями. Растопленный камин в углу, высокая ширма, шкаф и комод — обстановка повторяла мою комнату. Только кровать была придвинута к стене, а у камина стояла тахта, укрытая толстым ворсистым покрывалом. На ней сейчас и полулежала Эллен. Несмотря на ее больной вид и влажное полотенце на голове, она была полностью одета. В черное поплиновое платье с белыми кружевами на груди и стоячему воротничку. Черный цвет еще сильнее оттенял ее бледную кожу, в полутьме словно светившуюся призрачным светом. Вязанная из толстой шерстяной нити шаль укутывала плечи. Услышав звук шагов, она приподняла веки.

— Найтингейл… — слабый голос ее сорвался.

Без приглашения я опустилась на стул у стены.

— Эллен вы должны пойти со мной в часовню, — обратилась я к ней, как можно мягче. — Вы же знаете, что если этого не сделаете, леди Редлифф будет безжалостно упрекать вас.

Ресницы женщины затрепетали, и она вздохнула.

— Знаю, но ничего не могу с собой поделать… — она потянулась к переносному столику, уставленному пузырьками и флакончиками с валерианой, камфорным спиртом, настоями девясила и прочими болеутоляющими и тонизирующими средствами. Я вспомнила, что уже видела этот столик. Тогда я пришла в Китчестер, а Эллен лежала в саду на шезлонге. Похоже, столик путешествовал по дому вместе с хозяйкой. Взяв бутылочку и стакан, она принялась капать, отсчитывая капли едва заметно шевеля губами. Руки у нее сильно дрожали. — Мне надо успокоиться, иначе опять начнутся эти ужасные приступы.

Она выпила лекарство и, поморщившись, поднесла к носу нюхательную соль. В это время служанка сняла с ее лба полотенце и, окунув в чашу, стоявшую на комоде, тщательно выжала и вновь уложила на лоб больной.

— О, Найтингейл, ты не знаешь, какие это приступы. Матушка да и все кругом уверены, что я притворяюсь. Но это же смешно. Разве можно шутить с собственным здоровьем.

— Никто не думает, что вы притворщица, — твердо сказала я.

— У меня бывают судороги во всем теле и спазмы в боку, и такие жестокие головные боли и сердцебиение, от которых нет покоя ни днем, ни ночью. А моя астма…она душит меня. Разве такому можно притворяться?

— Ни в коем случае…

Эллен закрыла глаза и откинулась, прижав тыльную сторону ладони к полотенцу. Я не собиралась уступать ей. Я понимала, что весь этот спектакль затеян только с одной целью — не идти в часовню. Ее страхи слишком велики, чтобы противостоять им. Но и я не могла позволить ей размякнуть и впасть в состоянии депрессии, под тяжестью воображаемых недугов.

Вскочив со стула, я прошла к окну и одним резким движением раздвинула шторы. Солнечный свет радостно ворвался, словно расшалившийся котенок в запретную комнату, уставленную корзинами с горками разноцветных клубков. Солнечные лучи пробежали по полу, коснулись столбиков кровати, балдахина, изящных кисточек, перекинулись на комод, шкаф и добрались до тахты, осветив лежавшую на ней черную фигурку. Я услышала, как охнула служанка, запричитав над миссис Уолтер. А сама Эллен только глубоко вздохнула, и с ее губ сорвался легкий стон.

— На улице замечательная погода! — воскликнула я с излишней радостью. — Солнце такое ласковое, теплое! Эллен, вам надо прогуляться, чтобы успокоиться. А не сидеть в этой могильной полутьме. От нее еще пуще озноб пробирает. Хотите, мы с вами пройдемся по саду, посидим в беседке, в ней так покойно, уютно…

— Как заманчиво, — неуверенной улыбкой ответила мне Эллен.

— А потом вы проводите меня до часовни. Я зайду, а вы подождете меня снаружи. А леди Редлифф мы так и скажем, что вы меня проводили туда, ведь ничего большего она не требовала.

Подумав немного, Эллен робко кивнула.

— Да, я не пойду туда. Там сквозняки, жестокие, скверные сквозняки… Знаешь, Найтингейл, они убивают. Еще там сырость и холод, я не хочу простудиться.

— Вы не простудитесь. Даю вам слово!

Наконец, мы спустились в сад и медленно побрели по дорожке. Иногда Эллен останавливалась и, склоняясь к розам, вдыхала их аромат. Она объяснила, что, несмотря на их дурман и терпкий запах, от которого у нее кружится голова, она любит цветы и, когда позволяет здоровье, проводит в саду немного времени. Мы разговаривали, правда «лялякала», как выразился дед, в основном я, а Эллен больше слушала. Она спрашивала меня о моем отце, о его жизни после того, как он покинул Китчестер. Я поведала то, что сама слышала от Мэг или от родителей, рассказывала о нашей жизни в Филдморе. Ей хотелось, как можно больше узнать о кузене, она радовалась за него, за то, что он обрел свое счастье и самостоятельность.

— Как же хорошо, Найтингейл, что твой отец освободился от всего этого! — она указала рукой на величественные стены замка, — Китчестер не довлел над ним. Ни граф, ни кто другой не руководили его жизнью и мыслями. Твоим родителям Господь Бог отмерил мало, но эта короткая жизнь прошла в любви. Я думаю, Эдвард действительно был счастлив вдали отсюда. Потому что тут он бы не видел ничего кроме горя и принуждения.

Я с сочувствием сжала ее руку. Сколько сожаления было в ее словах, сколько печали! Если бы все обернулось по-другому, если бы она вышла замуж за хорошего любящего человека, который увез бы ее из этого дома, подальше от тирании матери, какой бы она стала? Возможно, еще не все потеряно. Возможно, можно вернуть жизнь в эти потухшие глаза.

Пока мы гуляли Эллен немного пришла в себя. Болезненное изнеможение почти исчезло, хотя в ее движениях и голосе все еще чувствовалась слабость. Все же, когда настало время идти в часовню, ее сковало нервное напряжение. Она судорожно тормошила концы шали и постоянно оглядывалась назад, замышляя бегство. Я осталась непреклонной, взяв ее под локоть, при этом она что есть мочи вцепилась мне в ладонь.

Сама бы я точно не нашла эту пресловутую часовню. Мы зашли в дом с парадного входа и, миновав лестницу, а затем пиршественный зал двинулись по коридору в глубь дома. В этот момент я пожалела, что не додумалась взять лампу. Нас обступила кромешная тьма, так как ни окон, ни светильников в коридоре не было.

— Надо было предупредить тебя, — услышала я дрожащий голос Эллен. Она все крепче сжимала мою ладонь, и я почувствовала, как пальцы начали неметь в этих нервных тисках. — Мы пользуемся этим коридором только когда идем в часовню. Это единственный путь.

• Предыдущая
• 75/158
• Следующая