Соловей для черного принца (СИ) - Левина Екатерина - Страница 95

• Предыдущая
• 95/158
• Следующая

— Соскучилась, соловей? — весело спросил он.

— Полагаю, ты и сам в это не веришь!

Он улыбался, как будто был ужасно рад нашей встрече. Я почувствовала себя безрассудно счастливой, потому что поняла, он пошел искать меня, сразу же, как приехал. И не успела я опомниться, как мы уже шли вдоль крепостных стен.

— Почему же, верю, очень даже… Я и сам скучал по тебе, Найтингейл.

— Скучал по мне? — промямлила я.

— Кто же еще способен так усердно демонстрировать благоразумие и неустанно отвергать меня. Всю эту долгую неделю мне так не хватало наших прений, что жажда их толкнула меня на столь непристойный поступок, как скучать по тебе.

Я была сбита с толку искренностью прозвучавшей в его голосе и сердечной шутливостью. Но мне хватило сил не растаять и лукаво заметить:

— Даже не знаю: благодарить ли тебя за комплимент или извиниться за то, что втянула тебя в такое искушение.

— Поступай, как всегда — или почти как всегда, — говори то, что думаешь

— Тогда я помолчу.

Дамьян хмыкнул. Но решил помолчать вместе со мной. В молчании мы вышли из замка, и я непроизвольно оглянулась в ту сторону, где у речки нависал бревенчатый мостик. Дамьян понял меня без слов, и мы направились туда.

— Не следует гулять в одиночестве, — сказал он, когда мы подходили к ивам. — Иногда можно наткнуться на не слишком приятную встречу. Особенно здесь у реки и оврагов.

— Твои дружки промышляют? — вырвалось у меня.

— Угу, и они тоже.

— Тогда мне и тебя следует опасаться.

— Непременно!

Я искоса взглянула на него, Дамьян не сдерживал улыбки.

— А я люблю одиночество. И прогулки в одиночестве. Это прекрасная возможность разобрать бардак в голове, расставить все по полочкам, хорошенько поразмышлять и…

— …подготовиться к битве!

— Да… — я кивнула, он сказал именно то, что я хотела выразить. — Да, именно так — подготовиться к битве. Не важно с кем и когда. Главное быть всегда во всеоружии.

И я вдруг поняла, что мне доставляет огромное удовольствие вот так идти рядом с ним, ощущать запах лошади и дорожной пыли, исходивший от него, и болтать ни о чем. И, никогда бы не подумала, что могу сказать такое, от него исходила какая-то спокойная искренность, словно он оставил всякое притворство и издёвки. Его глаза лучились тихой, непритворной радостью.

В тот момент мне было безразлично даже то, что Дамьян вел со мной игру, пытаясь испугать и внушить вздорные страхи. Для чего ему это? Надеется, что я струшу и сбегу из замка? Но сейчас я не думала об этом, мне было абсолютно все равно. Никогда еще я не ощущала такой легкости, такой свободы с ним. И мне совершенно не хотелось бороться со своими чувствами!

Мы шли вдоль речки по осыпавшемуся комьями глиняному берегу. И разговаривали. Обо всем. Я чувствовала себя легкомысленной, перешедшей все мыслимые границы допустимого, беспечной девчонкой. На жалкие, неуловимые попискивания, какие издавало мое здравомыслие, отброшенное куда-то далеко за пределы внимания, не отзывалась ни одна частичка моей души.

Дамьян вел по берегу, подавал руку, когда ямы или ветвистые коряги преграждали нам путь, и я без трепета и смущения, как будто делаю это тысячу раз на дню, прикасалась к нему. Один раз он внезапно замер и, приложив палец к губам, издал тихое «тс-с-с», а затем указал на воду, где у самого берега, спрятавшись под плоским листом плавуна, чуть топырившимся острой горкой, торчала из воды мордочка выдры. Стараясь не спугнуть ее, он медленно наклонился, выискал маленький катышек глины и бросил его, аккуратненько рядом с листом. Выдра вздрогнула и тут же с всплеском нырнула в воду, показав нам на прощание лоснящийся хвост.

И, конечно же, не могло быть такого, чтобы мы не заговорили о Китчестере.

— Он будто Кносский лабиринт, — сказала я. — Стоит только ступить в темный проход, как начинаешь блуждать по множеству коридорчиков, переходов, лестниц…И повсюду прошлое…

— Оно то и убивает Китчестер!

— Мне казалось, тебе нравится, что в замке с такой тщательностью хранят дух времен.

— Вот именно, слишком тщательно, — мрачно отозвался Дамьян. — Эта тщательность уже давно стала больным наваждением. Можно хранить прошлое, но не превращать его в погибель.

— Погибель для чего? Для Китчестера?

— Скажи на милость, зачем нужны гниющие гобелены? — воскликнул он, не скрывая горечи. — Разве ты не замечала изъеденных прелью дыр, пятен плесени и…да мало еще чего на особенно древних обивках? Вечная сырость, прелость, гниль — все это сжирает и замок, и нас вместе с ним. То же самое с мебелью! Нет, не со всей, большинство еще пригодна. Но есть, например, кресла, которые давно пора сжечь! Но нет же! Вместо этого кладут горы подушек, чтобы развёдшаяся там из-за сырости живность не отравляла восхищенные взоры!

— Зачем ты это сказал! Теперь я не смогу спокойно смотреть на гору подушек.

— Не беспокойся, старики еще не совсем впали в маразм. Они не используют эту мебель. Ею только создают общий вид и тот самый дух, какой так дорог им. Для этих же целей они не ремонтируют сгнившие полы, лестницы, деревянную обшивку стен…

— Но как же им это делать, если нет денег!

— Все у них есть, Найтингейл! Этот старик далеко не дурак, но тот еще лентяй и хитрец. Он, как и все Китчестеры, ничего не делает сам и за свой счет. Все заботы перекладывает на чужие плечи. В данном случае на мои!

— А когда-то хотел переложить на плечи сына, — задумавшись над его словами, заметила я. — Но тот захотел жить своей жизнью, а не ходить в прислугах у отца.

— Ему нравиться гордиться замком, демонстрировать свое преклонение перед ним. Но он ничего, ничего не желает делать, чтобы сохранить его. Одни никчемные разговоры, да надежды, что кто-то придет, да все сделает. Ты видела документы?

— Еще нет. Только завтра дед начнет знакомить меня с ними.

— Обрати внимания на суммы с аренд и суммы, что тратятся на замок. Граф может позволить тратить больше на уход и ремонт, хотя бы поверхностный. Из-за этого они не стали бы жить впроголодь. Но старику нет никакого дела — залатали ли дыры на лестницах, очищают ли от копоти стены, вытрясают ли грязь и личинок из ковров, гобеленов и мебели… На моей памяти в замке ни разу не было масштабной уборки — а ведь именно эта грязь и убивает замок. Да этим пластам грязи столько же лет, сколько и Китчестеру! Сомневаюсь, что предкам графа было больше дела до элементарного ухода за замком. Они также неприкосновенно хранили прошлое!

— Поэтому старик и приютил тебя. Он сам признавался мне, что видит в тебе единственного, кто сможет возродить Китчестер.

— Он видит во мне собачку, Найтингейл. Собачку, которая ради косточки, готова вертеться, кусая свой собственный хвост, и прыгать через голову.

— А косточка — это Китчестер? — поддела я его против воли, хотя сама была озадачена тем неподдельным сожалением, сквозившим в его словах.

Он как будто открывался передо мной, хотел, чтобы я поняла, что по-настоящему твориться в его душе. Но уже в следующий миг Дамьян отвел глаза! Его лицо окаменело. Как будто ему неловко, как будто донельзя стыдно, за то, что он впервые в жизни с кем-то разделил свои переживания. И искренность, слишком скоротечную, сменила обычная для него насмешливость.

На следующий день я, в самом деле, обратила внимания на подсчеты в расходно-приходных книгах. Судя по цифрам, граф Китчестер несомненно мог позволить себе более основательную заботу о замке. Однако когда я поинтересовалась, почему никакие работы не велись и не ведутся, он сослался на отсутствие солидных средств, которые требуются для серьезного ремонта.

— А латать дырки — что? Пустая забава! Только денежку терять, а заплатка через день другой в негодность придет. И потом, кто ж гнильё латает — менять надо подчистую. А на такое дело — финансов нет. Вот и приходиться перебиваться.

Похоже, Дамьян безошибочно распознал стариковскую суть. Граф одним властным жестом отверг все мои дальнейшие попытки поговорить на эту тему. А после, поняв, что я не приняла его объяснения и сдерживаю негодование, сварливо прокаркал:

• Предыдущая
• 95/158
• Следующая