Пока я жива (Сейчас самое время) - Даунхэм Дженни - Страница 43

• Предыдущая
• 43/46
• Следующая

После похорон сходите в паб пообедать. На моем банковском счету есть двести шестьдесят фунтов. Я хочу, чтобы вы их потратили. Нет, серьезно — обед за мой счет. И обязательно закажите десерт-тягучий пудинг с тоффи, шоколадный торт, пломбир с сиропом, фруктами и орехами, что-нибудь ужасно вредное. Если хочешь, напейся (только не напугай Кэла). Потратьте все деньги.

А потом, спустя какое-то время, жди от меня вестей. Быть может, я напишу на запотевшем зеркале, когда ты будешь принимать душ, или стану шелестеть листвой яблони, когда ты выйдешь в сад. Или просто тебе приснюсь.

Навещай мою могилу, когда сможешь, но не вини себя, если это не всегда получается Или если вы переедете и до кладбища будет слишком долго добираться. Летом там очень красиво(посмотри на сайте). Приезжайте туда на пикник и посидите со мной.

Ладно. Это все.

Я тебя люблю.

Целую.

Тесса.

— Я буду единственным парнем в школе, у которого умерла сестра. — Классно. Тебе перестанут задавать домашнюю работу, и все девчонки в тебя влюбятся.

Кэл обдумывает мои слова. — А я все еще буду твоим братом? — Конечно. — Но ведь ты об этом не узнаешь. — Еще как узнаю! — Ты будешь повсюду мне являться? — А тебе этого хочется?

Кэл нервно улыбается: — Наверно, мне будет страшно. — Тогда не буду.

Кэлу не сидится на месте. Он мерит комнату шагами от кровати до шкафа. После больницы в наших отношениях что-то изменилось. Нам уже не так легко шутить. — Кэл, если хочешь, выброси телек из окна. Мне так это очень помогло. — Не хочу. — Тогда покажи мне фокус.

Он убегает, чтобы взять все необходимое, и возвращается в своем особом черном пиджаке с потайными карманами. — Смотри внимательно.

Кэл связывает углами два носовых платка, прячет в кулаке, потом медленно разжимает палец за пальцем. Платки исчезли. — Как ты это сделал?

Он качает головой, постукивая по носу волшебной палочкой: — Фокусники никогда не раскрывают своих секретов. — Покажи еще раз.

Вместо этого Кэл тасует колоду и раскладывает карты: — Выбери одну, запомни, но мне не говори.

Я выбираю пиковую даму и прячу в колоду. Кэл снова раскладывает карты, на этот раз лицевой стороной вверх. Дамы нет. — Кэл, ты молодец.

Он плюхается на кровать: — Еще нет. Вот бы сделать что-то большое и страшное. — Если хочешь, распили меня пополам.

Он ухмыляется и тут же заливается слезами, сперва молча, а потом навзрыд. Насколько я помню, плачет он второй раз в жизни. Значит, ему это действительно нужно. Мы оба делаем вид, будто с этим ничего нельзя поделать, как с кровотечением из носа, и его чувства тут не при чем. Я обнимаю Кэла и прижимаю к себе. Он всхлипывает у меня на плече; его слезы мочат мою пижаму. Мне хочется слизнуть их. Настоящие, живые слезы. — Кэл, я люблю тебя.

Это так просто. Я рада, что сказала ему об этом, хотя от моих слов Кэл разревелся в десять раз сильнее.

Пункт тринадцать: обнять братишку, когда за окном опускаются сумерки.

Адам залезает ко мне в кровать. Он натягивает одеяло до подбородка, будто замерз или боится, что на голову ему рухнет потолок. — Завтра твой папа купит раскладушку и поставит ее здесь для меня, — сообщает он. — Ты больше не будешь спать со мной в одной постели? — Вдруг тебе самой этого не захочется? Что, если тебе не захочется, чтобы к тебе прикасались? — А если захочется? — Тогда я тебя обниму.

Но он напуган. Я вижу по его глазам. — Ладно, я тебя отпускаю. — Тс-с-с. — Нет, правда. Ты свободен. — Я не хочу быть свободен. — Он наклоняется и целует меня. — Если я тебе понадоблюсь, разбуди меня.

Он быстро засыпает. Я лежу с открытыми глазами и слушаю, как по всему городу гасят свет. Шепчут «спокойной ночи». Сонно скрипят пружины матрасов.

Я нашариваю руку Адама и крепко стискиваю.

Я рада, что существуют ночные портье, медсестры и дальнобойщики. Меня утешает мысль, что в других странах, в других часовых поясах женщины полощут в руках белье, а дети ручейками стекаются к школе. Где-то в мире в это мгновение какой-нибудь мальчишка взбирается на гору под веселый звон колокольчика на шее у козленка. Я очень этому рада.

Зои шьет. Я понятия не имела, что она умеет шить. На ее коленях разложена лимонно-желтая распашонка. Зои вдевает нитку в иголку, оборачивает нитку вокруг смоченного слюной пальца и завязывает узелок. Кто ее этому научил? Я не свожу с нее глаз, а Зои шьет, словно всегда этим занималась. Собранные на затылке светлые волосы открывают нежный изгиб шеи. Зои сосредоточенно закусила нижнюю губу. — Живи, — прошу я. — Ты ведь будешь жить, правда?

Она быстро поднимает на меня глаза и слизывает с пальца яркую капельку крови. — Черт! — выдыхает Зои. — Не знала, что ты проснулась.

Я хихикаю. — Ты цветешь. — Я жирная! — Она привстает на стуле и в доказательство выпячивает живот. — Я размером с медведя.

Как бы я хотела быть ребеночком в ее животе. Быть маленькой и здоровой.

Не рассказывай дочери, что планета гибнет. Показывай ей только прекрасное. Береги ее, заботься о ней, несмотря на то что твои родители не смогли позаботиться о тебе. И никогда не связывайся с парнем, который тебя не любит.

— Как ты думаешь, когда родится ребенок, ты будешь скучать по своей прежней жизни?

Зои бросает на меня серьезный взгляд: — Оделась бы ты, а? Вредно целый день сидеть в пижаме.

Я откидываюсь на подушки и оглядываю углы комнаты. В детстве мне всегда хотелось жить на потолке. Мне казалось, там чисто и пусто, как на румяной корке пирога. Теперь же потолок напоминает мне простыню. — Мне неловко, что я тебя подвела. Я не смогу сидеть с твоим ребенком. Ничего не смогу.

Зои отвечает: — На улице очень хорошо. Давай я попрошу твоего папу или Адама отнести тебя в сад?

На лужайке дерутся птицы. Голубое небо окаймляют рваные облака. Шезлонг теплый, будто часами стоял на солнце.

Зои читает журнал. Адам гладит мою ногу через носок. — Ты только послушай, — говорит Зои. — Эту чушь выбрали лучшей шуткой года.

Пункт четырнадцать, шутка. — Мужчина приходит к доктору и говорит: «У меня в заднице застряла клубника». «Прекрасно, — отвечает доктор, — у меня где-то были взбитые сливки».

Я заливаюсь смехом. Я похожа на хохочущий скелет. Нас послушать-Адама, Зои, меня — все равно что пытаться влезть в дом через окно. Не знаешь, какого ждать подвоха.

Зои кладет мне на руки младенца: — Ее зовут Лорен.

Она пухлая, липкая и пускает молочные слюнки. От нее приятно пахнет. Она сучит рукавами, хватая воздух. Крохотные пальчики с полумесяцами ноготков цапают меня за нос. — Привет, Лорен.

Я говорю ей, какая она большая и умная. Я болтаю всякие глупости, которые, как мне кажется, нравится слышать младенцам. Лорен смотрит на меня бездонными глазами и широко зевает. Я вижу ее розовый ротик. — Ты ей нравишься, — замечает Зои. — Она тебя узнает.

Я прижимаю Лорен Тессу Уокер к своему плечу и глажу по спинке. Слушаю ее сердечко. Оно бьется уверенно и точно. Девочка невероятно теплая.

Под яблоней танцуют тени. Сквозь листву сочится солнце. Где-то далеко жужжит газонокосилка. Зои по-прежнему читает журнал. Увидев, что я проснулась, она бросает его на траву. — Ты так долго спала, — говорит Зои. — Мне приснилось, что Лорен уже родилась. — Ну и как она, красивая? — Еще бы.

Адам поднимает на меня взгляд и улыбается: — Привет, — произносит он.

По дорожке идет папа. Он снимает нас на видеокамеру. — Не надо, — прошу я, — это ужасно.

Он уносит камеру в дом, возвращается с картонной коробкой, ставит ее у калитки и срезает увядшие листья. — Пап, посиди с нами.

• Предыдущая
• 43/46
• Следующая