Империя серебра - Иггульден Конн - Страница 48
- Предыдущая
- 48/103
- Следующая
И вот однажды весенним утром Субэдэй собрал своих самых старших – тысячников и темников – на лугу возле озера, изобилующего дичью. Все утро следопыты ловили без счета птиц в сети или сбивали их для забавы влет. Женщины в станах ощипывали птиц для вечерней жарки, от чего на траве, порхая поземкой, образовались целые сугробы из пуха и перьев.
Бату с тщательно скрываемым любопытством наблюдал, как Субэдэй выводит вперед одного из своих самых сильных воинов, лица которого не видно из-за глянцевитого железного шлема. Все его доспехи были добыты к западу от здешних мест. Конь воина, и тот казался чудищем – черный, будто ночь, и в полтора раза крупнее монгольских гривастых лошадок. Как и воин, он был облицован броней, от пластин вокруг глаз до юбки из толстой кожи и металла, защищающей круп от стрел.
Кое-кто из собравшихся поглядывал на скакуна с жаднинкой в глазах, но у Бату этот зверь вызывал лишь усмешку. При всем своем размере, с эдакой массой доспехов он наверняка медлителен и неповоротлив – по крайней мере, в порыве и толчее боя.
– Вот с чем мы столкнемся, когда двинемся на запад, – объявил Субэдэй. – Воины в таких железных клетках – самая грозная сила на поле боя. По словам христианских монахов в Каракоруме, они неостановимы в броске, а вес металла и кожи на них губителен, ибо сокрушает все, что только можно.
Командиры неуютно заерзали, не зная, верить ли столь дико звучащему предположению. Под их зачарованными взглядами Субэдэй подвел свою лошадь поближе к грозному чудищу. Рядом с воином и тем конем он смотрелся карликом. Вот Субэдэй, держа свою лошадь за поводья, повел ее по кругу мимо коня.
– Поднимай руку, когда меня видишь, Тангут, – сказал он.
Вскоре смысл его слов дошел до всех. Обзор в шлеме составлял лишь узкую полоску спереди.
– Даже с поднятым забралом ему ничего не видно ни сбоку, ни сзади, – пояснил Субэдэй. – А все это железо затрудняет движения.
Субэдэй потянулся и постучал воина кулаком по нагруднику. Тот загудел, как колокол.
– Грудь его хорошо защищена. Под доспехом находится рубашка, сделанная из железных колец. Примерно такой же цели служат наши рубахи из шелка, только эта предназначена для защиты скорее от мечей и топоров, чем от стрел.
Субэдэй махнул юноше, который держал длинное копье. Юноша тотчас подбежал к воину в доспехах и, топнув от усердия ногой, вручил ему копье.
– Вот как они используются, – сказал Субэдэй. – Как и наша тяжелая конница, они мчатся во весь опор на врага. В броске на их доспехах нет ни щелей, ни зазоров.
Он кивнул Тангуту, и тот, позвякивая своим неуклюжим металлическим панцирем, на глазах у всех тронул коня мелкой рысью.
В паре сотен шагов всадник развернул своего тяжелого коня, и зверь, встав на дыбы, прижал уши. Тангут дал шпоры, и тогда конь ринулся вперед, топоча здоровенными копытами. Было видно, что при наклоне конской головы доспех грудной и головной части сходится вместе, образуя непробиваемый щит. Острие низко опущенного копья зловеще крутилось в воздухе, целя Субэдэю в грудь.
Бату поймал себя на том, что затаил дыхание, и мысленно себя упрекнул: надо же, подпал под чары Субэдэя. Теперь он хладнокровно наблюдал за тем, как воин кидает коня в полный галоп и как покачивается смертоносное тяжелое копье. Копыта гремели, и Бату вдруг представилось, как по полю боя несется строй таких всадников. От этой мысли он нервно сглотнул.
Субэдэй на своей лошадке метнулся вбок. Всадник попытался перестроиться, но из-за громоздких доспехов не успел и на всем скаку пролетел мимо.
А багатур тем временем проворно поднял лук и прицелился. Перед коня был защищен так же хорошо, как и всадник. Гребень доспеха покрывал даже гриву, но в нижней части конская шея была гола и открыта.
В конскую плоть вонзилась стрела Субэдэя, и животное пронзительно заржало, роняя из ноздрей яркие кровяные брызги.
– Для хорошего лучника с боков они не защищены! – прокричал сквозь шум багатур.
Гордости в его голосе не было: такой выстрел вполне по плечу любому из присутствующих. Воины заулыбались: столь мощный враг, а и то бессилен перед быстротой и стрелами.
Все слышали надсадное страдальческое ржание: конь в муке мотал головой туда-сюда. Вот он медленно пал на колени, и воин сошел с него. Копье он бросил, а взамен него вынул длинный меч и стал приближаться с ним к Субэдэю.
– Чтобы одолеть этих латников, мы должны вначале убивать их лошадей, – продолжал Субэдэй. – Их доспехи приспособлены для натиска и прекрасно отражают стрелы, пущенные спереди. Все в них создано для атаки, но, спешенные, эти воины подобны черепахам, такие же медлительные и неповоротливые.
В подтверждение своих слов багатур взял толстую стрелу с длинным стальным острием – вещь довольно жуткая, гладкая и отполированная, без замедляющих скорость шипов.
Завидев эти телодвижения, приближающийся воин слегка замешкался. Он не знал, как далеко Субэдэй готов зайти с этим своим показом, но военачальник мог быть равно безжалостен и с тем, кто перед ним спасует. Так что после момента нерешительности воин продолжил надвигаться, стараясь быстрее переступать своими закованными в доспехи руками и ногами, а мечом делая замах.
Субэдэй ткнул коленями лошадь, и та грациозно отскочила за пределы досягаемости меча. Багатур снова нацелился, чувствуя при натягивании тетивы – сильном, до самого уха, – тугую мощь своего лука. Буквально в нескольких шагах он отпустил тетиву, цепко проследив, как та воткнулась в одну из боковых лат.
Воин рухнул с металлическим лязгом. Стрела засела глубоко в доспехе, снаружи торчало лишь оперение.
– Сила у них в одном, – с улыбкой заключил багатур. – В строю, передом к врагу. Если мы дадим им эту силу использовать, они сметут нас, как серп сметает колосья. А вот если мы рассеемся и заманим их в засаду, будем делать ложные отступления и окружать с боков, то они сделаются перед нами беззащитны, как дети.
Двое Субэдэевых слуг потащили умирающего воина прочь, пыхтя и сгибаясь под такой непомерной ношей. На расстоянии они сняли с него доспехи, открыв пронзенное стрелой тело в кольчуге. Чтобы высвободить лату и отнести ее Субэдэю, стрелу пришлось обломить.
– По словам хвастливых христиан, желавших нас напугать, эти латники вот уже сотню лет не имеют себе равных на поле боя. – Багатур поднял лату, и всем стала видна аккуратная дырочка, через которую пробивался солнечный свет. – Мы не можем оставлять позади себя или сбоку крупные силы врага или города, однако если это лучшее, чем они располагают, то, я думаю, мы их удивим.
Тут все подняли свои мечи и луки и начали в ликовании выкрикивать имя Субэдэя. Это делал и Бату, стараясь не стоять особняком. Он увидел, как Субэдэй скрытно мазнул по нему взглядом. Приметив, что молодой темник радуется наряду с остальными, он удовлетворенно улыбнулся. Ладно, пускай радуется. Войско монголов крепко, и Субэдэй им нужен затем, чтобы вести за собой против огромных конных армий – все дальше на запад, в сторону тех закованных в железо истуканов. Люди, подобные Субэдэю, для Бату свое отжили. Так что его пора придет естественным образом; торопить события нет ни нужды, ни смысла.
На берегу Амударьи Чагатай построил летний дворец – символ западной оконечности империи, к югу простирающейся до самого Кабула. В качестве площадки для строительства он выбрал высокий гребень над рекой, где всегда, даже в самые жаркие месяцы, дует прохладный ветерок. Местное солнце пропекло чингизида досуха и дотемна, словно выпарив из тела всю влагу и оставив лишь жесткую сердцевину, будто у растущего в пустыне дерева. Как родич великого хана, Чагатай ныне повелевал Бухарой, Самаркандом и Кабулом, со всеми их богатствами. Люди здесь уже давно научились уживаться с летним зноем, попивая прохладные напитки и самые жаркие дневные часы проводя в дремоте. В этих городах Чагатай завел себе почти сотню новых жен, из которых многие уже успели родить ему сыновей и дочерей. Приказ Угэдэя о взращивании новой армии он истолковал буквально и теперь услаждался звуками младенческого плача из детских комнат собственного сераля. Для своей коллекции красивых женщин он даже выучил новое слово, которого в его родном языке не имелось в наличии.
- Предыдущая
- 48/103
- Следующая
