Пьесы - Лорие Мария Федоровна - Страница 94

• Предыдущая
• 94/118
• Следующая

ЧАСОВОЙ. Не люблю я эти новомодные пьесы. В них ни слова не понять. Одни разговоры. Вы бы лучше дали мне пропуск на «Испанскую трагедию»[2].

НЕИЗВЕСТНЫЙ. «Испанскую трагедию» показывают за деньги, приятель. Вот получите. (Дает ему золотой.)

ЧАСОВОЙ (потрясен). Золото! О сэр, вы платите лучше, чем ваша смуглая леди.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Женщины бережливы, мой друг.

ЧАСОВОЙ. Истинная правда, сэр. Да еще примите во внимание, что даже самый щедрый человек старается заплатить подешевле за то, что он покупает ежедневно. Этой леди чуть ли не каждый вечер приходится дарить что-нибудь часовому.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (бледнеет). Это ложь.

ЧАСОВОЙ. А вот вы, сэр, готов поклясться, и два раза в год не пускаетесь в такое приключение.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Презренный! Ты что же, хочешь сказать, что моя смуглая леди не в первый раз так поступает? Что она и другим назначает свидания?

ЧАСОВОЙ. Помилуй вас бог, как вы простодушны, сэр! Неужели вы думаете, что, кроме вас, нет красивых мужчин на свете? Веселая леди, сэр, уж такая вертихвостка! Да будьте спокойны: я не допущу, чтобы она водила за нос джентльмена, который дал мне золотой, ведь я их раньше и в руках не держал.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Друг мой! Не странно ли, что мы, зная, как лживы все женщины, все же удивляемся, когда оказывается, что наша шлюха не лучше остальных?

ЧАСОВОЙ. Не все, сэр. Много есть и порядочных.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (убежденно). Нет, все лживы. Все. Если вы это отрицаете, вы лжете.

ЧАСОВОЙ. Вы судите по тому, какие они при дворе, сэр. Вот там поистине можно сказать о ничтожности, что название ей – женщина.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (опять достает таблички). Прошу вас, повторите, что вы сказали: вот это, насчет ничтожности. Какая музыка!

ЧАСОВОЙ. Музыка, сэр? Видит бог, я не музыкант.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. У вас в душе живет музыка; это нередкое явление среди простых людей. (Пишет.) «Ничтожность, женщина тебе названье!» (Повторяет, смакуя) «Женщина тебе названье».

ЧАСОВОЙ. Ну что ж, сэр, всего четыре слова. Разве вы собиратель таких вот пустейших пустяков?

НЕИЗВЕСТНЫЙ (живо). Собиратель… (Захлебывается.) О! Бессмертная фраза! (Записывает ее.) Этот человек более велик, чем я.

ЧАСОВОЙ. У вас та же привычка, что у милорда Пэмброка, сэр.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Очень возможно. Он мой близкий друг. Но что вы называете его привычкой?

ЧАСОВОЙ. Сочинять сонеты в лунные ночи; да еще той же самой леди.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Не может быть!

ЧАСОВОЙ. Вчера вечером он был по тому же делу, что и вы, и в таком же огорчении.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. И ты, Брут! А я считал его другом!

ЧАСОВОЙ. Так всегда бывает, сэр.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Так всегда бывает. Так всегда бывало. (Отворачивается, подавленный.) Два веронца. Иуда! Иуда!

ЧАСОВОЙ. Неужели он настолько вероломен, сэр?

НЕИЗВЕСТНЫЙ (к нему вернулось обычное его спокойствие и человечность). Вероломен? О нет. Он просто человек, приятель, – просто человек. Когда мы обижены, мы ругаем друг друга, как малые дети. Вот и все.

ЧАСОВОЙ. Да, да, сэр. Слова, слова, слова. Все ветер, сэр. Наполняем желудки свои восточным ветром, сэр, как говорится в писании. Так каплуна не откормить.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Хороший ритм. Разрешите… (Записывает.)

ЧАСОВОЙ. А что это за штука – ритм, сэр? Я о ней никогда не слышал.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Такая штука, с помощью которой можно править миром, друг.

ЧАСОВОЙ. Чудно вы говорите, сэр, не во гнев вам будь сказано. Но вы мне нравитесь, вы очень учтивый джентльмен; бедного человека так и тянет к вам, – чувствуется, что вы не прочь поделиться с ним мыслями.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Это мое ремесло. Но – увы! – мир отлично обходится без моих мыслей.

Дверь дворца отворяется изнутри, на террасу ложится полоса света.

ЧАСОВОЙ. Вот и ваша леди, сэр. Я пойду в обход. Можете не торопиться: без предупреждения не вернусь, если только мой сержант не накроет меня. Сержант проворный, сэр, и с крепкой хваткой. Доброй ночи, сэр, желаю счастья! (Уходит.)

НЕИЗВЕСТНЫЙ. «С крепкой хваткой»! «Сержант проворный»! (Словно пробуя спелую сливу.) О-о-о! (Записывает.)

Леди, в темном плаще, ощупью выходит из дворца и идет по террасе; она спит.

ЛЕДИ (трет руки, как будто моет их). Прочь, проклятое пятно! Вы мне все измажете этими белилами и притираньями. Бог дал вам одно лицо, а вы делаете себе другое. Думай о смерти, женщина, а не о том, чтобы приукрашать себя. Все ароматы Аравии не отмоют добела эту руку наследницы Тюдоров.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. «Все ароматы Аравии»! «Приукрашать»! Целая поэма в одном только слове. И это моя Мария? (Обращаясь к леди.) Почему вы говорите не обычным своим голосом и в первый раз ваши слова звучат как поэзия? Вы захворали? Вы движетесь как мертвец, восставший из могилы. Мария! Мария!

ЛЕДИ (как эхо). Мария! Мария! Кто бы подумал, что в этой женщине так много крови! Разве моя вина, что мои советчики нашептали мне кровавые дела? Фи! Будь вы женщинами, вы догадались бы поберечь ковер, а то посмотрите, какие мерзкие пятна. Не поднимайте ее за голову: волосы-то фальшивые. Говорю вам еще раз: Мария погребена, она не встанет из могилы. Я не боюсь ее; с этими кошками, которые лезут на трон, когда им место только на коленях у мужчин, разговор должен быть короткий. Что сделано, то сделано. Прочь, говорю я. Фи! Королева – и вся в веснушках!

НЕИЗВЕСТНЫЙ (трясет ее за плечо). Мария, послушай! Ты спишь?

Леди просыпается, вздрагивает и чуть не теряет сознание. Неизвестный подхватывает ее.

ЛЕДИ. Где я? Кто это?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Смилуйтесь, умоляю вас. Я все время принимал вас за другую. Я думал, что вы моя Мария, моя любовница.

ЛЕДИ (вне себя). Какая дерзость! Как вы смеете?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Не гневайтесь на меня, миледи. Моя любовница на редкость порядочная женщина. Но говорит она не так хорошо, как вы. «Все ароматы Аравии» – это было хорошо сказано. Произнесено с прекрасной интонацией и отменным искусством.

ЛЕДИ. Разве я сейчас беседовала с вами?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ну да, прекрасная леди. Вы забыли?

ЛЕДИ. Я спала.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Никогда не просыпайтесь, о волшебница; ибо когда вы спите, ваши слова текут, как мед.

ЛЕДИ (величественно и холодно). Ваши речи дерзки. Знаете ли вы, с кем вы разговариваете, сэр?

НЕИЗВЕСТНЫЙ (не смущаясь). Нет, не знаю и не хочу знать. Вероятно, вы состоите при дворе. Для меня существуют только два рода женщин: женщины с чудесным голосом, нежным и звучным, и кудахтающие куры, которые бессильны вдохновить меня. Ваш голос бесконечно красив. Не жалейте, что вы на короткое мгновенье усладили меня его музыкой.

ЛЕДИ. Сэр, вы слишком смелы. На миг умерьте ваше изумленье и…

НЕИЗВЕСТНЫЙ (жестом останавливает ее). «На миг умерьте ваше изумленье»…

ЛЕДИ. Грубиян! Вы смеете меня передразнивать?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Это музыка. Разве вы не слышите? Когда хороший музыкант поет песню, разве вам не хочется петь ее еще и еще, пока вы не уловите и не запомните ее дивную мелодию? «На миг умерьте ваше изумленье». Бог ты мой! В одном этом слове «изумленье» – целая повесть человеческого сердца. «Изумленье»! (Берет таблички.) Как это? «На час оставьте ваше восхищенье…»

ЛЕДИ. Очень неприятное нагромождение шипящих. Я сказала: «На миг умерьте…»

НЕИЗВЕСТНЫЙ (поспешно). На миг, да, конечно, на миг, на миг, на миг! Будь проклята моя память, моя несчастная память! Сейчас запишу. (Начинает писать, но останавливается, так как память изменяет ему.) Но как же получалось это нагромождение шипящих? Вы очень правильно это заметили; даже мой слух уловил его, пока предательский мой язык произносил эти слова.

• Предыдущая
• 94/118
• Следующая